В этом романе всё неправда. Все имена, пароли и явки вымышлены. Только кошмар главного героя был в действительности.

Часть 1

1

Все пациенты разные, но появляются у меня одинаково. «Т» не был исключением. Такой же как все. Все они в нерешительности топчутся перед дверью. Все они, то протягивают руку к звонку, то отдергивают ее назад. Моторика хаотичная. Типичные признаки борьбы мотивов. Еще постоянно оглядываются, не заметил ли их кто. Пациент «К», например, смог позвонить в дверь только с пятого раза, а войти в нее, вообще, только с шестого. В последний момент он с ужасом вспоминал, что у него не выключен газ дома, что на это время назначена деловая встреча и т. д… «Т» отличался остальных только тем, что все нерешительные маневры проделывал перед дверью этажом ниже. Он увидел меня, когда я поднимался по лестнице и махом взлетел к моей квартире. Я не принимал в этот день и, вообще, стараюсь не принимать без предварительной записи, поэтому дал ему последний шанс уйти. «Вы ко мне?» – спросил я его. Он с трудом оторвал глаза от таблички под звонком и натужно ответил: «Да, конечно, доктор Фрейд». Затем приподнял шляпу для приветствия.

Я сторонник высокой платы за сеанс. Это придает вес моей работе, а заодно отсеивает тех, кто несерьезно относится к лечению. Пятьдесят крон за посещение – сумма достаточная, чтобы отпугнуть праздно-любопытствующих. Минимальный курс для первичного ознакомления с проблемой – месяц, по 4-5 встреч в неделю. Моего нового знакомого это не смутило. Он тут же согласился, хотя деньги доставать не стал. Пришлось пригласить его в кабинет. Нервозность не спадала. «Т» лег на кушетку только после второго, настойчивого предложения, изображая непонимание. Важная деталь: пациент прошел в кабинет и лег на кушетку, не выпуская из рук какой-то пакет. Только он занял исходное положение, как тут же вскочил и попросился в туалет. Пакет взял с собой. Про себя я отметил его мнительность.

Истории болезни не было, пришлось начинать с самого начала. На мой вопрос, о том, что его беспокоит, «Т» ответил коротко: «желудок». «Что еще?» «Еще почки». Я попросил дать развернутый ответ. Почки или мочевой пузырь? Имея ввиду, что страдающие энурезом часто «облагораживают» свою болезнь, сваливая ее на более «высокую» инстанцию. Это мне говорил еще Брейер. После некоторого сопротивления, пациент признался, что почки, скорее всего, ни при чем. «Детские проблемы часто остаются с нами», – повел я издалека. «Т» начал спорить. Верный признак, что болезнь родом из детства и имеет психическую природу. Как, видимо, и проблемы с желудком. Я попросил описать симптомы, а заодно когда они появлялись в течение последних дней. Как и ожидалось, рассказ получился бессвязный, состоящий сплошь из провалов в памяти. Внутренняя цензура оказалась настолько велика, что вытеснила в бессознательное все мало-мальски важное. На плаву остались воспоминания о панических метаниях по Пратеру в поисках туалета, о публично справляющих нужду бюргерах, чьему бесстыдству и спокойствию пациент завидовал. (Себя он явно считал аристократом). Пятьдесят минут сеанса прошли, из них как минимум пол часа были заняты неловким молчанием. Я успел выкурить сигару. Под конец «Т» предложил себя осмотреть. Акт явно отсылающий к детскому эксгибиционизму или подавленной гомосексуальности. Подсознательная расплата за то, что он не смог, так сказать, «раскрыть душу». Я спросил, зачем ему осмотр. Он не нашелся, что ответить.

Уходя, «Т» естественно забыл об оплате, но после моего напоминания, достал деньги без разговоров. Следующий сеанс я назначил на завтра, в это же время. После «С» и перед «Нормой».

2

Один храпел. Другой не снимал сапоги. Оба воняли. Один отзывался на кличку Авель, другой, вообще, никак не отзывался. Смотрел волком. Когда неделю назад они появились на перроне у нее за спиной, она коротко ответила: «Это со мной. Так надо». Я даже не успел ее поцеловать, хотя долго готовился к встрече. Все представлял себе, как по-хозяйски притяну ее к себе, поцелую прямо в губы. Ага. Поцеловал. Она вышла из вагона первого класса, но не легко, как прима на сцену, а как-то коряво, по-бабьи. Лицо ее выражало не радость романтической встречи, а какую-то деловую сосредоточенность. Только протянул ей цветы, отмахнувшись от неприятного первого впечатления, как появились эти двое. Вместо поцелуя «так надо». Пошушукались втроем, затем она подошла ко мне и велела взять пролетку. Спрашиваю, куда везти этих двоих. Отвечает, сначала по городу, потом к нам на квартиру. Как обухом по голове. К нам?! Я перешел на немецкий: «Твой покорный слуга квартиру специально для нас снимал. Она, в конце концов, мала…» «Не устраивай сцен, – говорит, – у меня и так вся жизнь на сцене. Поговорим на месте». Едем по Рингу, эти двое по сторонам не смотрят, Вена их не интересует, только постоянно назад оглядываются. Потом и вовсе велели кучеру верх поднять.

Приехали на квартиру. Один, тот что по мельче, вытер ноги о ковер и завалился по-хамски на диван прямо в сапогах. Второй, по крупнее, сразу направился к буфету и бесцеремонно вытащил оттуда бутылку грюнера. «Это товарищ Авель», – представила она крупного, который уже успел приложиться к моей бутылке. «А это товарищ с поручением от центральной ячейки», – и указала на хама, пачкающего диван эпохи Терезы. Меня она представить забыла. Я предложил ей пройти в спальню. «А ты думаешь, революция – это приятное рандеву?» – сразу пошла в атаку моя прима, не дав мне слова сказать. «Нет никаких личных интересов, есть только интересы партии! Думаешь, покрасовался на майской сходке, поболтал о справедливости на собрании и это достаточно? Реакция наступает по всем фронтам, партии нужны люди, беззаветно-преданные делу. Ты, кстати, достал деньги?» У меня закружилась голова, ну, образно. «Денег пока нет, – промямлил я, – но они будут». Про себя подумал, что маман ни за что не даст такую огромную сумму. Продавать же свою долю в фабрике, значит идти на открытый разрыв с семьей. Что меня дальше ждет? В Сибирь сошлют или убьют в тюрьме, как Шмитта?

– Сколько у тебя есть? – Немного. – Давай. – Для чего вам? – Меньше знаешь, меньше скажешь полиции. Под пытками. Правило партийной дисциплины. Партия не отчитывается перед рядовым. Мне стало дурно, теперь не образно. Я достал бумажник. В комнату просунулась голова товарища Авеля. – Товарищ Анна сказала, что вы надежный человек. Она поручилась за вас. С этими словами он забрал все деньги из бумажника.

Через неделю мне дали партийное задание. Я должен был сходить на явочную квартиру и передать пакет. Мне долго объясняли, сколько цветочных горшков должно стоять на окне, если все безопасно; сколько – если явка провалена. Сколько раз я должен позвонить в колокольчик и сколько раз постучать в дверь. Какой назвать пароль и какой услышать отзыв. Адрес Берггассе, 19, первый этаж. Только я вышел из дому, как все тут же забыл. Кроме адреса. Вернуться переспросить было стыдно. Боже, за что мне все это?! Почему я здесь?! Коготок увяз, всей птичке пропасть, – вертелось в голове. Чтобы унять панику, решил съездить на Пратер, выпить пива. Трамвай не шел. Подумал, что опоздаю, рванул назад. Трамвай тут же вынырнул из за угла. Снова передумал, сел. Вышел на Пратере с полным ощущением, что уже провалил это дурацкое задание. Выпил. Мало. Взял еще. Все должно как-то устроиться. Подпольщики исчезнут, Анна останется, деньги появятся. Отчаянно захотелось в туалет. По-серьезному. Значит надо идти в ресторан. Но это время. Пока заказ, то да се, опоздаю. Как пить, опоздаю. Надо было дома сходить. Но там эти подпольщики загадили нужник так, что прислуга отказалась убираться. Найду по дороге. Пометался по городу. В конце концов, меня же пустят на квартиру, чтобы взять пакет.

Опоздал на двадцать три минуты. Цветов на окне пропасть. Что они значат, провал или безопасность? Вдруг там охранка. Боже, как хочется в туалет. Пускай хватают. Так даже лучше. Что они со мной сделают? Отправят под надзор в имение? Отлично, я сделал для партии все, что мог. И для Анны тоже. Она может приехать ко мне. А подпольщики туда не сунутся… И в туалет схожу. Подошел к двери, стучу. Никого. Звоню. Никого! Ни подпольщиков, ни охранки, ни туалета. Стучу, уже даже не пытаясь вспомнить, сколько раз надо. Куда бежать? Какой конфуз будет, когда я вернусь с пакетом, с полными брюками, провалив это чертово, будь оно проклято, задание! Спускаюсь вниз. Вдруг послышалось, что за дверью кто-то есть. Возвращаюсь. Стучу. Звоню. Прислушиваюсь. Никого. Бегу снова вниз. Тут послышались шаги. Кто-то поднимается. Боже, свидетель. Свидетелей быть не должно. Все. Провал. Бегу к верхней квартире. Звоню. Господин подходит и с ехидной улыбкой спрашивает: «Вы ко мне?» На табличке под звонком написано «доктор Зигмунд Фрейд». Думаю: « Да мне уже все равно к кому, хоть к черту лысому», а сам говорю: «Да, я к вам, доктор».

3

Жадный докторишко запросил 50 крон. Да я полцарства готов был отдать, чтобы дорваться до нужника. А пообещать так и все царство. В кабинете никаких признаков, что передо мной врач. Ни шкафа с микстурами, ни подноса со всякими пинцетами, молоточками, трубочками. У него даже стетоскопа нет! Все предлагал прилечь отдохнуть. Видимо, я плохо выгляжу. Однако спать – это последнее, что мне хотелось. Забыл спрятать пакет. Да и куда его спрячешь. Доктор не унимался. Я прилег на эту кушетку, чтоб его не расстраивать. Тут же не выдержал, попросился в уборную.