След в след. Мне ли не пожалеть. До и во время

И вроде псевдоистория (здесь) есть, и язык вполне даже хороший, и как бы сюжетные линии какие-то идут, присутствуют, переплетаются... теряются... снова идут (но другие или не понятно какие) что-то происходит... бесконечные темные советские времена... НКВД... ГПУ... род... записки... психбольница и тд. и тп и прочий кондовой совковый постмодернизм (КСПМ)...
Вот именно, в том-то и дело, что с того момента, как понимаешь что это он и есть: КСПМ, пропадает желание вчитываться, разбираться, идти и думать вместе с автором (а ведь временами по началу, когда библейские цитаты и интерпретации пошли желание такое явно было)...
Потом читаешь в вики и о том, что автор, оказывается, чуть ли учителем и вдохновителем был для целой обоймы успешных сегодняшних обладателей всяческих литературных премий и номинаций, которые меня лично как раз больше раздражают, чем радуют, и становится тогда всё на свои места: то есть автор ещё и русофобским базисом видимо для них являлся и является, и сама манера полуотстраненного текстописания тоже от него.

Уже не помню точно, кто меня навел на Шарова, но большое спасибо этому человеку за то, что у меня стало одним любимым современным русским писателем больше. Причем каким писателем - абсолютно родным по интересам, восхищающим по силе фантазии (ничто в сочинительстве я не ценю так, как фантазию) и гипнотизирующе логичным. Прямо вот всем рекомендую раннего Шарова, лучше начинать с "Репетиций", а дальше решать, куда вам интереснее двигаться – если в сторону семейной темы, то надо читать "След в след", если в сторону безумия русской истории, то "До и во время", а если в сторону тихой беседы с Богом – то "Мне ли не пожалеть".

Дебютный роман Владимира Шарова "След в след", написанный еще в СССР, посвящен как будто бы проблеме семейного наследования: человек наследует не только гены родителей, но и историю своего рода – насколько ее удается проследить, – и та влияет на его жизнь. Причем род сильнее генов: стартовый рассказчик романа является всего лишь приемным сыном, усыновленным почти в 30 лет, но после смерти отца он берет на себя обязательство восстановить биографии членов приемно-отцовской семьи.

Отношениям человека и его рода в романе посвящено довольно много места (начиная с истории одного из предков, переставшего быть евреем потому, что родители-евреи отправили его в царскую армию в качестве искупительной жертвы – он считал себя умершим для еврейства и подался в итоге в православные священники), но на деле Шаров прописывает в дебюте все свои центральные темы: жизнь идей, отношения человека с Богом и довоенный террор в СССР. У них есть иерархия: жизнь идей – порождающее начало для религиозных вопросов, а те производят цивилизационные катастрофы. В "След в след" они поданы самым простым способом – через биографии "приемных родственников" рассказчика.

С жизнью идей в книгах Шарова все сложно. Во-первых, человек без идеи жить не может, так уж он устроен. Если он наследует идеи рода и просто их придерживается, у него хотя бы в голове все приблизительно нормально. Но есть варианты намного хуже: а) человек решил усовершенствовать идеи рода; б) человек отказался от идей рода и сочинил свои; в) человек отказался от идей рода и перенял чужие. Вот тогда начинается бардак в голове, а если голова принадлежит человеку с полномочиями, бардак переливается в общество и государство. Отсюда и обе революции 1917 года, и Гражданская война, и волны сталинских репрессий. Подробнее мы увидим это в следующих книгах, а здесь автор пока что тренируется в рассказывании историй.

И какие это истории! Одна лишь бабка (прабабка? уже не помню) отца рассказчика чего стоит: полусумасшедшая женщина, считавшая, что у нее три сына, хотя на деле сын был всего один. Она воспитала наследника в полной уверенности, что у него есть двое младших братьев, и позже, когда у того родились сыновья, он назвал их в честь себя и двух иллюзорных родственников. Семью перепахали и 30-е, и 40-е, отец и мать отца рассказчика сгинули в лагерях, а братья потерялись при пересылке в детдома для детей политических. Один из братьев был тяжело ранен в Великую Отечественную войну и большую часть жизни прожил в Абхазии НА КАРУСЕЛИ в парке, на которой ночевал с женой и детьми, днем работая на аттракционах. Другого таки довезли до лагеря, но поселили не с детьми, а со взрослыми – с ячейкой эсеров, ожидавшей расстрела, так что после выхода на волю парень оказался последним настоящим эсером, попал в дурку и стал там организовывать восстание.

Поначалу "След в след" – это почти совсем нормальная книга о тяжелых биографиях обычных русских и еврейских людей за сто лет, с 60-х XIX века по 60-е XX века. Но с каждым следующим десятком страниц текст становится все более странным и больным – это тоже фирменная особенность Владимира Шарова: постепенное прорастание безумия сквозь повседневность, как личного человеческого, так и исторического. Предок, отказавшийся от еврейства, был вполне нормальным, просто травмированным тем, как с ним поступила его семья, что наложилось на тяжелый характер. Шизовая дочь его была просто шизовой, тут уж ничего не поделаешь, такой родилась. Но дальше мысли и решения персонажей и обстоятельства начинают все больше пугать, причем это не яркий бросок в жуть, как у Сорокина, а тихое сползание: ну ладно, жизнь НА КАРУСЕЛИ еще как-то можно списать на бедственное положение в стране после войны, но рукоположение в эсеры, создание всероссийской тайной организации одним человеком и бунт в дурке – это что вообще было?

Книгой я был весьма поражен. У нее нестандартное устройство без всяких авангардных приемчиков – диалогов почти нет, большей частью идет сухое и сжатое изложение фактов, которые время от времени прерываются поданным в столь же отстраненном стиле изложением идейной системы того или иного персонажа (будь то НКВД-шник с его особым подходом к допросам или сидящий в дурдоме верующий с его особым подходом к концепциям добра и зла в христианстве), а персонажи выступают и уходят со сцены по очереди: один умер – переходим к следующему. Как будто это нонфикшен о реально существовавшей семье. Обязательно буду перечитывать, тем более что многое выветрилось из головы. Хочу прочитать всего Шарова, затем перечитать и после этого написать о нем большую работу.

Первый в карьере роман Владимира Шарова - это попытка жизнеописания одной семьи, из поколения в поколение. От еврейского священнослужителя, обладающего удивительным голосом, до нашего современника, копающегося в архивах совершенно чужих для него людей, и выполняющего долг перед своим приемным отцом…

Идея вписать людей в исторические события не нова, и достаточно произведений, которые ее повторяют. Разные саги о форсайтах - это классика мировой литературы. В этой книге мы видим, как автор помещает своих героев в зарождающийся Советский Союз, пропускает их через лабиринты советской истории, со всеми ее перипетиями.

Род - это важно; важно понимать, откуда мы и куда идем. Эта мысль красной нитью проходит через весь роман, и любой нормальный человек с этим будет согласен. Но такой жанр оказался не по зубам относительно молодому автору. Он не делает каких-то существенных выводов, и все повествование сводится к набору фактов о каждом последующем персонаже. Не хватает живости, мотивации, представления о происходяещм от первого листа: наоборот, мы как будто сидим на антресолях со спертым воздухом, бесцельно перебирая нескончаемый ворох архивных документов, и уже начинаем задыхаться от поднимающейся от них пыли.