– Господин премьер-министр, похвально, что вы думаете об интересах всего человечества, – произнес Сталин, – ну а я по долгу обязан думать прежде всего об интересах своей страны. И хорошо помню, каким «мирным» соседом была та Польша, напавшая на нас в двадцатом. Да не только на нас – литовское Вильно, германская Силезия, чешский Тешин – это просто поразительно, как возможно такое, за неполные двадцать лет быть в ссоре абсолютно со всеми соседями. Теперь же я полагаю, будет по справедливости, если советский народ больше не станет ждать нападения от своей западной границы? И какое вам, собственно, дело до Польши – или вы из Лондона намерены Восточной Европой управлять? Или все-таки позволим польскому народу самим выбирать свою судьбу – включая правителей и политический строй?

– Господин маршал, а вы верите в свободное волеизлияние в окружении ваших штыков? И что при этом у власти окажутся те, кто действительно выражает желания польского народа?

Сталин усмехнулся. Небрежно протянул руку – в которую молчаливый помощник тотчас же вложил документ, извлеченный из папки.

– «Дейли телеграф», от 4 февраля. Где вы, господин премьер-министр, восторгаетесь наконец свершившимся выбором французского народа, после «временной военной диктатуры», не жалея хвалебных слов. При том, что на время выборов в Национальное собрание генерал Тассиньи держал Париж на осадном положении – не подскажете, от кого? И что за инциденты со стрельбой на улицах, с убитыми и ранеными? И несколько сотен лиц, без всякой вины, а лишь потому, что были сочтены «подозрительными», были схвачены и брошены в тюрьмы – а в провинции, как ваши и французские газеты пишут, людей по списку на стадионы загоняли и держали там сутками, опять же без обвинений. В Польше же и в Народной Италии, где еще у нас выборы происходили, такого не было – никого превентивно не арестовывали, лишь за то, что они «не за тех».

– Вас неправильно информировали: на особом, а не на осадном положении, – бросил Черчилль, – причем войска применяли оружие лишь в крайнем случае, а обычно старались обходиться пожарными машинами и слезоточивым газом. А среди пострадавших есть не только смутьяны, но и солдаты. И большинство задержанных были все же отпущены, по истечении нескольких дней. Господин маршал, я отлично понимаю, что эта война слишком многое изменила в Европе. Но во избежание анархии я предлагаю принять за точку отсчета положение на 1939 год, и чтобы лишь созданная нами ООН выдавала мандат на любые изменения, после тщательного рассмотрения ситуации и с проведением установленной процедуры.

– И как вы это представляете? – спросил Сталин. – Например, в Польше, раз уж речь о ней зашла, насильно посадить «правительство», ненавидимое подавляющим большинством населения настолько, что вы правильно заметили, никто не может дать гарантии безопасности тому же пану Миколайчику, если он решится приехать? А после решать, куда менять – и с большой вероятностью прийти к тому, что реально там сейчас? Никто не может отрицать, что Польская Объединенная рабочая партия из всех политических сил пользуется наибольшим авторитетом. Аналогично и по другим странам: если, например, болгарский царь Борис делил со своей страной судьбу все эти годы – то что скажет народу югославский или греческий король, соизволивший вернуться из эмиграции? Однако же мы начали о Франции говорить. Скажите, как могло случиться, что ФКП, будучи одной из наиболее массовых французских политических партий, не получила ни одного места в Собрании на выборах в контролируемых вами округах? Депутаты-коммунисты прошли на юго-востоке – но им всячески не давали приступить к своим обязанностям, чиня самые разнообразные препятствия по пути в Париж, устраивая провокации, арестовывая «для выяснения личности». А что за толпы вооруженных громил там избивают на улицах коммунистов и тех, кого считают «смутьянами», причем полиция безмолствует?

– Простите, господин маршал, но это сугубо внутренние французские дела!

– А разве я в этом сомневаюсь? – сказал Сталин. – Всего лишь хотел заметить, что если это «демократия», то очень плохой образец для подражания. И вам любой, кто побывал сейчас в Германии, подтвердит, что там куда больше порядка – заводы работают, население занято делом, в магазинах есть хлеб. Вообще, я предлагаю обратить на франко-германскую границу самое пристальное внимание, раз уж мы задались целью избавить мир от следующей войны. Вы согласны, что три больших европейских конфликта за семьдесят лет это слишком много – так давайте же навеки разберемся, где там чье: Эльзас, Лотарингия, Саар! Плебисцит – и пусть люди сами решают, кто им ближе. И выведите наконец свои войска из Пфальца, – а мы уйдем с востока Бельгии и Голландии.

Тут неугомонный британский премьер вспомнил про север Норвегии – по какому праву русские заняли территорию до Тронхейма и не желают уходить? Строго говоря, это было не так – от Тронхейма до Буде советские, успев влезть отдельными гарнизонами и комендатурами, еще мирились с тем, что одновременно с ними на эту территорию вошли отряды норвежской «милиции»^[13]. Но от Буде на север СССР установил свою власть, целиком и полностью, заодно прибрав к рукам и Шпицберген! И король Норвегии уже открыто и во всеуслышание, не стесняясь в выражениях, обвинял Сталина в воровстве и требовал от союзных держав помочь восстановить законный порядок!

– Северная провинция, Финнмарк, это исторически русская территория, как Печенгский край, уступленный Финляндией, – ответил Сталин, – и отчего финны, напавшие на нас совместно с Гитлером, должны платить, а норвежцы, полноправно входившие в Еврорейх, нет? Ведь вы же именно это обстоятельство ставите в основу, требуя с французов просто астрономическую контрибуцию? Что до Шпицбергена, то его положение определялось, когда Россия, пребывая в Гражданской войне, не имела возможности отстаивать свои законные интересы. Теперь же статус этого архипелага будет определен более справедливо!

– Повторяется история с «Мэнскмэном»? – ядовито спросил Черчилль. – «Что с бою взято, то свято»?

Крейсер «Мэнксмен», один из «спасителей Мальты», получив в Средиземном море немецкую торпеду, с трудом был отбуксирован до Гибралтара^[14], чтобы в мае сорок третьего оказаться там застигнутым немецким вторжением. Легкий крейсер-минзаг с ходом в сорок узлов (причем достигавшимся длительное время без форсировки машин) показался ценным приобретением пресловутому адмиралу Тиле, который распорядился перетащить трофей в Тулон для восстановления. Где корабль, у стенки завода, был взят уже Советской Армией. Когда англичане узнали об этом, они затеяли с Москвой переписку на самом высоком уровне, требуя вернуть крейсер, ради уважения к британской морской традиции, никогда еще корабль Королевского Флота не ходил под чужим флагом! Русские же ответили, что поскольку объект спора на момент захвата числился в списках Кригсмарине, то является законным трофеем, принадлежность которого не может быть оспорена – «что с бою взято, то свято».

«Украдет даже кошелек из вашего кармана! – подумал Сталин о британском премьере. – Что за мелкий человек!»

На следующих заседаниях встал вопрос об основании ООН – взамен полностью дискредитировавшей себя Лиги Наций. Устав, структура, сферы деятельности, бюджет новой Организации – к удивлению Рузвельта, у русских оказался готовый проект. Местом пребывания штаб-квартиры ООН был избран Стокгольм, а вот касаемо роли Организации в будущем мире у американского президента, в отличие от глав правительств малых европейских стран, была трезвая оценка. Хотя в отличие от прежней, «беззубой» Лиги, предполагалось, что ООН будет располагать неким военным контингентом, выделяемым на временной основе из состава армий стран-участниц, очевидно, что это могло сработать в качестве полицейских сил лишь при войне между малыми странами, но никак не в глобальном конфликте между державами. Интересы которых будут все определять и в мирное время – так что ООН станет не более чем еще одним «полем боя», игровой доской, где вести партию будут Большие Игроки. И кстати, тут русские уже загоняют себя в угол. Когда здесь на первом же заседании новообразованной ООН будет принят «Акт о странах-жертвах гитлеровской агрессии», оказавшихся в двусмысленном положении из-за своего участия в Еврорейхе. Статус этих стран должен быть нормализован, в том числе и территориально: кто они – жертвы, которым полагается компенсация, или пособники агрессора, обязанные платить эту компенсацию другим?

Рузвельт представил, сколько чернил прольют на этом юристы, специализирующиеся на международном праве, от всех заинтересованных сторон. Пикантность ситуации была в том, что общепризнанных юридических норм не существовало – поскольку то, что происходило сейчас, было не менее значимым, чем Версаль 1919 года, «чтоб ты жил в эпоху перемен», так, кажется, желали проклятия недругу древние китайцы? И Сталин верно уловил тот факт, что государства-детища Версаля, или получившие независимость за десятилетие до него, как Норвегия, никак не могли ссылаться на древние традиции и требовать святой незыблемости своих границ! Так что СССР вполне мог сделать, например с Польшей, «этим уродливым детищем Версальского договора», все, что хотел – тем более что границы предвоенного польского государства, положа руку на сердце, никак нельзя было назвать справедливыми! Прибалтийские страны вообще не имели никаких традиций государственности до 1918 года – даже у Черчилля хватило ума и такта не заикаться о попранной независимости Литвы, Латвии, Эстонии, которые к тому же не были эталоном демократии и процветания, но ведь и Финляндия по существу не отличалась от них ничем, и лишь милостью Сталина сейчас сохранила независимость, хотя и лишилась доброго куска территории! Теперь выясняется, что и словаки с чехами категорически не желают жить в одном государстве. А чья Трансильвания, на которую и Венгрия, и Румыния претендуют в равной степени – причем с исторической точки зрения обе имеют равные права? И по какому праву (кроме дозволения Сталина) болгары захватили Македонию (по куску от Югославии и Греции), утверждая, что нет никакой нации «македонцы», равно как и македонского языка, а есть «западные болгары», искусственно отторгнутые от отечества? А заодно и Западную Фракию (принадлежащую им до прошлой Великой войны) с портом Александруполис на Эгейском море, который уже обживает советский флот. Наконец, самый больной вопрос для Британской империи – судьба Проливов, где внаглую уселись русские, заключив с Исмет-пашой договор, такой же «равноправный», как США с какой-нибудь Панамой?

– Турция вела свою, шакалью войну, – сказал Сталин, – в самое трудное для СССР время, когда немцы стояли под Сталинградом, фашиствующие янычары точили зубы на наше Закавказье. Точно так же, как позже, найдя момент удачным, напали на британские владения в Ираке! В этих условиях мы просто вынуждены были принять меры – и наш договор с Исмет-пашой касается лишь СССР и Турции, прочие стороны тут при чем? Как на Востоке говорят, «невеста согласна», ну а дальше совет да любовь!

Зато норвежский король (чувствуя за спиной поддержку Британии) настроен очень воинственно! Положим, «вышвырнуть русских варваров силой» это для публики сказано, но в ООН советских ждут очень бурные обсуждения, а на каком собственно основании Норвегия должна передать СССР свои северные провинции? Если законное норвежское правительство во главе с королем капитуляцию не подписывало, а, пребывая в Лондоне, находилось в состоянии войны с Германией? Квислинг не представлял никого, кроме себя – мало ли какие коллаборационистские формирования существовали во всех странах, в том числе и в России? И если русские будут настаивать на праве «что с бою взято» и применительно к территориям, то это чревато полным подрывом только создаваемой системы международной безопасности! Сталин должен понимать, что тогда, в глазах европейцев, он будет наглым агрессором – и единственным гарантом чьего бы то ни было суверенитета к западу от Рейна будет оборонительный союз североатлантических государств, о создании которого уже говорят в Комитете Начальников Штабов в Вашингтоне. СССР в ответ, несомненно, заключит военный союз с Германией, Италией и всякой мелочью вроде Польши и Румынии – и ждет тогда Европу новый кошмар коалиций, грозящий разразиться новой большой войной! Но нужно ли это самим русским?

Еще один вопрос, который в прошлые времена мог бы привести к англо-американской войне! Какая рожа была у Черчилля, когда он услышал американское предложение все же считать Францию среди держав-победительниц?! Первый Штутгартский протокол говорил лишь о капитуляции Германии и роспуске Европейского Рейхсоюза (в разговорной речи известного как Еврорейх), Второй Штутгартский регламентировал временный порядок на территориях, занятых войсками союзных держав. А где тут сказано, что «сражающаяся Франция», которую признали за воюющую с Гитлером сторону и Англия и СССР, является правопреемником Петена? Если имеется прецедент – как в Италии, правительство Тольятти, по категорическому заявлению Сталина, не может отвечать за преступления Муссолини!

Признает ли мировое сообщество (в лице лидеров трех ведущих держав) суверенитет Франции, представленной Де Голлем и всем, что называется «свободной Францией» и происходит от нее – то есть Учредительное собрание и утвержденные им акты, органы местной власти? С учетом непреложного факта, что названная организация («ко-беллетрент» – юридически равноправная государству) непрерывно воевала с гитлеровцами и не имела никакого отношения к преступному и незаконному режиму Петена. Очевидно, что при постановке вопроса на голосование, когда ООН наконец начнет работать, итог будет однозначен! Как бы выглядел СССР перед французами (включая население «русской» зоны на юго-востоке), выступи Сталин против? Ну а Британия – в самом худшем случае придется подождать поражения Черчилля на выборах!