Словом, кто хотел жить, не ленился, не ждал с моря погоды, все жили хорошо. Зиму отдыхали большой частью в праздники, а праздники длились по неделе: Новый год, Рождество Христово, Масленица, Пасха и т.д. Катались на конях – в санях и верхом. Пацаны обучали молодых жеребят. Собирали вечеринки, посиделки, тёрли картофель на крахмал, пряли, вязали, шили. Мужики собирались «майданничать», т.е. играть в карты или просто устраивали попойки, особенно когда уходили через Уссури к китайцам в харчёвки пить ханьчону или спирт. После бабы разыскивали и гнали домой отдохнуть или взяться за дело: возить дрова, сено.

У деда Василия Горячкина семья состояла из десяти человек, старшая была тётя Луша, за ней отец Федот, потом Миша, Наталья, Анастасия. Константин (его убила лошадь, лягнула в живот на пасеке, и он две версты шёл держа в руках кишки, а дойдя до дома умер). За Костей – Анна, Александр и последний – Леонид, да двое вроде умерли детьми.

Семья большая, поэтому работа находилась всем, прокормить такую семью стоило большого труда, но однако, дед Василий с бабушкой Феодосией сумели вырастили всех детей. Образование в то время дать было неоткуда, но все кончали церковно-приходскую школу и писать, читать умели, притом неплохо.

Наш отец, Федот Васильевич также закончил 4 класса приходской школы, часто писарил при посёлке: писал неграмотным прошения, заявления, письма и разную другую писанину, писал он неплохо и грамотно.

У деда Василия Ивановича Горячкина были братья и сёстры – Пелагея Ивановна замужем за Рачковским Николаем Николаевичем, впоследствии он был последним управляющим АОПТ – Амурского общества пароходства и торговли – этот речной флот ходил от Хабаровска до Николаевска-на-Амуре. Благовещенск, где жили Рачковские, завёл торговлю с Китаем. Позже Рачковские перебрались всей семьёй в город Харбин, где жили на улице Набережной, дом 6, рядом протекала река Сунгари. Недалеко находился Сунгаринский мост, который построили в 1903-1905 годах, далее дорога шла на станцию Маньчжурию, что находилась на границе России в десяти километрах от станции Отпор Забайкальской железной дороги.

Вторая сестра Аграфена Ивановна похоронена на Харбинском кладбище…

Потом брат – Пармен Иванович Горячкин 1880 года рождения, 9 августа, участник войны с Австрией, войны в Порт-Артуре, боксёрского восстания, Первой мировой войны, революции. Не участвовал только в Отечественной войне 1941 года, тогда ему уже исполнился 61 год. Всю свою долгую жизнь он прожил с нами – с нашим отцом. В армии отслужил 25 лет, выслужился до вахмистра, как женился – с женой жил мало, потом они потерялись и примерно с японской войны не виделись. Узнал он её место жительства через знакомых в 1954 году, но встретится им так и не удалось – она умерла за год или два раньше, чем пришлось узнать о ней. Так и прожил он один до 1966 года, на 85 году жизни умер от склероза сердца, да ещё и сломал тазовую кость, упав с кровати. Похоронили его в Хабаровске, на городском кладбище.

Был он бравый, стройный дед – джигит в молодые времена. Участвовал в казачьих джигитовках, получал призы, умел столярничать, шить сапоги и другую обувь, строить дома, в общем от скуки на все руки, был мастером, лечил также животных и людей травами. Сильно верил в бога, читал когда-то книги Библию и по чёрной магии. Лечил людей и животных заговором, справлялся с такими болезнями как экзема, мокрец у животных, припадки сердца и многое другое. За лечение и помощь, которую он оказывал людям, никогда ничего не брал, и жил бедно. А если чем угощали, то не отказывался.

Человек был хороший, но и строгий. Не любил матершинников и пьяниц. Сам не пил и не матерился, вёл одинокую жизнь. Были возможности, находились хорошие женщины, но он не женился, надеялся все встретиться с женой, так и прошла его одинокая, но честная и справедливая жизнь. Нас заставлял перенять от него заговоры, названия трав, какими лечат, но мы не очень интересовались, а вообще надо было интересоваться.

Вообще дед Пармен был человеком, которых редко встречаешь: до предела честен, набожный, с длительной службой в армии в нём сохранилась крепкая с распорядком на каждый день дисциплина. Вставал в два-три часа утра, молился подолгу, потом пил чай и принимался за какую-нибудь работу, а когда на улице становилось светло – выходил работать. После работы немного отдыхал, писал какой-то дневник. Спать ложился поздно, к пище был неприхотлив, ел что Бог послал. Это его слова. Соблюдал все посты и знал церковные праздники, строго соблюдая их, в праздничные дни и воскресенье он не работал. Грамоте не учился, но писал ровным почерком, по старинке через «ять». Знал славянское чтение, читал много книг на славянском языке. Часто говорил о будущей жизни на земле, кое-что уже подтвердилось по его словам, в основном, всё верно.

За все войны он был награжден Георгиевскими крестами – был полным кавалером и были еще медали св. Иоанна и Суворова А.В. Кроме того – именная икона. Перед революцией всё это он схоронил у себя в саду, под черёмухой, а после боксёрского восстания, проходившего в Китае, остался там, не поехал домой, боясь, что будут преследовать как солдата Белой армии, и до 1955 года жил в Китае.

В 1955 г. выехал в СССР, надеясь встретиться со своей женой, она проживала здесь на родной земле, но не застал её живой и на 85 году жизни скончался. Хоронили его из моей квартиры, жили мы тогда в Хабаровске, по улице Краснореченской, 125, кв.12. Похоронили его на городском кладбище, где после похоронили отца и мать. Я сварил тогда им металлическую оградку с памятниками, там же и были похоронен дед Василий Толстоногов, дед двоюродных братьев Володьки, Бориса и Паши.

Сам наш родной дед Василий Иванович, после коллективизации был сослан в низовья Амура в районе Богородска, озеро Удыль. Резиденция – это золотые прийски и лесозаготовки. Жил он там с братом отца Леонидом и тёткой Талей Феликсовской, она умерла от родов Дядька Лёня жил в Хабаровске, он пошёл на пенсию в 55 лет, как машинист – проработав на железной дороге тридцать лет. Дед Василий умер в 1944 году, там же на прийсках озера Удыль. Там же окончила свою жизнь и бабушка Феодосия…

Так окончилась жизнь дедов первых переселенцев на Дальнем Востоке.

Революция в селах Приуссурья окончательно завершилась в 1922-1923 гг, стали организовываться колхозы и рыболовецкие артели. Казакам не очень хотелось идти в такие хозяйства, они всячески тянули время. Некоторые жили частным хозяйством. Началась коллективизация, стали насильно сгонять в колхозы, разделились на три группы зажиточных или кулаков, потом середняки и бедняк. Горячкиных прировняли к середнякам, стали сгонять в хозяйство лошадей, коров, тележный скарб. У кого были молотилки, веялки, жатки-сноповязалки и лобогрейки – всё это передавали в колхоз. Шла разруха, работать никто не хотел. А бедняки, их было немного в казачьих поселениях, они не справлялись с хозяйством. Тех, кто был из кулаков стали ссылать в ссылку в районы Сибири, Нижнего Амура. Началось бегство за границу, в Китай, но большинство осталось работать в колхозах. К тридцатым годам хозяйства стали немного восстанавливаться, но жить было всё равно трудно, сказались времена ежовщины, вредительство, аресты, неразбериха. За кулаками стали уходить середняки и бедные, которым не нравилась новая власть и законы.

В этот же период проходила иностранная интервенция: Дальний Восток заполонили японцы, американцы, англичане и другая свора. Посёлки грабили хунхузы, уводили лошадей, коров, тащили шмутьё и запасы продуктов. Белые, отступая, тоже обирали посёлки. Красные занимали – им тоже нужны были хлеб, одежда, обувь, но разница была в том, что красные не отнимали насильно, они или упрашивали помочь революции, или платили деньгами. Поэтому, население стало доверять больше Советской власти, и колхозы стали понемногу восстанавливаться. Отца нашего тоже забрали в ополченцы, в кадровой армии он ни в какой не служил. Когда забрали в ополченцы, то его направили в Хабаровск для поддержания Красной армии, но в этот период японцы заняли Хабаровск.

Оружия у наших не было – одна берданка или старая трёхлинейка на десять ополченцев, другие должны были доставать в боях. Отец тоже был без оружия и попал в плен к японцам. Начались допросы, расстрелы, те, кто ещё не подвергался допросам, хоронили убитых и расстрелянных, в частности на медгородке в Хабаровске расстреливали ночью, а днём пленных заставляли рыть могилы и сбрасывать трупы. Было страшно и жалко братьев по оружию с которыми днём сидели в камере, а на следующее утро их уже не досчитывались. Каждый ждал своего предсмертного часа. Японцы свирепствовали во всю азиатскую резвость, пытали, били, совали иглы под ногти пальцев, лили горячую воду в нос, применяли другие страшные пытки. Отца и многих других заставляли уносить мертвых и хоронить в оврагах. Сидели молодые и старики, женщины и дети-подростки.

Но отцу повезло: не успели японцы расправиться с пленными, пришла Красная армия. Японцы отступили из Хабаровска, а всех пленных освободили, но не надолго, начались вызовы и аресты, здесь уже занималось ГПУ. Опять допросы и допросы, некоторых освобождали, а некоторые терялись в неизвестности. Отца тоже освободили, за ним приехал его отец Василий Иванович и они возвратились в родное село Кедрово.

Вернувшись домой, мужики не знали с чего начать, понемногу работали, ловили рыбу. Но обстановка была неспокойная, ходили слухи, что будет чистка и всех сомнительных будут забирать и ссылать в концлагеря, а их семьи направлять в ссылку.

Хорошего ожидать было нечего, кое-кого уже арестовали и отправили, а куда неизвестно. Мужики волновались, вскоре забрали деда Василия и других односельчан. Вскоре дошла очередь и до нашего отца Федота, но кто-то сообщил, что придут чекисты и отец куда-то удалился, об этом не знала даже мать. Несколько раз по ночам приходили за отцом, но он исчез в неизвестном направлении. Кое-кто догадывался, куда он ушёл, но доказать было нечем. Мать по вечерам сильно переживала, плакала, не знала, что ей предстоит, куда деваться с нами, а нас было