Цитаты из книги «Несовременная страна. Россия в мире XXI века»

прежде единая цивилизация раскололась на две части — на владимирско-московскую, исторически более отсталую и долгое время находившуюся под азиатским игом, и полоцко-галицскую, за несколько десятилетий избавившуюся от монголов и вошедшую в орбиту европейских княжеств и королевств — сначала православной Литвы, а позже католической Речи Посполитой.

собой крайне влиятельных людей, которые могут доносить необходимые указания и мнения до простолюдинов порой даже лучше князей и монархов. Учитывая, что завоеватели не ставили задачей создать централизованное государство с жесткой структурой управления и превратить всех его жителей в подданных хана, эта тактика была вполне оправданной. Именно поэтому русская Церковь не подвергалась во времена ига практически никаким гонениям21; показательным является и тот факт, что один из наиболее почитаемых русских государственных деятелей, новгородский князь Александр, был причислен к лику святых после того, как нанес несколько поражений христианскому воинству ливонских и тевтонских рыцарей, после чего отправился в Орду, чтоб объявить себя вассалом великого хана и получить ярлык на продолжение кня

Следует также отметить, что монгольская система предполагала (в отличие от той же западноевропейской) толерантность в религиозных вопросах: захватчики понимали, что церковные иерархи в любых конфессиях представляют со

Здесь ощущение величия и успешности практически целиком определяется территорией и ее размерами (несмотря на то, что сегодня ни одна успешная держава в мире не стремится к территориальной экспансии, а сама Россия не в состоянии производительно освоить более половины уже принадлежащих ей земель). Здесь над политиками доминирует ужас утраты не экономического лидерства в мире, не человеческого потенциала, а бывших и нынешних владений, которые когда-то входили или сейчас еще входят в состав империи. Здесь имперскость сливается с национализмом, так как единственными «скрепами» в XXI веке остаются не экономическая целесообразность или разделяемые большинством населения политические и этические ценности, а принадлежность к «русскому миру» и «к вере православной». Вместо того, чтобы развиваться в направлении бесконечного прогресса, история как бы замыкает здесь свой круг, отбрасывая национальное сознание на столетия назад. Всё это делает страну агрессивной в духе тех времен, когда территории казались активом, а не обязательством, распыляет ее силы, уводит от реальных проблем к воображаемым задачам —

собственного превосходства и является одной из важнейших черт, не позволяющих говорить о России как о современной — что относится к любому из пройденных ею исторических этапов — стране.

Именно эта неспособность рождать новое вкупе с уникальным и неповторимым умением использовать чужое для утверждения

первая получает в свое распоряжение источник своего рода неограниченного богатства7, воссоздать которое на глобальной периферии исключительно сложно. В такой ситуации рецепции, в которых Россия была столь искусной, резко теряют в своей значимости, а для самостоятельного развития с учетом истории ХХ столетия не остается ни сил, ни средств, ни опыта. В новом мире XXI века, в котором сейчас очутилась наша страна, отчетливо выделяется три общности, ко

которых не предполагает возможности их «перехвата» и развития. Продавая компьютерные программы, их производитель отчуждает лишь копии, в то время как только он, обладая опытом создания того или иного софта, способен разработать его следующую версию; продавая лекарства, производитель не раскрывает рецептуры их производства и сразу же начинает готовить новые и т.д. Иначе говоря, мир XXI века распадается на часть, в которой производятся образы будущего, и на часть, где они потребляются, — при этом

перспективы5). С другой стороны, сам развитый мир радикально изменился с формированием постиндустриального общества6. Создав новые технологии в материальном производстве и сфере услуг, коммуникациях, образовании и медицине, западный мир достиг новой ступени развития, на которой объектом экспорта могли быть уже не невозобновляемое сырье и не требующие постоянного приложения одних и тех же усилий промышленные товары, а технологии, использование

общие — в 113–137 млн человек4 — и я не говорю о том невообразимом количестве труда и средств, которые были потрачены на достижение недостижимых целей. Именно эта радикальная попытка «впрыгнуть в современность» — не столько перенять нечто у соседей, сколько «обогнать» их — и сделала Россию окончательно несовременной страной («лучшие умы» которой до сих пор мечтают о «перескоке» сразу через несколько технологических укладов и о «закрывающих технологиях», которые откроют для нее невиданные