Как-то утром Максим, будучи в сильном похмелье, сидел, обхватив голову руками и раскачиваясь из стороны в сторону. К нему подошел Федор и обратился с вопросом:
– В чем смысл буддизма?
– Да иди ты в жопу со своим буддизмом! – слабо закричал Максим.
Федор, пораженный, отошел.
Один юноша, Петр, наслышавшись о философских достижениях тогда еще незнакомого ему Максима, пришел к нему домой и обратился к Федору, которого он по ошибке принял за Максима, с вопросом:
– В чем смысл прихода бодхидхармы с юга?
Подумав немного, Федор спокойно сказал:
– Не знаю.
В это время в разговор вмешался Максим и сказал:
– А пошел ты в жопу со своим бодхисатвой!
Пораженный Петр, славя Максима и Федора, ушел.
Другой юноша, Василий, услышав от Петра о случившемся, пришел к Максиму и Федору и обратился к последнему с вопросом, не посоветует ли ему тот поступить в монастырь. Федор, разминая папиросу, безмолвствовал.
В разговор вмешался Максим и сказал:
– Да иди ты в жопу!
Просветленный Василий не знал, чей ответ лучше.
Ученик Василий подарил Федору книгу Дайсэцу Судзуки «Жизнь по дзену». Федор спросил у Максима, как ему поступить с подарком.
– Хоть в сортир вешай, – отвечал Максим.
Просветленный Федор так и поступил.
Однажды Федор осведомился у Максима:
– В чем смысл дзен-буддизма?
Тот исподлобья глянул на Федора и звезданул его по больному уху.
Федор, не утерпев, ответил ударом в поддыхало. Максим, превозмогая боль, продолжил урок – дал Федору в глаз, сделал ему шмазь и напоследок, когда Федор уже повернулся, чтобы уйти, дал ему поджопник.
Федор вышел.
Как-то ночью, проснувшись с сильного похмелья, Федор очень захотел пить. Не зажигая света, он вышел на кухню, нащупал на полке бутыль и начал пить. Сделав первый же глоток, он понял, что ошибся, и в бутылке не вода, как он предполагал, а керосин.
Однако Федор с такой силой овладел дзен-буддизмом, что нашел в себе мужество не исправлять ошибку и спокойно допил бутылку до конца.
Федор, когда бывал пьян, любил поиграть с котом. Однажды утром, проснувшись с сильного похмелья, он обнаружил, что вчера, играючи, засунул кота в бутылку, откуда извлечь последнего нет никакой возможности. Разбивать же бутылку, конечно, жалко.
Однако уроки дзен-буддизма не прошли даром – Федор, не задумываясь, нашел правильное решение и сдал на приемный пункт бутылку вместе с котом.
Федор, когда испытывал просветление, сильно радовался и кричал. Соседи часто упрекали его за эти крики, а однажды написали заявление в жилконтору. Из жилконторы пришла повестка с приглашением в нарсуд.
Федор осведомился у Максима, что делать с повесткой.
– Хоть задницу вытирай, – был ответ Максима.
Федор так и сделал.
При входе в дом Максима и Федора лежала деревянная калабаха. Федор, проходя мимо, всякий раз говорил:
– Во! калабаха!
Петр, ученик Максима, однажды вскричал:
– Да что ты каждый раз говоришь? Я давно знаю, что это калабаха!
Шедший рядом Максим поднес кулак к носу Петра и сказал:
– А это видал?
Пораженный Петр все понял и отчалил.
Петр заметил, что у Федора есть странная привычка: отстояв длинную очередь у пивного ларька, тот в последний момент не берет пиво, а отходит, правда с заметным усилием. Петр заинтересовался, зачем Федор это делает, если через пять минут он все равно возвращается и встает в очередь.
Федор твердо ответил:
– Чтобы творение осталось в вечности, не нужно доводить его до конца.
Петр хлопнул себя по лбу и удалился.
– Выпей из дуршлага тогда! – молвил Максим в ответ на хвастливые заявления Петра, что человеку, мол, все доступно и прочая.
Пораженный Петр выпил.
– Что остается делать человеку, которому на шею уже набросили петлю? – осведомился Максим.
– Сакура красива не только в цвету, – с присущим ему изяществом ляпнул Петр.
Василий вместо ответа взял коробок спичек и уронил на пол – но коробки не разбиваются от удара об пол, зато от громыхания проснулся Федор и спросонья забормотал: «А? Где я?.. Что?»
Его ответ Максим, как всегда, признал лучшим.
Вот случай крайне недостоверный, но не стоит брезговать и такими сведениями о Максиме и Федоре.
Один раз Максим спросил, в чем, по мнению Петра, заключается смысл дзена.
– Дзен, – сказал Петр, любивший сравнения изящные, но недалекие, – это умение разлить два полных стакана водки из одной четвертинки.
– Из пустой, – добавил Василий.
Максим перевел взгляд на Федора.
– И водку не выпить, – молвил Федор.
Максим удовлетворенно кивнул, сказав:
– И в стаканы не разливать.
Жил да был один Максим. Один раз он, как говорят, сказал даме, которая работала продавщицей в «Водке – крепкие напитки»:
Бодрящий блеск
Зеленой и красивой травы
Соком забвения стал…
Гадом буду —
Еще за одной приду!
А продавщица в ответ ничего не сказала, только бутылку «Зверобоя» из ящика достала и одной рукой ему подала.
Жил-был Максим. Вот как он однажды сказал даме, работавшей продавщицей в «Водке – крепкие напитки»:
Когда бы Клеопатра сама
Моей возлюбленной была,
Навряд ли столько огненного жару
Я получал из рук ее,
Сколь ты небрежным взмахом мне даешь.
А продавщица в ответ: бутылку обтерла и перед Максимом на прилавок поставила, но ничего не сказала – может, не поняла или плохо расслышала, не знаю.
Жил-был кавалер по имени Максим. Случилось однажды ему так сказать продавщице в винном отделе «Гастронома»:
Потрясающе стремительные
Бегут дни нашей жизни,
Подобно току в электропроводах.
Не ты ли, красавица, столб,
Что тот провод над землей вздымает?
Может, и ответила бы ему что-нибудь та дама, но не случилось этого, потому что другой кавалер, по имени Петр, оказавшийся тут, так поспешил молвить, наверняка на то основания имея:
Это верно ты сказал
Про потрясающе стремительные дни,
Подобные току в проводах,
Которые опору вот в таких столбах
имеют.
Без опоры и провод порвется.
И, так славя и воспевая эту даму, оба кавалера, однако, ту даму оставили, не дождавшись от нее ответа, и из магазина быстро пошли домой.
Жили три кавалера. Первый кавалер носил имя Максим. Второй кавалер носил имя Федор. Третий кавалер носил имя Петр. Один раз кавалер Петр вскочил из-за стола, за которым все трое сидели, обмотал шарф вокруг шеи и груди и быстро пошел в «Гастроном», чтобы увидеться, видно, с дамой, которая работала продавщицей в винном отделе. И, увидев, что «Гастроном» открыт и дама та за прилавком стоит, задышал сильно и так сказал (вот как умели сказать молодые люди в те времена!):
Да! Не зря Максим сказал
Про потрясающие дни нашей жизни,
Про столбы и гудящие провода,
Вторящие гулу земли,
И еще выше звенят облака…
Дама ничего не ответила, видно не почувствовала, что Петр хотел объяснить про счастливую невозможность держать жизнь в кулаке.
Известный кавалер Федор шел по двору на встречу с дамой, пошатнулся, ступил в нечистоты и про то сложил:
Шел на свиданку,
А попал в говнище.
Жили-поживали не так давно Максим и Петр. Случилось так, что оба эти кавалера стояли в очереди у пивного ларька, и один из них, а именно Петр, о жизни непутевой заскорбел, что ли, не знаю, или слишком не понравился ему тот двор, где ларек стоял, а только молвил он так:
Через пролив на утлом челноке
Бесстрашный некто плывет,
Отважный, с пламенем в груди.
И брызги пены на ботфортах.
А тут пивная пена, грязь…
А Максим ему в ответ:
А тут пивная пена, грязь.
Но если сквозь туман научишься смотреть,
Увидишь, как с отвагой на челе
Через пролив свирепый мы плывем.
И клочья пены на ботфортах.
Петр, услышав это, затопал ногами и заплакал от восторга, да и мало кто из стоявших в очереди смог удержаться от слез, некоторые даже упали и лежали в грязи, распевая песни, и только дама, продававшая пиво, ничего не сказала – от волнения, что ли, или, может, плохо расслышала.
Вот как однажды сказал один кавалер по имени Максим даме, которая продавала разливное пиво в ларьке:
Как может берег с волной расстаться?
Или гора Фудзи со снегом?
Видела меня вчера —
Увидишь сегодня и завтра.
Как может солнце с лучами расстаться?
Услышав это, все, кто был у ларька, заплакали, и так хороши были эти стихи, что других стихов в очереди уже не читали.
Затемнение.
Титры.
Затемнение.
Панорама Ленинграда. Петропавловская крепость в лучах заходящего солнца. Небо в тучах. При музыкальном сопровождении звучит отважная музыка.
Затемнение.
Титр: ПЕТРОГРАД. НАЧАЛО ВЕКА.
Затемнение.
Комната. Утро.
Посредине комнаты круглый матерый стол с полусдернутой скатертью. На столе и под столом стоят и лежат бутылки, стаканы, грязные тарелки, окурки.
Панорама комнаты. Сундук, шкаф, олеография «Бурлаков» Репина, оттоманка.
На оттоманке под ватниками и тряпьем спят два человека.
Титр: УТРО ЗАСТАЛО МАКСИМА И ФЕДОРА В ГОСТЯХ.
Камера наплывает на оттоманку. Федор, сбросив с себя ватник, встает, тревожно оглядывается. Подходит к столу, тычет в тарелки пальцами, отходит. Совершает несколько бесцельных кругов по комнате, часто останавливаясь и прислушиваясь к чему-то. По движению и выражению лица Федора заметно, что он очень хочет в туалет, но стесняется искать его в незнакомой квартире. Подходит к двери, осторожно приоткрывает. Через некоторое время так же осторожно закрывает. Подходит к оттоманке, садится рядом со спящим Максимом, закуривает. Камера долгое время сосредоточена на курящем Федоре и лежащем под тряпьем Максиме.
Дым стелется по комнате. За окном туман. (Своей унылостью кадр напоминает тот эпизод из фильма Карне «День начинается», когда в комнату героя через окно забрасывают гранату со слезоточивым газом.) Федор встает, подходит к столу, тычет пальцами в тарелку. Идет к окну, видна согбенная фигура Федора и часть комнаты.
Неожиданно крышка подпола, до сих пор незаметная, открывается, взметая пыль. Спина Федора вздрагивает, из его штанины вытекает струйка мочи и ползет по полу. Из подпола динамично выходят человек двадцать подпольщиков, у них сосредоточенные твердые лица.
Не обращая внимания на окаменевшего Федора, подпольщики быстро идут к двери. Они идут такой плотной, слитной массой, что кажется, будто от подпола к двери ползет большое животное, вроде тюленя. Некоторые подпольщики очень большого роста, а некоторые такие маленькие, что семенят под полою у остальных. После того как подпольщики выходят, Федор минуты три стоит неподвижно, затем бросается к окну, приподнимает кружевную занавеску, жадно смотрит.
Вид из окна: группа подпольщиков, сметая прохожих, удаляется по улице.
Федор бросается к оттоманке, толкает и трясет спящего Максима. Крупным планом: необычайно взволнованное лицо Федора, что-то кричащего.
Титр: МАКСИМ! МАКСИМ! ПРОСНИСЬ! ПРОСНИСЬ, РАДИ БОГА! Я ВИДЕЛ ПОДПОЛЬЩИКОВ! ОНИ БОРОЛИСЬ ЗА НАРОДНОЕ ДЕЛО!
Максим поворачивается. У него нехорошее, злое лицо. Чуть приподняв голову, он что-то говорит и снова ложится, натягивая ватник себе на затылок.
Титр: ДА ПОШЕЛ ТЫ В ЖОПУ СО СВОИМИ ПОДПОЛЬЩИКАМИ!
Затемнение.
Титр: КОНЕЦ ФИЛЬМА.
В то утро Федор встал пораньше.
Пошел на кухню.
Там стояло
Штук пять бутылок с «Жигулевским»,
Пять с «Мартовским»
Да пять с «Адмиралтейским».
И прочих всяких пив немало.
Уже светало.
Высветлялся на столе
Изящный контур этих всех бутылок.
Их силуэт будил сознанье, тешил глаз
И скрытым ужасом напоминал
Творенья Гауди.
Не ведая ни страха, ни упрека,
Федор
Схватил бутылку с «Жигулевским» пивом
И шаркнул ею, как мечом, о край стола.
Взметнулась пробка, пиво полилось,
И кот, лежащий под столом,
То пиво стал лакать с протяжным стоном.
Все недвижимо стало.
Федор, как горнист, стоял.
Кадык катался вверх и вниз
по мощной шее.
Допив бутылку,
Федор
Взял другую.
И пробку лихо сковырнул ногтем.
Плеснуло пиво сильно, как фонтан.
Ловил его губами трепетными Федор,
Махал руками и смеялся, как дитя.
Но, не допив, остановился
И долго молча так стоял,
Прислушиваясь к внутреннему чувству.
В окно глядел
Орлиным,
Цепким взглядом.
Там воспаленный обруч плыл
над бледным городом.
Сквозь гниль дворов и новостроек скуку
Туман струился,
Словно силясь смыть
Убогий труд царей природы.
Туман на диво был силен…
И Федор,
Как ни напрягался,
Не разглядел, чего хотел увидеть, —
Ларька пивного не увидел он.
Пытлив умом был Федор,
Но не мудр.
Не разгадав явления природы,
Решил он, что ларек снесли за ночь.
Однако,
Скорбь с чела согнав,
Бутылку в длань взял крепко
Федор.
И выпил,
И еще открыл, и пил.
И выпил много всяких пив,
Как вдруг послышалось: пиф-паф!
Упал в испуге Федор,
Хотя и был не робкого десятка.
А что случилось?
То Максим,
Рукою твердою бутылку открывая,
Не рассчитал усилья с похмелюги,
Бутылку уронил и сам упал,
И звук, подобный выстрелу, раздался.
Порубанному витязю подобен,
Максим лежал, раскинув гордо руки.
Как павший славной,
но безвинной смертью,
Был Федор, возлежавший рядом.
Поодаль кот стоял с зловещим видом,
Подобно ворону на поле брани.
Но Федор встал и,
Хмуря брови,
Случившееся силился постичь.
Максим поднялся, Федора ругая
И местью лютою
Ему грозя за что-то.
Вину свою не понимая, Федор
Взял «Мартовское» и пластичным жестом
Зубами пробку сковырнул,
Но пить не стал —
Максиму предложил галантно пиво.
Максим надменно дар отверг,
Взял сам бутылку
И вскрыл ее ножом столовым,
Всего себя изрезав, правда,
И пиво все почти пролив.
О проекте
О подписке