2

– «…Стали жить-поживать да добра наживать», – закончила читать Верка и захлопнула книжку.

Они сидели за кухонным столом, задернув от солнца занавеску, и там, за занавеской, пока Верка читала сказку, все время жужжала муха. Иногда было слышно, как она стукается о стекло, сухо дребезжа крыльями. Сказка Карысю понравилась, только он никак не мог понять, как это мальчик вдруг стал козленком. В этом месте Карысь задумался и дальше уже почти ничего не слышал. Сколько он помнил и знал, никто еще в деревне в козлят не превращался, и Карысю очень захотелось быть первым.

– Теперь рассказывай, – Верка нахмурилась, как мама, и равнодушно посмотрела в потолок.

– Не буду, – вдруг категорически тряхнул головой Карысь.

Такого ответа Верка не ожидала и растерялась. Она непонимающе глянула на Карыся, поцарапала маленький нос и удивленно спросила:

– Почему?

– Там неправда, – теперь уже нахмурился Карысь, но нахмурился так, как это делал отец. – Так не бывает.

– Как? – выгоревшие на солнце Веркины брови поползли вверх.

– Люди козлятами не становятся, – Карысь подумал немного и уже менее решительно добавил: – У нас еще никто не стал.

– Это же сказка, – искренне удивилась Верка и вдруг спросила Карыся: – Это ты про себя подумал, да?

Карысь, почувствовав какой-то подвох в вопросе сестры, недовольно засопел, тоскливо глянул на улицу и вдруг выпалил:

– А мне Витька говорил про тебя.

– Что? – насторожилась Вера, машинально закрывая книжку.

– Говорил…

– Что говорил?

– Что ты ябеда и подлизываешься в школе.

Вера покраснела, открыла рот, но от возмущения ничего не смогла сказать. Карысь довольно засмеялся и поболтал ногами под столом.

– Твой Витька – двоечник, – наконец нашлась Вера. – Двоечник и хулиган… А ты зачем с ним дружишь? Тебе мама разрешила? Вот я спрошу ее сейчас…

3

Ровно через час Карысь наконец-то выбрался из дома, дав матери твердое обещание на речку не ходить. Конечно, ничего интересного на улице теперь не оставалось, но все равно интереснее, чем сидеть дома с Веркой.

– Верный, – позвал Карысь, подождал и еще раз позвал.

Но рыжего щенка нигде не было. Заглянув в собачью будку, где лежало лишь умятое Верным сено, Карысь вздохнул и побрел на огород. Здесь он постоял над морковной грядкой, потом присел на корточки, погладил ладонью шелковистую ботву и вырвал одну морковку. Очистив ее от земли, Карысь с огорчением убедился, что за два дня морковка почти не выросла, была все такой же тонкой и в волосках. Но он все-таки съел ее всю без остатка, пошоркал ботвою руки и пошел через огород на деревенские зады. Карысь медленно шел мимо картофельных грядок, и буйная картофельная ботва была ему почти по пояс.

Сестрица Аленушка Карысю не понравилась, потому что была похожа на Верку. А вот братец Иванушка… Иванушку Карысю было жаль.

Миновав огород, Карысь аккуратно закрыл калитку, обогнул большой черемуховый куст и вышел на зеленую лужайку. Здесь паслась единственная на всю деревню коза бабки Аксиньи. Коза была старая, лохматая, с длинной бородой и еще более длинными рогами. За черную шерсть звала ее бабка Аксинья Ночкой. Имя это Карысю нравилось, а вот сама коза – нет. Большие желтые глаза, маленький хвостик, а особенно – задиристый характер Ночки симпатий в Карысе не вызывали. Он всегда с некоторой опаской проходил мимо нее, хотя и знал, что Ночка длинной веревкой привязана к колышку, который бабка Аксинья дважды в день перебивала на новое место. Но случалось и так: Ночка как-то умудрялась выдрать колышек из земли и тогда сумасшедше носилась по деревне, а колышек весело поднимал пыль далеко позади нее. В такие минуты ребятишки старались не показываться козе на глаза, прятались за плетнями и уж оттуда дразнили ее. Да что ребятишки, Карысь собственными глазами видел, как налетела Ночка на Баяна Киле, повалила его на дорогу возле магазина и, смешно потрясая бородой, победно заблеяла. Это уж потом дед Баян схватил ее за рога и, громко ругаясь, повел к бабке Аксинье. А в начале-то Ночка повалила его.

Выйдя на лужайку, Карысь увидел, что Ночка лежит в самом дальнем ее конце и спокойно жует жвачку. Длинная острая бородка козы равномерно опускалась к земле и потом поднималась – издалека Карысю показалось, что Ночка приветливо кивает ему головой. Он нечаянно тоже кивнул несколько раз, подошел ближе и только теперь заметил, что коза даже не смотрит в его сторону. Такое пренебрежение немного обидело Карыся. Тогда он, все время двигаясь на безопасном расстоянии, обошел Ночку и вопросительно уставился в ее желтые безбровые глаза. Ночка на секунду перестала жевать, мотнула головой, отгоняя назойливую муху, потом мельком глянула на Карыся и отвернулась. Ее темный круглый бок равномерно вздымался, на голой шее в такт жеванию напрягались и ослабевали какие-то жилы.

– Ноч-ка-а, – тихо позвал Карысь и опустился на траву.

Он сидел, поджав под себя ноги, как это делал дед Плехеев, и с усилием размышлял о том, что если это мальчик, превратившийся в козу, то почему коза такая старая? И разве у мальчиков бывают такие длинные рога? А уж бороды совсем не бывает.

Карысь долго размышлял обо всем этом, а потом его вдруг осенило. Он даже рот приоткрыл от удивления, так просто ему все показалось.

Карысь долго ползал по полянке на четвереньках в поисках следа от козьего копытца. Но всюду густо росла невысокая, жесткая трава, и никаких следов на ней не осталось. Карысь почти отчаялся, когда вдруг обнаружил у самой дорожки неглубокую сырую ямку, в которой трава почему-то не росла. Опустившись на колени, он с восторгом обнаружил в этой ямке глубокий козий след, с тоненьким гребешком земли посередине.

– Вот, – обрадованно вздохнул Карысь и торжественно посмотрел на далекие, притомленные от жары сопки. Там, над сопками, клубились темные тучи, в которые ударялись солнечные лучи и разбивались о них. Карысь быстренько вскочил на ноги и побежал домой. Легкий ветерок, потянувший со стороны сопок, трепал его длинно отросшие русые волосы. Выбившаяся из штанишек рубашка пузырилась за спиной.

Дома Карысь разыскал стеклянную литровую банку, зачерпнул из бочки дождевой воды, и, держа банку перед собой в вытянутых руках, заспешил назад.

4

Пока он бегал, Ночка поднялась и теперь мирно щипала траву под самым черемуховым кустом. Увидев Карыся, она вскинула голову и неторопливо направилась к нему, растягивая по полянке длинную веревку. Метрах в трех от ямки веревка у Ночки кончилась, и она остановилась, нервно вздергивая коротким хвостиком. Карысь помедлил и, лишь убедившись, что Ночке до ямки никак не дотянуться, сел на землю.

Он долго разглядывал круглый след в ямке, и с каждой минутой сердце Карыся стучало все сильнее. Коза, нетерпеливо дергая веревку, с недоумением смотрела не него. Наконец Карысь тяжело вздохнул и вылил почти половину банки воды в круглое углубление. Он внимательно смотрел, как тоненькие ручейки набежали в ямку и там, где был след от Ночкиного копытца, легонько закачалась беловатая вода, по которой плавали мелкие травинки. Карысь выловил травинки, потом лег на живот, потом зажмурился и шумно потянул воду в себя. Вода оказалась невкусной, теплой, но Карысь выцедил ее почти всю, открыл глаза и рукавом вытер рот. Выпрямившись и сев на колени, он стал внимательно рассматривать копытце, по бокам и на дне которого радужно взблескивали последние капли. Потом он отошел от ямки и лег в траву, подперев голову руками.

Карысь размышлял. С восторженным испугом он думал о том, как сейчас, через минуту, превратится в козленка, и боялся пропустить момент этого превращения. Он решил, что когда станет козленком, обязательно поговорит с козой и узнает, кем она была раньше. О том, что будет дальше, Карысь не задумывался. Но проходили минуты, а ничего особенного Карысь не ощущал. Тогда он осторожно пощупал лоб – рогов еще не было. Даже маленьких шишечек, с которых начинаются рога, Карысь не нащупал. Такое явно затянувшееся превращение Карыся озадачило. Он еще немного подождал, то и дело щупая лоб, потом решил, что воду из банки надо выпить всю, без остатка.

Во второй раз вода показалась Карысю еще более невкусной, и он с трудом допил ее из копытца.

А между тем тучи, еще недавно едва видневшиеся над далекими сопками, теперь были совсем близко от села, и там, между этими тучами все еще вспыхивали бледно-голубые молнии, и нарастающий рокот тяжело плыл над землей. Ночка обеспокоенно закружилась вокруг колышка, путая веревку и сердито фыркая. Однако Карысь этого не замечал. Устав ждать и тревожиться, он прислонился головой к теплой земле, потом, поворочавшись, улегся удобнее и незаметно уснул. Приснился ему маленький козленок на тоненьких белых ножках. Вначале козленок и Карысь во сне существовали отдельно, но потом Карысь исчез и остался только козленок. Он бегал по полянке, и трава почему-то была ярко-красная, холодная, обжигающая тонкие копытца. Потом как-то сразу козленок оказался в речке. Вода была очень холодной, с шумом неслась мимо высоких берегов, и перепуганный козленок вдруг человеческим голосом громко закричал: «Ма-ма!..»

Карысь проснулся. Он сел и протер глаза кулаками – всюду лил дождь. Низкие темные тучи неслись над землей, и из них текла вода. Карысь огляделся и увидел, что Ночка стоит под черемуховым кустом и мелко-мелко дрожит. Вымокнув, она стала маленькой и совсем не страшной. Вскочив, он побежал к колышку и долго раскачивал его, не в силах выдернуть сразу. За работой он не заметил, как Ночка подошла к нему, и, только почувствовав легкое прикосновение, оглянулся. Ночка стояла рядом и нетерпеливо подталкивала его головой. Карысь погладил мокрую Ночкину голову, и в это время в небе так бабахнуло, что он присел, зажимая ладошками уши. Потом опять схватился за колышек и потянул изо всех сил.

Вырвав колышек, Карысь еще раз погладил Ночку, и они вместе припустили домой. О том, что он так и не стал козленком, Карысь уже забыл.

Чалка

1

Первого сентября все ребята ушли в школу, и Карысь остался один. Правда, не совсем один, были еще его сверстники: Колька Корнилов, Настька Лукина, Петька Паньшин, но, как полагал Карысь, они в счет не шли. Разве могли они сравниться с Витькой Зориным или Васькой Хрущевым? Нет, сравниться они с ними никак не могли, и потому с первого сентября Карысь остался один.

А уже подступала пора, когда листья, устав висеть на деревьях, начали плавно кружиться в воздухе, и падать на землю, и легонько шуршать под ногами. И уже на озере, которое когда-то было Амуром, а теперь отделилось от него и стало большим озером с густым камышом вдоль берега, все чаще собирались в шумные стаи дикие утки, и отец по вечерам начал заряжать желтые патроны. Но особенно странное что-то творилось в тайге. Вначале по склонам сопок оделись в ярко-красный наряд осины. Потом этот огненный цвет начал спускаться ниже, и однажды утром, когда Карысь выбежал в огород, он буквально онемел: по всей тайге занялись густо-красные, ярко-желтые и просто красные, желтые, оранжевые факелы. Среди сочной зеленой хвои эти факелы особенно бросались в глаза, и Карысю казалось, что какой-то невидимый волшебник раскрасил ночью деревья, как разукрашивают елку на Новый год. С восторгом и удивлением смотрел он на изменившуюся тайгу, на реку, в которой уже нельзя было купаться и над которой высоко в небе пролетали стаи неизвестных Карысю птиц. Тревога и любопытство перед жизнью неведомой, но удивительно интересной, охватили Карыся.

Он повертел головой, соображая, что бы такое сделать, как вдруг увидел, что дед Плехеев выгоняет из конюшни лошадей. И еще ни о чем не успев подумать, Карысь уже бежал через огород к конюшне.

Вначале дед Плехеев, заворачивая лошадей к водопою, совсем не заметил Карыся. Но потом, когда Карысь взял прутик и начал помогать ему, бегая вокруг небольшого табунка коней, дед Плехеев, сидевший верхом на большой лошади, звали которую Чалка, весело сказал:

– Здорово, Карысь! Помогать пришел?

– Да, – сдержанно ответил Карысь, глядя на деда снизу вверх.

– Это хорошо. А то, вишь, никак я тут один не управлюсь.