Цитаты из книги «Нормальная история»

И во многом идентифицируем нацию с этим блюдом и с этим напитком. Например, немцев – с пивом, сосисками и кислой капустой, французов – с шампанским, устрицами и луковым супом, венгров – с палинкой и гуляшом, чехов – с пивом и кнедликами, итальянцев – с кьянти и пастой, болгар – с ракией и печеным сладким перцем, белорусов – с самогоном и картофельными оладьями, украинцев – с горилкой, борщом и салом, американцев – с кока-колой, гамбургером и попкорном, норвежцев – с аквавитом и копченой семгой, мексиканцев – с “Маргаритой” и говяжьим стейком, греков – с узо и бараниной на гриле, китайцев – со сливовым вином и уткой по-пекински, японцев – с саке и суши, грузин – с хванчкарой и шашлыком и так далее.

Могу рассказать о моем идеальном завтраке: свежевыжатый сок антоновских яблок, нато, два ломтя серого деревенского хлеба, слегка поджаренные в тостере, гречишный мед, коровье масло, кофе или зеленый чай.

Литературы, связанной с темой завтрака, хватает: “Голый завтрак”, “Завтрак у Тиффани”, “Завтрак для чемпионов”, “Легкий завтрак в тени некрополя”, наконец, “Блондинка на завтрак”…

Как-то много всего. После сталинского, хрущевского и брежневского по ней прошлись еще пара мощных катков: лужковский и собянинский. Катились быстро, нахраписто, дорого, оголтело и безвкусно. Сперва строили ларьки у метро, потом в одночасье их сносили. Ломали старые здания. Асфальт сменили на плитку. Еще раз. И еще раз.

Когда таксист выдает себя за поэта – это скучно. Когда модели и телеведущие берутся “тискать романы” про опасную любовь на Гоа, про говорящих собачек, про цену отсечения собственной посредственности, про мужественных детективов с монгольскими скулами и прочую дребедень да еще приглашают тебя на презентацию – это тошнотворно. Но гораздо страшнее, когда власть в стране литературна. Когда политики – персонажи, а иногда и вообще прототипы. У нормальных, вменяемых граждан сие должно вызывать не смех, а стыд и ужас. Литературщина жизни разрушает саму жизнь. Ибо про Хлестакова или Урию Гипа интересно читать, а вот зависеть от них совсем неинтересно.

Если “Лолиту” переписать языком Фолкнера или Драйзера, получится безнадежно тяжеловесный роман о соблазнении несчастной девочки профессором-злодеем, нечто подобное “Американской трагедии”. Собственно, поэтому и не получается с кино-Лолитой, ибо невозможно передать языком кинематографа тончайший, дрожащий и переливающийся полупрозрачными радугами, распадающийся и собирающийся снова калейдоскоп набоковского письма, соответствующий этой безумной, невозможной, ускользающей и обреченной любви.

У маркиза де Сада в “Новой Жюстине” был чудовищный персонаж, русский граф Минский, обладающий колоссальным, никогда не опадающим фаллосом. Акт с Минским был смертелен для избранницы: раздавался “печальный треск костей”, и все кончалось. Трещат, трещат косточки румяной Московы.

Поллока, Ротко, Матты и Де Кунига.

Милиционера”, “Исторические и героические песни”, “Заклинание именем”, “Элегические песни”,

родителей нашлось два сборника поэтов сталинской поры – Исаковского и Долматовского. Так появились коротенькие рассказы “Одинокая гармонь”, “Из вечерней школы”, “Случайный вальс”. Затем мне попалась книжка поэта Недогонова, пот