ГЛАВА ПЕРВАЯ

В детдоме для Дианы Крестовой первое время всё было необычным: и общая столовая, и общая для всех девочек спальня, и подчинённые распорядку дня игры и занятия. К тому же все воспитанники находились под присмотром няней и воспитателей, чем с первых дней девочка стала тяготиться. Ведь до того дня как попала в приют, она жила свободно, и потому с трудом привыкала к детдомовской среде.

У неё был младший брат Ваня, с которым, хоть и виделась каждый день, однако и он, и она были размещены в возрастные группы для девочек и мальчиков и определены к разным воспитателям. И ей думалось, будто здесь задались целью сделать их навеки чужими. Хотя поначалу Диана думала: «Ах, как хорошо, что мы, наконец, обрели желанный покой, которого так не хватало нам в родительском доме»! А здесь были окружены шумной ватагой детворы, сплочённой единым духом детдомовского быта. И отныне во сне их не будут пугать пьяные рожи тёток и дядек. И больше никогда-никогда не придётся вместе с пьяной матерью таскаться по улицам в поисках куска хлеба.

К семи годам она натерпелась столько лиха, что иному взрослому хватило бы на всю жизнь, и очень редко видела конфеты, печенье, пряники. Правда, иногда детей угощали собутыльники матери то леденцами, то кислыми яблоками. А бывали дни, когда им приносила гостинцы сердобольная соседка тётка Фаня. Вот, пожалуй, и все её скудные радости, которые остались навсегда где-то в таком мрачном, пугающем пьяным оскалом прошлом, что теперь даже боялась думать о пережитом.

А теперь Диана с ретивостью, свойственной её живой натуре, пускалась в игры с девочками, быстро осваивалась и знакомилась с их повадками, что даже норовила брать верх над соседками по спальне Шурой Брыкиной и Луизой Дубининой. Но замашки новенькой им не понравились, они с ней спорили, отстаивали свои права, и чуть ли не кидались на неё с кулаками. И когда поднимался визг и плач, в это время в комнату вбегал Ипполит Ивашечкин (по детдомовски просто Поль). Это он был поставлен директором следить за порядком. У больших девочек была своя старшая, но которой они не подчинялись, признавая на это права одного Поля. Но Брыкина и Дубинина твердили наперебой:

– Поль, эта Былка такая выскочка! Вот ещё не успела попасть в детдом, как тут же стала навязывать нам свою волю, ведёт себя нагло и самоуверенно!

– Всё, больше мне не базарьте, а то обоим врежу по мягкому месту! – выкрикнул Поль, и девочки было замолкали. Но Дубинина вспыхнула, увидев, как Поль повернулся к Диане.

– Ты мне говори, если что, – спокойно сказал он.

– Поль, она наглая и командует, отбирает игрушки у маленьких и своему брату суёт. А ты ещё за эту нахалку заступаешься? Смотри, тебя не будем слушаться, а только нашу…

– Чего? Мою тёзку Польку Полину? – он рассмеялся, откидывая голову назад. – Так вы же вдвоём над Дианой крылья распустили. Я видел, – важно прибавил тот.

И только девочки стали опять рассказывать, что вытворяла Диана, Поль поднял над головой руки и резко выкрикнул:

– Всё! Больше мне ни звука, а то сейчас Котова примчится, а может, и директор…

– А ты требуй от неё вести скромно и быть послушной, – с обидой в голосе советовала Дубинина. – Она должна знать, что с нами лучше не ссориться.

– Луизка, да ты сама кого хочешь перекричишь, – и, окинув всех презрительным взглядом, Поль спросил: – Вы всегда бываете паиньками? Тоже мне нашлись идеалки… – он скривил на сторону рот и помахал всем кулаком.

– Ну, смотри, если не заставишь её нам подчиняться, мы сейчас пойдём к директору, – вырвалось у Дубининой.

– Ябедничать? Ты тут будешь сидеть и без моего слова никуда не вылезешь! Ты поняла, что я имею в виду? И больше мне не пикай…

Дубинина враз присмирела, закивала головой, искательно глядя на Поля. Сейчас из-за Дианы она совсем забыла то, в каких отношениях была с Ивашечкиным. Да и Брыкина её дёргала за подол платья, чтобы больше с ним не спорила. Лично она боялась Поля, который их старшую Полину прибрал к рукам. Но и они ему в этом тоже помогали. Полина бегала к нему и на них жаловалась, за что они её ненавидели.

Но стоило Ивашечкину с Дианой о чём-то пошушукаться, как Дубинина опрометью убежала, а за ней и Брыкина.

Однако не прошло и дня, как подружки снова сцепились с Дианой. На этот раз они сами стали к ней приставать, чтобы их слушалась как старожилок детдома, а если не будет, они не дадут ей спокойно тут жить. А поскольку новенькая не хотела подчиняться установленным правилам и выказывала неуёмную строптивость, они пожаловались на неё старшим девочкам. Пришла Полина и стала её дёргать за косы. Но Диана резко шлёпнула ту по рукам.

– Думаешь, я тебя испугалась? И вот этих, как бы ни так, ха-ха! – и стала всех высмеивать и кривляться. – А ты Полька, с Полем не целуйся, я всё вижу! – она опять засмеялась. Эти слова вывели из себя Луизу и Шуру, которые ревновали её к Полю и на неё жаловались Кротовой, будто Полина сама пристаёт к Полю. Но тут вот выискалась ещё похлеще Полины, перед которой Диана высмеивала подружек…

– Если ты будешь ещё так выкомариваться, мы всё расскажем Полю. Уж он тебя быстро скрутит в бараний рог, – сказала Полина в девичьей спальне.

– Это меня-то? – засмеялась Диана.

– Да, тебя, и ещё выпорет розгами! У нас все его слушаются. Вот тогда не так запоёшь…

– А кто он такой? Я с ним буду дружить, я слово ему дала! И он меня и пальцем не тронет! А вас будет гонять как сидоровых коз! – Диана рассмеялась во весь свой широкий рот.

– Да ты его не знаешь! Он помощник директора. Вот тогда запоёшь…

– А ты, Пышка, кто? Я видела, как ты от директора выходила, – выкрикнула Диана.

За этой перепалкой наблюдали не только сверстницы Дианы, но и большие, бывалые детдомовцы, которые уже несколько дней присматривались к поведению новенькой. И ждали, скоро ли проказница поймёт, что надо уважать порядки их большой семьи.

Но такое натаскиванье претило её свободолюбивой натуре, и после очередных выговоров больших девочек, всякий раз она восставала. К тому же они действовали вероломно, таскали за волосы и по-мальчишески пускали в ход кулаки. А если надо, то не скупились и на унизительные для неё пинки и подзатыльники. Но Диане, весьма рослой и крепкой на вид девочке, которая повидала ещё и не такое, эти хулиганские выходки ярых забияк, были не в диковинку. Она вырывалась, хватала Полину за волосы, не хуже её отбивалась кулаками и даже посылала обидчиц на три буквы…

Однажды её отборную ругань удостоилось услышать самому директору детдома Александру Александровичу Марусьеву, который шагал как раз по коридору. Впрочем, ему Полина пожаловалась на новенькую, которая никого не слушается. Но он и сам регулярно проводил осмотр спален, комнат игр и занятий, а также и столовой. Правда, на неделю он уезжал в областной центр на всеобуч директоров детдомов. И вот решил посмотреть, что делалось в его отсутствие в вверенном ему сиротском заведении. Он не преминул с ходу заглянуть в комнату для игр и занятий. И тут его взору предстала следующая картина: на подоконнике во весь рост стояла новенькая, а перед ней выстроились старшие девочки. И та, что стояла на окне, исторгала из своего большого рта в их адрес непотребную брань, от которой опухли бы уши даже у взрослых, и вот Полина, как самая старшая, заставляла её слезть с окна.

– Пошли вы все на х… б… такие…

– Ты, Жирафа с длинной шеей, что ругаешься.

– Будылка длинноногая, вот ты кто! Тебя ребята быстро скрутят, как дуру набитую. А если не слезешь, позовём директора…

– А я уже здесь! Ах, какие поганки! – услышали они. – Это от кого я тут слышу заборную грязь? – резко выкрикнул Марусьев, и все моментально в паническом испуге оглянулись на голос директора. И по очереди зачинщицы перебранки опрометью стали проскакивать мимо него.

И вот в застывшей позе на подоконнике осталась стоять Диана, словно на постаменте статуя, уставилась, не моргая, на солидную в новом сером костюме фигуру Марусьева, который подошёл к девочке решительной поступью и вскинул с ходу к ней обе руки, чтобы снять проказницу с подоконника.

– Отойдите, я сама спрыгну! – быстро выкрикнула Диана, смело отступая в сторону от директора.

– Вот я тебе задам порку, чтобы на мою голову ногу сломала, а мне потом за тебя отвечать? – и он, проявив твёрдость, поймал девочку, взял под мышки и затем опустил на паркетный пол, натёртый до блеска. Но из рук её пока не выпускал, словно ожидая того момента, когда она станет вырываться.

– Ты где успела нахвататься гадких слов? – сурово насупив лохматые брови, спросил Марусьев, взяв Диану за косу.

– Меня там уже давно нет! – отчеканила воспитанница, и глядела на него, нисколько не смущаясь, почти дерзко.

– Это ты с кем таким тоном разговариваешь? – возмутился директор, больно дёрнув девочку за косу, став затем накручивать на свою пухлую руку, и с каждым витком тыкал в затылок воспитанницу кулаком, приговаривая менторским тоном: – Чтобы я больше мата не слышал, тебе всё понятно? Это детское учреждение, а не тот притон, из которого тебя вытащили добрые люди, чтобы из тебя воспитать достойного для общества человека!

– Ой, что вы делаете, я так без косы останусь! – заверещала Диана, пытаясь высвободиться из крепких рук директора, вертясь, как шар вокруг своей оси.

– Вот и отлично, мы так и сделаем, чтоб из тебя заразу вытравить, пострижём. И почему до сих пор этого не сделали?

– А мне разрешили не стричься, разве вы не знаете? – и уставилась с кротким видом, с изумлением в глазах девочка.

– Кто позволил отменять устав детдома, я мигом выясню! – менторским тоном процедил он, всё ещё не выпуская её русоволосой косы.

В этот же вечер Диану постригли наголо. И девочка долго не могла успокоиться, захлёбываясь в умывальнике слезами, пока за ней не пришёл сам Марусьев в сопровождении старшей воспитательницы Розы Викторовны Кротовой. А позади них стоял Ивашечкин, который тяжело дышал.

В то время, когда Марусьев занимался Дианой, он был в углу двора, где росли высокие яблони, а около высокого кирпичного забора – клёны, под которыми большие пацаны собирались играть в карты. За Полем прибежал юркий паренёк по фамилии Болтнев, который из-за неё получил кличку Болта, и вот он должен был находиться на атасе в коридоре детдома, когда пацаны играли в карты и в случае появления директора ему надлежало бежать за ним…

– А там эту новенькую обстригли, – выпалил худощавый, и лихо засмеялся.

– Это кто? Маруся? А чего сразу не сказал! – вскочил с земли Поль, бросая карты, скомандовав тут же собрать их. А сам опрометью помчался в детдом…

И вот он стоял позади директора и воспитательницы и слушал:

– Ну, будет тебе Крестова слёзы лить! Ещё вырастут погуще прежних, что будешь сама диву даваться, – сказал он приподнято, и миролюбиво взял её за плечи.

Диана резко вырвалась, отступила от Марусьева, порывисто вытерла слёзы, и посмотрела исподлобья на пухлое лицо директора, голова которого сидела на плечах так низко, что даже было не видно толстой шеи. А плечи раздавались на аршин, мясистые щёки несколько колыхались при разговоре, а под щёлками плутоватых глаз набрякли веки. Он казался квадратным и от этого вызывал у девочки отвращение, что поневоле она надулась.

– Не упрямься, Крестова, нам с тобой, учти, тут некогда нянчиться! – сказала Кротова. – Ты у нас здесь не одна…

– А где Ивашечкин? – спросил директор.

– Да я здеся, Сан Саныч!

Директор окинул его взглядом и сурово сказал:

– Ослабилась дисциплина. Девочки стали драться, смотри мне, Ивашечкин. А ну давайте все на ужин, глянул он на ручные часы на своей толстой припухлой руке.

В столовой, куда он её привёл, звенели многочисленные голоса разновозрастной детворы. Но как только все увидели вошедшего в зал директора, так тотчас установилась такая тишина, что было слышно жужжание на окне мухи, которая билась о стекло. Взоры детдомовцев, полные немого любопытства, ощупывали Диану, строя на бесстрастных, жёстких лицах то наглые ухмылки, то безжалостные усмешки, что наконец-то для новенькой кончилась лафа, распрощалась Будылка со своими длинными патлами…

Усадив Диану за стол, Марусьев пошёл на кухню, чтобы ему подали в кабинет ужин. После этого распоряжения он ушёл восвояси, а в столовой после его ухода понемногу поднимался звенящий, рокочущий гомон детворы.

– Ура! Маруська слинял! – шёпотом передавали ребята друг другу свежую весть.

И вот зашлёпали катушки хлеба кому-то в чашку, а кому-то и в лицо. Один шарик отскочил от большого пацана Ивашечкина Ипполита и срикошетил прямо в Диану. Она невозмутимо подняла глаза на пацанов, которые были старше его года на два, а то и три и вели озорную перестрелку. Находились смельчаки, которые его не боялись, но с Полем не хотели связываться потому, что директор из всех его выделил за умение любому дать сдачи. И потому над всеми, кто был старше его, Поль держал верх. И с ним никто не хотел связываться, так как за ним стоял директор. Это Диана слышала от девочек, и сейчас несколько обиженный взгляд столкнулся с нацеленным на неё цепким взглядом Ипполита, который весело подмигнул Диане, словно говорил, дескать, не робей, подруга, тут через корнанье проходят все.

– А ну мне утихните! И хлебом не кидаться, али хотите пол вымыть и двор подмести?! – вскрикнул Поль, махая всем кулаком.

И мигом в столовой установилась тишина.

С этого вечера в столовой Поль стал Диане оказывать покровительство, никому не давать девочку в обиду. Впрочем, всюду, где ей приходилось бывать на территории детдома…

– Хочешь, я тебя буду звать сестрицей? – предложил однажды Поль. – В тот раз ты мне не понравилась. Учти, я наглых не люблю, хотя сам бываю не дай боже. А тут иначе и нельзя.

– А что у тебя совсем никого нет? – поинтересовалась она.

– Да, больше отец не успел – в тюрягу сел!

– Ну, в таком разе я могу быть только двоюродной. Это всем разрешается. Ведь родной брат у меня уже есть! Разве ты его не знаешь?

– Это от меня не укрылось, в первый день вычислил. Так надо, ты не обижайся. Он уже в моей кодле, Диана. Да и тебя мне сдавали наши чувихи, но я не торопился взять тебя на абордаж… Только, помнишь, говорил, чтобы не наглела. А ты не послушалась, слыхала, что директор провякнул? Так что учти…

– А что же так, пожалел? И ты бы розгами меня бил? – улыбнулась лукаво она, прищуривая натянуто глаза.