День завершался

(Шон Малыш и пятипалый)

Шон Птеродактиль сидел на большом саксауле,
Мысленно к небу в крутом воспаряя движеньи.
В небе смеркалось, ветра из тоннелей подули,
Шон чертыхнулся и зябко поддернул колени.
День первобытный свое завершая теченье
Канул туда, где и следует гнить мертвечине.
Слева от Шона неслабое вспухло свеченье,
Вновь Пятипалый возник по прихода причине.
«Снова, наверное, сбить меня будет пытаться»,
Шон осторожно вздохнул и взобрался повыше.
Но Пятипалый не в духе был Шоном питаться,
Он бормотал и чесал черепицу на крыше.
С горестным стоном поправив ее на стропилах,
Том Пятипалый прошел под большим саксаулом
Мимо цистерны, заполненной ржавым опилом,
В сторону древних руин, из которых так дуло.
День завершался, и Шон Птеродактиль заухал,
Жаль ему стало чего-то, чему и названья
Не было в мире… и камнем увесистым в ухо
Тут же был свален на груду бетонных развалин.
День завершался. Все так и должно быть, как было.
Том закусил и совсем ему сделалось томно.
Что-то забыл он, его ли то Нечто забыло?
Том померцал и уныло затрюхал до дома…

Пир во время чумы

При отсутствии света,
Мир – пристанище Тьмы.
Нам известно об этом,
Соглашаемся мы.

И ползем в буераки,
И наощупь живем,
И друг друга во мраке
Поедаем живьем.

Мы и думать забыли,
Что такое душа,
Прометеев, как пыли,
А огня – ни шиша.
О каком-то мессии
Постоянно твердят,
Неспроста пригласили.
Непременно съедят.

Хитрый домик

Вот щас войду я. Щас, я верю,
Войду!.. И снова в стену лбом
Шарах!.. Глазами видя двери,
Мы в них никак не попадем.

Отбив худые части тела,
И так помятые в бою,
Мы – осторожно до предела —
Заводим в домик плоть свою.

Нам точка пятая смягчает
Удары острые углов,
И сердце радости не чает,
Все много хуже быть могло.

Но ты любим? И понимаем?
О да!.. Ура!
…Кара Барас!
…И тут мы очи поднимаем
И видим страшный медный таз!

Туда и обратно

Чья же в этом вина,
Что устал я душой?
Выпив рюмку вина,
Я к подъезду сошел.
И уныло спросил
Ускользающий день:
Отчего я без сил,
Для чего мне мигрень?
Ветер клены качал.
Свод небес моросил.
День осенний молчал.
День был грязен и сир.
Я немного еще
Под дождем погрустил,
И обратно взошел,
И еще пропустил.

Всем спасибо за все

Как вам будет угодно
Или не будет угодно
Или не вам
Или это все-таки свинство
Лить холодную воду за шиворот
Ледяную воду
Целое ведро
Именно когда я не жду

Пастораль

Избави бог тебя, дружок,
Под сень Парнаса заблудиться,
Найти пастушеский рожок,
И в негу звуков углубиться.
Извлечь две пары верных нот,
Забыть долги, порвать все узы,
Желать лишь пения, и вот,
Познать, ликуя, близость Музы.
Измены кровная сестра,
Она тобою насладится,
И скажет ранее утра:
Я есть хочу, ступай трудиться.

Присказка

Сколько жадными устами не тверди: Халва, халва!
Слаще, видимо, не станет говорящему слова.

Так что гни свои салазки, огороды городи,
Это присказка, не сказка, сказка будет впереди.

Если толком разобраться, то любовь не так уж зла.
Кто бы спас иного братца, превращенного в козла?

Вот живем себе, не тужим, что остались в дураках
Журавли в руках не хуже, чем синицы в облаках.

Алый луч на горизонте, жизнь прекрасна, ночь нежна.
Вам любовь, как рыбе зонтик, нам она, как хлеб нужна.

А когда прожив лет двадцать, мы устанем от любви,
Станем сексом заниматься и хихикать: Се ля ви!

Даже кошка любит ласку, знать и нам не повредит.
Это присказка, не сказка. Сказка будет впереди.

О чем не думал покойник, во время вскрытия трупа

О прелестях, о прелостях, о хламе,
О ностальгии, климаксе и чести,
О некой даме, храме и рекламе,
О колбасе, гипофизе и мести.

О жажде жизни и доходном месте,
О сюси-пуси, регулах и славе,
О всех богах, о жаворонках в тесте,
О голубях, эротике, исламе,

Песке, пространстве, пыли и печали,
Распаде, пепле, ужасе и смерти,
Конце, кольце, пределе и начале,

О старых винах, книгах и десерте,
И о любви, естественно. Причем,
С заглавной «Л». И больше ни о чем.

Тяжело в мученьи, легко в раю

Подсознания со дна я
Слышу бездны голоса.
Очень хочется, родная,
Окунуться в небеса.

И собачка бы хотела
Разъяснить себя богам,
Но душа прилипла к телу,
Как планета к сапогам.

Трудно, милая, словами
Необъятное объять.
Если мир, открытый нами
Только кухня да кровать.

Ожиданье силы грозной
Неоправдано пока.
Ничего, еще не поздно
Озадачить старика!

Тайм-аут

Все это где-то я читал?
Икар поверженный, Дедал,
Принц Гамлет,
Пьяные соседи,
Пельмени,
Очередь в кино,
Собор Исакия,
И леди терзает джазом пиано.
И ТЫ!
Но хватит, это глупо.
Я просто дьявольски устал.
А что в меню?
Остатки супа?
Ах, да, я помню… я читал…

Завтрак с минотавром

Все хорошо, что хорошо кончается.
Все хорошо, что хорошо.
Все хорошо.
Все.

По праву толстого

Мы выбираем пути,
Слепые, как бомбоубежища,
Дикие, как кошачьи концерты,
Жестокие, как убийство ребенка.
С камнем на шее бросаемся в омут.
Это называется —
МЫ ВЫБИРАЕМ ПУТИ

Постоянство выбора

Зверьем, почуявшим пожар,
Я продираюсь сквозь время,
Оставляя клочья шкуры
На терновнике твоих рук.

Раскаленный ветер обжигает гортань,
Испытание свободой.
Кем я выйду из этой схватки?
Оборотнем, предпочитающим вину кровь?

Или сочным лангетом,
Истекающим нежностью
С пятницы на субботу?

Впрочем, могут быть варианты.
Например, авиакатастрофа.
Или просто конец света.

Дерзейший отрок и некто Иероним

Почетный Недруг Баальбека,
Отшельник Солнечных Долин,
Доверь мне тайну человека,
Чей мир во множествах един.
Когда, окутанный туманом,
Подобный зеркалу в реке,
Ты входишь путником желанным,
Со свежим лотосом в руке,
В мой дом,
Поистине бесценно
Твое внимание тому,
Кто ищет выхода, бесцельно
Блуждая в жертвенном дыму
Своих треножников, не богу
Их дым причудливый клубя.
Верни идущему дорогу,
И он уверует в себя.
Открой источник мирозданья,
И он последует за ним
На место верного свиданья,
Духовной жаждою томим.
Чтоб, выйдя к высохшему раю,
Небес дыханием палим,
Он мог, от жажды умирая,
Шепнуть: Ты знал, Иероним!

Завтра будет еще один день…

Еще один шанс выйти из круга полной луны.
Из тысячи входов я знаю один выход —
ЭТО ТЫ.
Дыркинс! Ты меня слышишь?
В бессчетных попытках дознаться
Почему все так глупо, мы, право,
достойны бессмертья
в виде кучек дерьма,
и на каждой – венок из укропа.
Прыткинс! Ты меня слышишь?

(Далее автор разражается довольно сомнительной тирадой,

обращенной к некоему неизвестному лицу, которое он почему-то именует Жителем Бездны. Постепенно он истощается и засыпает.

Последнее, что мы видим – это расплывчатый силуэт женщины за окном, исчезающий в потоке дождя. Сквозь сон беспокойное бормотание автора:

…Между нами стекло
и оно темно.
Я целовал бы тебя, но
МЕЖДУ НАМИ СТЕКЛО…

Что стекло и куда, остается невыясненным, потому что в этом

месте луна с треском перегорает, и все погружается…)

Упали, отжались

Ближее надо быть к народу!
И выражевывать простей
Его духовную природу —
Стихию смеха и страстей.

Он сам умеет выражаться
И меткий пендель приложить,
Когда вокруг него кружатся
Бесстыжых денег миражи.

А в руки – суки! – не даются
А те, без денег, не дают.
Сейчас без денег не обуться
И каждый третий – не обут.

Но мы обуем всю Россию!
Да мы и есть ее народ!