Седлецкий сильно упер правый каблук в землю и резко повернул стопу. Из носка армейского ботинка выскочило узкое стальное жало. Он дотянулся до своих веревок и через минуту поднялся с ящика.

– Однако… – пробормотал генерал, с интересом наблюдавший за Седлецким.

– Быстро идти сможете? – спросил Седлецкий. – Учтите, уходить надо быстро.

– Я не такая старая говядина, как выгляжу, – буркнул генерал, отряхивая путы. – Бегом не смогу. Но и под ручки тащить не надо.

– Зовите Саида. Громче зовите, Роман Ильич.

И встал у плащ-палатки.

– А-а! – заревел с удовольствием Федосеев. – Ой-ой-ой!

Палатка распахнулась, Саид споткнулся о ногу Седлецкого и полетел на землю. Папаха свалилась, обнажив шишковатую бритую голову. Они крепко связали недавнего стража и посадили на ящик.

– Ну, что ж, – сказал генерал, озирая поле брани. – Теперь вижу, Алексей Дмитриевич, деньги на вас не напрасно расходуют, не напрасно. А где мой пистолет?

– Можете дождаться хозяев и спросить…

В соседней пещере они увидели калаши – совсем новенькие, в промасленной бумаге, автоматы валялись на оружейном ящике.

– Непристрелянный, – сказал Федосеев, брезгливо вытирая автомат подобранной тряпкой. – А гранат у них нет?

– Обойдемся, – поторопил его Седлецкий.

На выходе из пещеры споткнулись о полуразделанную тушу мелкого барана.

– Жалко, – сказал Федосеев. – Мясо пропадет…

Минут через пять из лабиринта каменных глыб они выбрались на простор, на свет. Седлецкий быстро нацарапал обломком камня на ложе автомата два створа – по приметным скалам и кривой пихте, поставил в центре крестик.

– Зачем это вам? – кивнул Федосеев на царапины.

– Чтобы вернуться. Теперь не заблужусь…

Обратный путь показался короче, потому что спускались с горы. Вечное солнце все так же светило над речной долиной, все так же дробилась и шумела на камнях вода.

– Хорошо тут, – огляделся генерал. – В отпуск бы сюда.

– Хорошо, – согласился Седлецкий.

В долине реки на каменных отмелях намыло грунт, и за него цеплялись крохотные елки и кривые березки. Чуть выше, на террасах, деревья были мощнее и гуще, переплетенные понизу лохматым и цепким кустарником, сквозь который белели головы борщевика. Синее и чистое небо с еле приметными облаками обнимало реку, горы и лес. После кислой угарной атмосферы партизанской ухоронки воздух над рекой казался медовым.

Но разглядывать красоты природы было некогда. Война жила в этих вечных горах и вечных лесах, война. Она косила пихты и рододендроны, прогоняла выше к снежным вершинам зверей и птиц. Беглецы набили обоймы патронами и вошли в знобкую быструю воду, держа курс на приметную зеленую лощинку в желтой проплешине противоположного берега.

– О чем у вас допытывались, Роман Ильич? – спросил Седлецкий, когда перешли реку.

– О грузе, – сказал генерал. – Чтобы отвязались, я сказал: ящики, мол, привезли. А что в них, не знаю. Там ведь были ящики?

Были, подумал Седлецкий. Запчасти, оружие… А бородатый теперь уверен, что в самолете прибыли снаряды с химическими боеголовками. Добрались по лощине до дороги, огляделись. Погони не было. Автобус с пробитыми шинами и волгу с трассы убрали.

– Что врать будем? – спросил Седлецкий.

– А зачем врать? – удивился генерал.

– Кто же поверит, что бандиты пригласили нас на допрос о каких-то паршивых ящиках!

– Не поверят – плевать! – ощерился Федосеев. – Я ни перед кем отчитываться не собираюсь. Пусть передо мной отчитаются: почему у них всякая сволота генералов ворует?

– Как хотите, – пожал плечами Седлецкий. – Вы уверены, что не выдали ценную информацию? А что, если в ящиках, о которых нас так настойчиво расспрашивали… Оружие какое-нибудь новое для вашего друга Карима!

– Голубчик… – отмахнулся генерал. – Если бы такое оружие со мной переправляли… Чай, шепнули бы на ушко! Я же не мешок с картошкой, а генерал-лейтенант. Кроме того, никакого нового оружия у нас нет. Военная наука тоже денежки любит. А пока ее, эту науку, делят, как цыган сало, никаких денег не хватит.

Они уже поднялись из лощины. и двинулись к мосту. Вдалеке, в крохотных раскрывшихся воротах военного городка, сверкнули под солнцем стекла.

– Машину послали, – сказал Федосеев. – Можно посидеть…

– Почти уверен, – настойчиво сказал Седлецкий, присаживаясь рядом в кювете, – что в ящиках нечто очень важное. Лучше вообще не касаться этой темы. Нас выкрали, привезли в пещеру, связали и бросили. А мы освободились и удрали.

Через минуту на бешеной скорости подлетела открытая машина, набитая солдатами. Из кабины выпрыгнул полковник Лопатин:

– Не ранены?

– Нет, – скучно сказал Федосеев, с кряхтением поднимаясь. – А почему ты, полковник, сам во все дыры лезешь? Дивизию вот бросил… Давно пистон не получал?

Лопатин покатал желваки на скулах, но сдержался:

– Все нормально, товарищ генерал-лейтенант? Не били?

– Не успели, – проворчал Федосеев, по-хозяйски забираясь в кабину. – Поехали, поехали! А то стоим, как это самое…

В военный городок в прошлые наезды Седлецкий не попадал – тут служил надежный Мирзоев. Теперь он с любопытством вглядывался в растущие на глазах постройки. Городок за мостом уютно стоял в седловине между двух невысоких хребтов. С гор бежал, впадая в реку, мелкий ручей, деля территорию военного городка почти на равные части. По берегам ручья был разбит пихтовый парк с беговыми дорожками, плацем и спортивной площадкой. С одной стороны парка подковой, повторяя изгиб хребта, стояли ладные двухэтажные домики для офицерских семей, с другой – поднимались казармы, бетонный куб штаба дивизии и технические ангары. Дорожки с побеленным бордюром, клумбы в плетеных оградах, подрезанные деревья у штаба – все выдавало аккуратность, хозяйственность здешних начальников. Солдаты, выпрыгнув из машины, не разбрелись, как стадо, а построились и ушли четкой шеренгой, в такт отмахивая загорелыми кулаками.

В офицерской столовой Федосеева и Седлецкого угостили овсяной кашей, заправленной крохотными порциями подсолнечного масла. Открыли банку говяжьей тушенки. Пообедали бывшие пленники и беглецы с аппетитом, не отказавшись от стакашков с разбавленным спиртом.

Если гости и разглядывали стены, увешанные картинами на батальные сюжеты. Солдаты в старой форме штурмуют перевал… Всадник, похожий на Лермонтова, скачет в дым боя. Казаки в папахах переправляются на лошадях через кипящую горную реку… Не все в картинах удовлетворило бы взыскательный вкус – и перспектива пошаливала, и с анатомией у автора были разногласия. Но зато горы, свет речных долин, фактура камня были переданы мастерски.

– Дембель один оставил, – сказал Лопатин. – Я как узнал, чем он в свободное время занимается… Освободил от нарядов и караулов, послал в город за красками. И сказал: сиди, парень, рисуй. Это твоя главная служба. Так он два года и рисовал. В клубе панно заделал – не хуже Кукрыниксов! В художественное училище поступил. До сих пор письма пишет…

– Выходит, ты меценат, Лопатин? – сыто отдуваясь, спросил Федосеев. – Вот из-за таких меценатов одному в армии лафа, не служба, а другому – через день на ремень.

– Может, оно и правильно, – задумчиво сказал Седлецкий. – Не можешь рисовать – ходи через день на ремень. Таланты, Роман Ильич, беречь надо. Их у нас и так достаточно передушили.

Федосеев, кажется, обиделся, потому что довольно резко встал, скомкал салфетку и позвал начальника штаба дивизии, угрюмого болезненного подполковника:

– Пойдем, хозяйство покажешь… Поглядим, какие вы тут еще художества развели!

Седлецкий не спеша допил компот, подмигнул Лопатину:

– А мы чем займемся, Константин Иванович?

– О моральной обстановке в части я и говорить не хочу… Пустое дело, Алексей Дмитриевич! Скажите там, в Москве, что нам не комиссаров присылать надо, а людей и технику. Жратву!

– Скажу, – пообещал Седлецкий. – Пойдемте, все-таки, посмотрим поближе на ваших воинов…

В казармах окна наполовину были заложены мешками с песком. Из таких же мешков были устроены на крыльцах брустверы.

– Зачем? – кивнул Седлецкий на мешки.

– На всякий случай, – неохотно сказал Лопатин. – Есть-пить не просит, пусть лежит.

Оружия в пирамидах не было. Лопатин коротко пояснил: все на руках.

– Боитесь налета, Константин Иванович? – спросил Седлецкий.

– Боюсь, – буркнул Лопатин. – Не хочу, чтобы нас тут… за попу голыми руками!

В мастерской солдаты под руководством пожилого прапорщика собирали странные конструкции из толстой проволоки. Ежики какие-то, подумал Седлецкий, вертя колючую загогулину.

– У забора бросаем, – сказал прапорщик. – Если кто перелезет, значит… Далеко не побежит.

В медсанчасти щуплый майор кричал на красного и злого генерала Федосеева:

– Зимой угля не давали, котельную топили еле-еле, лишь бы трубы не разморозить! Это как, товарищ генерал? Ангины, бронхиты, фурункулез! Сейчас гастрит пошел. Это как, а? У меня валерьянка в таблетках и стрептоцид! И все!

Горячую речь начальника медсанчасти угрюмо слушали еще два санитара-сверхсрочника и дневальный – поносник с прозрачным лицом и синими губами.