Говоря о бунте, необходимо при этом определить, что же под этим термином подразумевало дореволюционное право и как к народному восстанию относится право нынешнее, демократическое. Между тем это принципиально, особенно если учесть, что в разговоре о Пугачёвщине важен не столько рассказ о событиях, сколько попытка понять, а что же это на самом деле было? Для начала короткая справка по словарю Брокгауза – Ефрона: «Бунт (от немецкого Вund – соединение, союз, связка) – уголовно-правовой термин, обозначающий вообще насильственное посягательство на власть и существующий порядок правления». Закон от 4 июня 1874 года уточняет сказанное более подробно, в том числе замечает, что это «умысел ниспровергнуть правительство» и, что важнее всего, умысел «переменить образ правления».

Если следовать этой формулировке, то можно легко обнаружить «бунтарей» и среди коронованных особ. Вспомнить хотя бы перевороты, организованные Елизаветой Петровной и Екатериной II. Обе дамы на официальную власть в государстве «посягали» неприкрыто, да ещё и «насильственно». А Александр I в обстановке полной конспирации готовился дать стране конституцию. Правда, так и не решился. Однако то, что «умышлял переменить образ правления», – факт исторический. Да и к власти он пришёл, переступив через труп собственного отца, Павла I. При этом ни одному тогдашнему юристу и в голову не пришло обвинять эту славную троицу в бунте. Только историк Василий Ключевский в своих личных дневниках, то есть не для печати, осмелился назвать двух императриц «воровками власти».

Был ли бунтарём Пугачёв? С тогдашней точки зрения – безусловно. Вот только ему, в отличие от царственных особ, это стоило головы.

Что же касается современного права, то демократическая конституция просто обязана включать в себя право народа на восстание. Есть это, кстати, и в российской Конституции, только её надо уметь правильно читать. Ёмкая формулировка в преамбуле Основного Закона «мы, народ…» является дайджестом принципов, сформулированных ещё Томасом Джефферсоном в знаменитой Декларации независимости 1776 года. Именно здесь заключён важнейший принцип «правления народа, через народ и для народа». А это значит, что воля народа важнее воли президента и правительства.

Есть это и в российских учебниках Из подобного рода формулировок («мы, народ…») «ясно вытекает право народа на свержение тиранической власти, если она нарушает его естественные права и основывается на насилии. В этом подлинный, хотя и скрытый, смысл принципа народного суверенитета». Не верите – читайте современный учебник конституционного права.

Так что это только согласно старому царскому праву восстание Пугачёва – бунт, а вот современный (и, разумеется, независимый от властных структур) судья, знающий всю историю российского самодержавия и жестокие реалии крепостного права, глядишь, и был бы к атаману значительно мягче.

Но это буква закона, а как быть с жизнью? Куда денешь жутковатые «детали» Пугачёвщины? С дикими сценами расправ, изнасилований и грабежей. Самый что ни на есть «беспощадный» бунт. Но вот опять всё тот же вопрос: а действительно ли «бессмысленный»?

Это правда, что на самом начальном этапе перед заговорщиками стояла довольно скромная задача: удрать с награбленным куда-нибудь в Турцию. Но по мере накопления сил в головах у бунтовщиков начала маячить и другая география – а не двинуть ли на Москву, и совершенно другая задача – не уйти от преследования, а, наоборот, наступать, чтобы «переменить в России образ правления». Закономерно спросить: переменить на что?

Заглянем в статью о Пугачёвщине, опубликованную в дореволюционной «Большой энциклопедии»: «Пугачёв уже распоряжался, как имеющий власть. "Бояре, – говорил он, – у меня не будут владеть землёю, а пусть живут на жалованье"».

Впрочем, эта мысль очень быстро трансформировалась у Пугачёва в призыв: расправляться со знатью любыми способами. Логику диктовала сама драка. Наконец, ни боярское, ни дворянское сословия в государство, придуманное Емельяном Пугачёвым, просто не вписывались. Примерно так же, как позже не вписывалась в пролетарское государство Маркса – Ленина – Сталина буржуазия.

Читаем энциклопедию далее: «Обращая всех в казаков, он (Пугачёв) хотел ввести в России казацкие порядки. Всех жителей обстригали в кружок и уводили за войском, оставляя на месте стариков. У них тоже являлись избранные ими старшины и атаманы. Сам Пугачёв был между своими лишь избранным атаманом, вполне зависящим от громады (то есть от казачьей массы). При этом была объявлена война всем существующим властям, военному и гражданскому начальству, судьям, помещикам».

Стоит обратить внимание на то, что Пугачёв «был между своими лишь избранным атаманом». То есть взятый на себя самозванцем титул Петра III являлся лишь удобной «дымовой завесой» для самых широких масс населения. Однако само ядро заговорщиков не собиралось ни выстраивать новую монархическую систему, ни терпеть, как самодержца, Емельку Пугача.

Конечно, Пугачёв, как умный агитатор, говорил то, что устраивало слушателей. В самом начале войны при занятии Илецкого городка, добросовестно играя роль царя и ещё надеясь перетянуть на свою сторону часть боярского и дворянского сословия, он обещал: «У бояр сёла и деревни отберу, а буду жаловать их деньгами».

Исконных казаков он жаловал не только рекой Яиком со всеми угодьями и богатствами, но и тем, в чём нуждались казаки: хлебом, порохом, свинцом, деньгами, «старой верой» и казацкими вольностями. Калмыкам, башкирам и казахам он обещал все их земли и угодья, государево жалованье и вечную вольность. Тогда же он обещал передать боярскую и дворянскую собственность крестьянам. Все это и обеспечивало ему столь массовую поддержку.

Но это всё слова, а на деле Пугачёв действовал по своему плану. Вместо жалованья дворянство получило от «Петра II» виселицу. Война также объявлялась всем существующим властям, помещикам, «прикащикам».

Не надо только путать часто упоминаемого в пугачёвских бумагах «прикащика» с более поздним понятием приказчика. «Прикащик» сидел не в скобяной или бакалейной лавке, а был в те времена и управляющим имением, и судьёй, и сборщиком налогов, то есть выполнял любые поручения боярина, дворянина или в целом власти. При этом славился в народе своим беспардонным воровством, отсюда и ненависть пугачёвцев, поставивших его в один ряд с другими своими кровными врагами.

С крестьянством всё было куда хитроумнее. Передавая им помещичью собственность, а заодно «жалуя» их долгожданной бородой – к Пугачёву стекалось немало староверов, насильно обритых властью, – предводитель бунта одновременно вводил в деревнях, как уже говорилось, казацкие порядки, проводил выборы атаманов.

Иначе говоря, и в голове предводителя бунта, и в головах, приближённых к Пугачёву заговорщиков, пусть и смутно, в самом сыром виде, но крутилась мысль о создании на Руси казачьей демократии. Иначе говоря, если говорить о каких-то реформаторских планах «маркиза Пугачёва» – так его язвительно называла Екатерина II, то он шёл след в след за Степаном Разиным.

Рассуждать здесь подробно о таком непростом феномене, как казачья демократия, не стоит, но то, что это один из видов своеобразного народовластия, очевидно. Необычность казачьего уклада и его отличие от западной модели, принятой нашими либералами за некий эталон, вовсе не означают, что это не демократия. Это означает лишь то, что это «другая демократия».

Конечно, сама по себе идея перенести на огромную Россию достаточно узкий опыт демократии казачьей являлась практически нереализуемой. Это во многом и объясняет те очевидные противоречия, что обнаруживаются в пугачёвских манифестах. Каждый из подобных манифестов не столько политический документ, сколько народная сказка, коряво сформулированная мечта о счастливом будущем.

И все же, если попытаться суммировать отрывочные идеи, которыми переполнены эти документы, получается примерно такая картина. Будущее государство, по Пугачёву, – это казацкое государство, где все должны стать казаками, где не будет ни налогов, ни рекрутчины. Вопрос, где найти деньги, необходимые государству, при таком подходе, разумеется, повисал в воздухе. Сам Пугачёв полагал, что «казна сама собой довольствоваться может».

Возможно, здесь сказалась тогдашняя казачья психология: кончились деньги – сходи за границу, к соседу «на огонек», пусть попробует не дать! Рекрутами в новом государстве становились «вольно желающие».

Государственная монополия на торговлю солью – по тем временам это был один из самых болезненных вопросов – отменялась. Каждый был волен заниматься соляным бизнесом. Ну, и так далее.

По Пугачёву, все граждане этого будущего казачьего государства должны были получать равные «пожалования», все должны были быть вольными: «малые и большие, рядовые и чиновные, вся чернь бедная, как россияне, так и иноверцы: мухаметанцы и калмыки, киргизцы и башкиры, татары и мишари, черемисы и поселённые на Волге саксоны». Мишари – это татары в Мордовии, а саксоны – это о немецких и других иностранных колонистах. У всех должна быть в будущем, как обещал Пугачёв, «спокойная в свете жизнь», без какого бы то ни было «отягощения, общий покой».

Пугачёвский бунт 1773–1775 гг. был самым мощным на Руси из всех предшествующих. В нём участвовали сотни тысяч человек. Охваченная войной территория простиралась от Воронежа и Тамбова на западе до Шадринска и Тюмени на востоке, от Каспия на юге до Нижнего Новгорода и Перми на севере. Этот бунт принёс с собой потоки крови. В этих кровавых потоках искупался сначала помещик, а потом раб, настигнутый другими помещиками.

Насилие царило на Руси до Пугачёвского бунта, правило бал во время бунта и снова воцарилось во всей своей красе после бунта.

Между тем движущей силой этого бунта была всего лишь мечта, причём удивительно чистая и простая: жить по-человечески. Или, как говорил Пугачёв, – «Общий покой». Утопия, конечно.

Уже в который раз в нашей отечественной истории насилие породило насилие, которое в свою очередь воспроизвело новое насилие. Простой человек содрогнулся от ужаса, а затем в отчаянии на какое-то время забился в угол. Власть в свою очередь извлекла из бунта лишь те уроки, которые была способна извлечь. То есть, как обычно, начала решать второстепенные проблемы, не касаясь главной.

Восстание показало центру лишь недееспособность провинциальных властей, не сумевших подавить бунт в самом зародыше, да слабость дворянства как сословия, которое, с точки зрения Екатерины II, откровенно запаниковало в тот час, когда угроза нависла над самодержавием. Именно на этих направлениях и сконцентрировала свои реформаторские усилия императрица.

Административная реформа разделила всю империю на 40 губерний, во главе которых встали либо губернаторы, либо, в особо важных регионах, генерал-губернаторы. Губернии в свою очередь были поделены на уезды со своими центрами власти – уездными городами и местной администрацией. Крупных населённых пунктов на всю эту масштабную реформу не хватило, поэтому многие из посёлков были произведены в города авансом, простым росчерком пера. И, надо сказать, что большинство счастливцев своим шансом со временем воспользовались. Так и получилось, что в царствование Екатерины в России формально появилось больше городов, чем когда бы то ни было.

Реконструкции подвергся и весь чиновничий аппарат на местах. В городах появились «городской голова» и совет, избранный из представителей зарегистрированных гильдий. Все эти местные центры власти были подотчётны соответствующим коллегиям в столице. Судя по тому, что перекроенная Россия просуществовала в таком виде вплоть до отмены крепостного права, административную реформу Екатерина провела добротно. Если, конечно, исходить в оценке из интересов чиновничества и самодержавия. Низам эта реформа не дала ничего, кроме усиления бюрократического гнета.

Многое было сделано и для сплочения дворянства. Именно с екатерининских времён в русском языке появилось словосочетание «предводитель дворянства». Это была выборная должность, что подразумевало увеличение ответственности как самого «предводителя», так и дворян в целом. Правда, этот выбор должен был ещё одобрить губернатор. На разных уровнях, в губернии и в уездах, дворянство избирало и исправника, наделённого полицейской, правовой и дисциплинарной властью. Получило дворянство от императрицы также ряд дополнительных льгот и привилегий.

Таким образом, Пугачёвщина, не решив народных проблем, из-за чего, собственно, и начался мятеж, тем не менее всё равно дала толчок качественному обновлению России: железные обручи стянули государство надёжно и туго, империя укрепилась. Так что в этом смысле и этот бунт впустую для страны не прошёл.

В отечественной истории, к сожалению, мы наблюдаем практически постоянно такой феномен: власть действует не упреждающе, профилактически устраняя причины для недовольства, а лишь под нажимом снизу с очевидным опозданием реагирует на возникающие проблемы, спровоцированные, по сути, ей же самой. При этом решает проблему, не распутывая постепенно тугой узел, а, наоборот, затягивая его ещё крепче. При этом ответственность за трагедию в конечном счёте несёт только народ, но никак не сама власть. В лучшем случае наказывается какой-нибудь «стрелочник», да и то лишь за то, что подвёл саму власть, не применив должным образом кнута, который ему был доверен для поддержания порядка.

Впрочем, ради справедливости надо всё же заметить: мысль о том, что надо бы заняться и крестьянскими делами, в голове просвещённой Екатерины все-таки мелькала, но в конце концов она её решительно отбросила прочь. Реформам местного управления и укреплению дворянского сословия были посвящены две подписанные Екатериной грамоты. Существовала и третья, посвящённая реформам в крестьянском вопросе, однако подписать её императрица так и не решилась.

Вот и вышло, что главной причиной Пугачёвщины, а это бесправное положение крестьянства, власть так и не занялась.

И всё же, исследуя историю Пугачёвского бунта, сталкиваешься с великим множеством вопросов, на которые трудно найти ответы в официальных источниках. И главный из них даже не тот, почему Пугачёв стал выдавать себя за спасшегося императора Петра III. Важнее понять, что сопутствовало его успехам. Как мог неграмотный казак, не умевший читать и писать, проявить столь выдающиеся полководческие способности, что для его усмирения пришлось вызывать с турецкого фронта самого Александра Васильевича Суворова? К тому же, как известно, из десятков самозванцев, объявлявшихся на Руси, успехов добивались только те, за кем кто-либо стоял.

Так кто же стоял за Пугачёвым? Почему Екатерина II, пусть и с издёвкой, называла Пугачёва «маркизом»? Что делали в его войске поляки, французы, немцы и пастор-протестант? Почему до сих пор не открыты все материалы по Пугачёвскому бунту, в частности, протоколы допросов его ближайших сподвижников?

Версия первая: полководец Великой Тартарии.

Для начала рассмотрим самую экзотическую версию, выдвинутую создателями «Новой хронологии» А. Фоменко и Г. Носовским. По их мнению, Емельян Пугачёв был полководцем Великой Тартарии – сибирской части расколовшейся Российской империи. В европейской части правили Романовы, узурпировавшие царскую власть и уничтожившие исконно русскую династию. Но в Тартарии остались законные претенденты на престол, и их армия вела войну с узурпаторами.

Посланное Екатериной II войско во главе с блестящими полководцами Петром Паниным и Александром Суворовым одержало победу в затяжной и кровопролитной войне. И сделать это было очень непросто. Не зря же Суворову пожаловали шпагу, украшенную бриллиантами, которая была огромной ценностью. И именно за это дело Суворов стал графом Рымникским (Носовский утверждает, что Рымник – латинское название Яика (Урала)).

Версия вторая: ставленник раскольников.

Находясь в оппозиции к официальной церкви и правительству, староверы-раскольники замыслили поднять в России мятеж с целью ослабить центральную власть, показать свою силу и затем потребовать прекращения гонений и разрешения свободно исповедовать их веру и совершать обряды. Известно, что Пугачёв, дезертировав с воинской службы, бежал за границу, в Польшу, и жил там какое-то время в раскольничьем монастыре близ слободы Ветка. Там он был выбран как один из подстрекателей или даже вожаков мятежа, и Пугачёву был дан паспорт для определения на жительство по реке Иргиз «посреди тамошних раскольников». Записан был в бумагах Емельян Иванович как раскольник. И в дальнейшем он получал большую поддержку от староверов и людьми, и деньгами.

Версия третья: польский след.

В ослаблении России прежде всего была заинтересована Речь Посполитая – объединённое польско-литовское государство, впервые подвергшееся разделу между Россией, Австрией и Пруссией в 1772 году. За спиной Пугачёва стояла родовитая польская шляхта, понимавшая, что смута в России отвлечёт её внимание и силы от Речи Посполитой. А в конечном счёте – поможет освобождению от ненавистного короля Станислава Понятовского, бывшего фаворита Екатерины II, получившего польский трон при её поддержке.

Оппозиционно настроенные польские вельможи составили в городе Бар конфедерацию – вооружённый союз шляхты против короля и, соответственно, России. Эта конфедерация была разгромлена русскими войсками, однако поляки не сложили оружие. Многие из них оказались в качестве советников в войске Пугачёва. Их военный опыт немало способствовал успехам повстанцев.

А первый польский вельможа, магнат князь Радзивилл, пленённый в русско-польской войне и содержавшийся «с величайшим уважением» под присмотром генерал-майора Кара в Калуге, мог вообще купить пол-России. Скорее всего, начал он с генерал-майора Кара. Этот военачальник, хорошо известный своими способностями, был отозван из Калуги и высочайшим указом назначен командующим войсками, собранными против Пугачёва из Петербурга, Новгорода и Москвы. И сразу же, растеряв вдруг воинский талант, повёл себя нерешительно, стал терпеть одно поражение за другим. В итоге он бросил своё войско под предлогом «во всех костях нестерпимого лома», вполне отдавая себе отчёт, чем ему это впоследствии грозит. Указом Военной коллегии Кар был «из воинского штата и списка выключен».

А неподкупный генерал-аншеф Александр Ильич Бибиков, назначенный главнокомандующим после Кара, громил Пугачёва, но… неожиданно скончался. Скорее всего, он был отравлен.

Версия четвертая: французский след.

Всё же, скорее всего, Пугачёва «вылепили» французы, и они же дёргали его за ниточки, причём в данном случае за самозванцем стояли не отдельные лица типа князя Радзивилла, а целая государственная машина с её спецслужбами. Это был заговор одного государства против другого. И вполне вероятным выглядит одно из предположений Вольтера, звучащее в письме Екатерине II от 1773 года: «Вероятно, фарсу эту (бунт Пугачёва) поставил кавалер Тотт» (то есть французский консул).

Французы помогали Турции в войне с Россией, и организация спецслужбами Франции Пугачёвского бунта преследовала несколько целей. Первая и, на мой взгляд, главная – развязывание гражданской войны в России. Появление «второго фронта» внутри страны неизбежно отвлекло бы воинские части и умных военачальников от полноценного участия в действиях на фронте турецком. Проводником общих интересов Франции и Турции служил вышеупомянутый барон Тотт, заклятый враг России.

Из переписки французских резидентур в Вене и Константинополе возникает фигура опытного офицера Наваррского полка, которого из Турции необходимо было как можно скорее переправить в Россию с инструкциями для «так называемой армии Пугачёва». На очередную операцию Париж выделял 50 тысяч франков. И это, судя по всему, был просто очередной транш.