Иллюстратор Э. Гольдфарб

© Владимир Шапиро, 2019

© Э. Гольдфарб, иллюстрации, 2019

ISBN 978-5-0050-4171-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Владимир Шапиро

ПО СТОПАМ МАРГИНАЛА

Роман

Иерусалим
2019

Владимир Шапиро

ПО СТОПАМ МАРГИНАЛА

Роман

 
© Все права принадлежат автору
 
 
Текст публикуется в авторской редакции
 
 
Иллюстрация: Э. Гольдфарб
 

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

 
О, бриз с Палестины,
Достань до России,
Внуши им причины
Моей Кручины.
 
 
Отбросим печали
Ненужный задел,
Пусть новые дали
Мне скрасят удел.
 
 
И солнце ворвется
В решетчатый кров,
И вспыхнут скрижали
Затверженных слов,
Имперских оков.
 
 
Да, жив, как и прежде,
Того же желаю.
Их думы, надежды
Вполне разделяю.
 
 
В веселом застолье
Пусть вспыхнут на час
Те яркие зори,
Сдружившие нас.
 
 
Поверьте, доныне
Нет доли счастливей
В свободной общине.
 

ВСТУПЛЕНИЕ

Приличный на вид мужчина лет двадцати пяти как-то непонятно вел себя, прохаживаясь по скверу вокруг Патриаршего пруда в центре столицы. В тот жаркий летний день он не прятался в тени деревьев для глубокого раздумья, в котором находился, а стоял под лучами солнца, что конечно, привлекло внимание двух старушек, удобно устроившихся на скамейке под тенью большой липы. Обсуждать кого-то еще не было, потому что в такой день горожанин предпочитает провести время в более подходящем загородном месте, где и деревьев больше и вода рядом или что-нибудь еще, где можно спрятаться на траве от городского асфальта и шума.

– Нюш, – не выдержала та, которая была в сиреневом платочке, строго обратившись к соседке в красном платочке, – вона, какой важный, а аккурат ужо час парится на солнышке. Малохольный какой-то. Ужись не надоело? Порядочные-то эдак давно на даче, в лесу. Эх, улетела бы птичкой-синичкой на крылышках к себе в деревню. Хорошо там, нет вони окаянной, грохота каждодневно. Спасу нету от энтих людей зачумленных.

– Ох, Маня, я сама бы туды, – согласилась с ней та, которую звали Нюша.

Она тоже неотрывно наблюдала за этим единственным прохожим и что-то вспоминала, сложив свое личико в морщины, – да силушки не те, почитай ушли в ежедневном труде на благо отчизны нашенской. Ничуть не жалею, милая. А то – вонь и грохот: обвыкла ко всяким людям. Нас так не прошибешь: повидала всякого и чадом пропахла. Скажу тебе, энтово очкарика вижу не впервой. Вона шастает гоголь-моголем и давненько. Пройдет мимо, не заметит и не поздоровается никогда, особливо вечерами. Весь в себе, старших не почитает. Сядет на скамеечку, уставится куда-то, вроде как нашел что-то, а что – не понять. Нормальным не назовешь и вроде на шпиона не похож. Ударить бы его пыльным мешком по голове, шоб очухался! Али отправить туды, куда Макар телят не гнал, може исправится? Ну, вона – торчит себе на солнышке, чудик худосочный, антиресно, о чем думает.

– Аха, мне тоже.

– Мало чаво, вони с карактером: подавай им азотику.

Нюше нравилось вставлять в любой разговор слово, услышанное из передач популярной телевизионной программы «В мире животных». Они начались недавно и их сюжеты были, действительно, экзотичны для советского зрителя. Человеку, о котором рассуждали обе пожилые женщины, также было бы чем поделиться с ними, если бы захотел. Иосифа Кригера, так звали его, не вдохновляла ни тишина шумного города, ни деревья сквера у Патриарших, ни сама водная гладь с гордыми лебедями, важно проплывавшими по ней. Их верное супружество напомнило ему о его счастливом супружестве с Линой, которое не вернуть после развода. Впереди было одиночество, особенно ощутимое в выходные и праздничные дни: пытка для натуры, склонной к навязчивым переживаниям. У него стыла кровь в жилах и отчаянно билось сердце в страстном желании вернуть потерянное. В такое время его гнало к водной глади пруда, где шуршала листва, звенел птичий гомон над головой, проплывали изящные лебеди и наводили сон, уводили от тяжелых мыслей.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Он познакомился с Линой случайно, это был экспромт, который он пожелал показать дворовым приятелям после просмотра нового художественного фильма. Он первым заметил одинокую красивую девушку у станции метро и, хотя его записная книжка была наполнена именами приятельниц, он остановился, подмигнул товарищам и сказал: «Очень привлекательна. Пойду знакомиться». И не ожидая ответа, направился к очаровавшей его незнакомке. Хотел показать, на что он способен. Они понимающе переглянулись и удовлетворенно пошли дальше.

Подойдя к понравившейся ему девушке, Иосиф принял вид очень внимательного вежливого человека и предложил оказать услугу. В ответ милое личико отвернулось и досадливо промолчало. Молчание его устроило. Он набрался смелости и рассказал, как на этом самом месте зимой он поскользнулся и здорово ушибся при падении, задев при этом прохожего, который тоже упал и чуть не сбил проходящую женщину. На лице незнакомки мелькнула улыбка. А когда он вдруг вспомнил анекдот по такому случаю, она рассмеялась и доверчиво взглянула ему в глаза. Он понял: лед тронулся и начал один за другим придумывать всякого рода забавные случаи; в промежутках между шутками и остроумными догадками они познакомились. Без жеманства Лина назвала свое имя и вскользь упомянула причину своего плохого настроения: не пришел ее близкий друг, с которым собирались вместе отметить праздник. Иосиф осудил обманщика, что конечно, никогда бы не простил себе такое и смело предложил себя, как кавалера, который не способен на подобное. Лина согласилась провести с ним вечер в Сокольниках: покататься на каруселях, а потом перекусить в кафе, там же.

Они зашли в кинотеатр и заняли последний ряд кинозала. В полной темноте, по привычке с юности, он положил руку на спинку кресла соседки. Она не возразила, поэтому рука оказалась на ее плечах. Поскольку и на этот раз не последовало возражений, то в момент сцены, где оба киногероя, убежав от преследования врагов, отдаются своим чувствам, Иосиф закрыл экран от глаз Лины и прижался губами к ней. Ее горячие губы ответили так, что они приникли друг другу в долгом сладком поцелуе, который заставил часто биться сердца. В страстном порыве он поднял и посадил ее размягченное тело к себе на колени и в таком состоянии они забыли о киногероях и событиях, происходивших на экране. Когда зажегся свет в зале, Иосиф и Лина осмотрелись в ярком свете, который лишил их наслаждения, и неохотно пошли вслед за другими к выходу.

Наступили вечерние сумерки, но оба не торопились расстаться. Пешком они прошли полгорода до дома, где жила Лина, и оказались у подоконника в ее подъезде. Проговорив до глубокой ночи, они договорились вместе встретить первомайский праздник. На следующий день их радостные голоса звучали в компании друзей Лины, студентов Института стали и сплавов. Их приняли как старых знакомых, потому что они вели себя непринужденно и были всегда рядом: в песнях и танцах, в разговорах и спорах, которые так любит учащаяся молодежь. В тот вечер Иосифу удавалось все, он подружился с ребятами и девушками, хотя впервые встретился с ними и был студентом гуманитарного ВУЗа – Института иностранных языков. Какое это имело значение, если житейские проблемы у них были общими. Глубокой ночью они нашли себе удобный приют в кровати, которую уступил им хозяин квартиры, Андрей. На ней Лина отдалась Иосифу без единого звука, что окончательно скрепило их отношения.

Впоследствии они не были только физическими. У них оказалось общее увлечение – туризм, благодаря которому появилась прочная привязанность. Тем же летом они отправились в многодневный поход по Северной Осетии с приятелями из первомайской компании. Их дружеская спайка помогала при восхождении на ледники, при переходах через бурные холодные горные потоки в темных лесистых ущельях рек и речушек. Много было романтики на перевалах у костра, когда после вкусно пахнувшей, слегка подгоревшей еды из консервов и местных овощей, следовал ароматный свежий чай. Конечно, звучали разные забавные рассказы, пелись песни под бардовскую гитару. И неизменные танцы перед сном. Лежа в спальных мешках рядом, они смотрели на удивительно черное небо в ярких изумрудах звезд и мечтали. Потом кто-то из них от усталости проваливался в крепкий сон и завлекал туда же другого, счастливого от ожиданий. Даже в грезах ему не верилось, что это все для него.

По возвращении в Москву они продолжали встречаться, а выходные дни проводили вместе на природе. Когда на следующий день она звонила ему и спрашивала, как доехал, он шутил: «по шпалам». Со временем родители стали напоминать о том, что пора оформить их отношения. На это у обоих был один ответ: «Нам и так хорошо». Однако случилось то, что должно было рано или поздно случиться: после второго аборта здоровье Лины резко ухудшилось и, по рекомендации врача, ей был прописан постельный режим. В результате их встречи стали редкими и только у ее кровати в присутствии кого-то из родственников. Иосиф затосковал по любимой, не находил себе места по вечерам и, наконец, решился: придя с букетом красных роз и подарком – обручальным золотым кольцом, он попросил у ее мамы, Софьи Ароновны, руки дочери. Предложение было принято со вздохом облегчения. В знак согласия все обнялись и расцеловались.

Свадьбу сыграли в ресторане в присутствии родственников и друзей. Прямо оттуда молодые отправились на туристическую базу в районе озера Селигер. Весело проведя там время, они вернулись через неделю в отведенную для них комнату в четырехкомнатной квартире. Там проживали кроме них бабушка, Ревекка Моисеевна, ее дочь, Софья Ароновна с гражданским мужем, Анатолием Викторовичем, моложе ее на двенадцать лет. Его просто звали Толя за покладистый характер, а когда хотели подколоть, называли бойфрендом. Так однажды прокричала ему жена за систематические опоздания на обед: «Мне нужен бойфренд, а не холодный расчет в пижаме». В чуланчике при кухне он, главный экономист в проектном институте, делал «левые» расчеты по заказам другого института.

Женщина без комплексов с жестким вспыльчивым характером, Софья Ароновна умела сказать правду в глаза, но в воспитании дочери придерживалась правила уважать право на личную жизнь. В связи с этим доверяла ей и не вмешивалась, даже когда ее женская интуиция подсказывала: «Здесь что-то совсем не то». Иосиф скоро отметил для себя разницу в характерах его тещи и ее матери, скрытной, очень бдительной пожилой женщины. Ревекка Моисеевна придерживалась строгих норм морали, в связи с чем нередко возникали ссоры по разным пустякам, особенно, между ней и внучкой. Бабушка очень сердилась, когда Лина заходила в чуланчик к Толе с каким-то вопросом, житейским или по учебе, например по высшей математике. Если чуть задерживалась там, она громко стучала в дверь, звала помочь в чем-то, а не «болтать» и терять время на разговоры.

Приход зятя не изменил заведенный порядок вещей в доме; за исключением комнаты молодых, куда удалось уместить двуместный диван вместо кушетки, но при условии, чтобы оставался шкафчик бабушки и два стула. Вся эта проза мало интересовала нового члена семьи, главное, что в квартире установилась непринужденная обстановка. За обеденным столом в выходные дни и в будничные вечера происходили беседы на разные темы, включая студенческие. Иосиф чувствовал себя вполне комфортно в них. В том же салоне он и Лина готовили свои домашние задания за уже убранным столом, другие члены семьи обсуждали телевизионные передачи. Конечно, были общие семейные прогулки с родителями, посещали кинотеатр, кафе. В общем, в откровенных разговорах раскрывались маленькие и большие секреты родственников.

Однажды прозвучал веселый каламбур Софы, так теща просила ее называть для простоты общения, о двух Иосифах в их жизни. До него у них был другой, более старший Иосиф, с которым мама Лины работала в одном институте. Она была там бухгалтером, Иосиф-старший, для краткости, преподавал физику на кафедре. Вначале он подружился с мамой, стал приходить к ней в гости с женой и познакомился с ее дочерью. После развода с женой такие посещения превратились в обычное явление. Бабушка готовила его любимые оладьи из тертого картофеля – «драники», а Лина поздним вечером провожала «друга семьи» до автобусной остановки «дохнуть» свежего воздуха после душного салона. Таким образом, она тоже подружилась с ним, старше ее на семнадцать лет. Особенно после поступления в институт, в котором он заведовал кафедрой. Лина была откровенной, как мать, и не скрывала от мужа, что иногда встречалась с Иосифом-старшим, потому что простила. У него была уважительная причина не придти на свидание с ней: заболела его дочь, которую пришлось срочно везти в больницу.

Наш герой в тот раз отшутился, но затаил тревожную ревность в душе. В свои двадцать три года, воспитанный на строгой морали мамы и понятий двора о женском целомудрии, он наивно не мог представить себе, как близкий друг мамы мог быть в такой же близости с дочерью. Поэтому требовал от жены более подробных объяснений о ее связи с тем Иосифом-старшим. Ничего не скрывая, она рассказала возбуждающие детали ее интимных отношений с другим Иосифом. Он слушал и глотал слезы ненависти; не однажды злоба, кипевшая в сердце, взрывалась негодованием. Он терял терпение и был готов убить ее за измену. Но неспособный на подобный шаг в силу характера, он прекращал пытку себя и ее, решительно заявлял, что уходит навсегда, что жить с обманом – не для него. Немедленно подаст на развод. В тот же миг на лице Лины появлялось испуганное выражении, она что-то отчаянно произносила полушепотом, а потом вдруг, поймав его движение, прижималась всем телом и сладострастно произносила: «Нет, ты, только ты мой самый любимый, самый необыкновенный. Без тебя нет жизни. Прости, прошу, прости; навсегда только твоя. Люблю». От ее слов его охватывала сладкая истома, он сдавался и оба сливались в страстном желании секса. Потом, с угрызениями совести, приходила на ум неубедительная отговорка: «У каждого – свой скелет в шкафу». Легко отходчивый человек, он прощал и забывал ради их счастья.

Однако конец бывает всему. Об этом напомнила ему Света, давняя подруга Лины и свидетель при их бракосочетании во Дворце на улице Грибоедова. Они встретились в коридоре редакции, где Иосиф подрабатывал внештатным корреспондентом. Она остановила его в коридоре для разговора без свидетелей и сказала:

– Ты знаешь, твоя жена изменила тебе с твоим дружком Семеном, да еще где? На вашей супружеской постели. Эх ты, дублер!

– Как это? Откуда ты знаешь? – переспросил заплетающимся от неожиданности голосом и подумал: он же коллега по работе внештатником, а еще раньше сдавали вступительные экзамены в институт, «обмывали» первую сессию, а потом первые гонорары в редакции.

– Бабушка Рива, – последовал быстрый ответ, – мы старые друзья. Меня и внучку она забирала из школы. Эх, рогоносец, даже ни разу не спросил Линку, о чем она долго беседует с твоим приятелем по телефону. Бабушка все слышала, она не станет клеветать на внучку. А этот Семен – прохвост и мерзавец.

– А, вот оно что, – мелькнула догадка в его голове. Он вспомнил незначительный, по его мнению, эпизод. Они с Линой решили купить в комнату небольшой письменный стол для занятий, чтобы не занимать обеденный стол в салоне своими книгами. Он сказал об их решении за обедом в воскресенье, однако ответом на него было молчание. Иосиф принял его за знак согласия и вскоре купил и установил стол на место бабушкиного шкафчика, его же выставил на свободное место в прихожей. На другой день заметил, бабушка перестала с ним здороваться и старалась не появляться в салоне, когда он находился там. В суете дел забывал об этой «странности», не обращал внимания и на то, что в семье стали муссироваться слова Софы о молодых людях с чрезмерными амбициями. К ним он был глух. И вот сейчас все прояснилось.

– Стоп! – вразумительно ответил Свете, глядя ей в глаза – что могла видеть бабушка Рива, полуслепая и плохо слышащая женщина, занятая проблемами своего здоровья.

– Напрасно так думаешь, ты бы видел, с какой печалью она высказывала мне пикантные вещи, о которых просто неудобно говорить женщине. Сам должен разобраться со своим другом. Меня это не касается, вообще. Но скажу тебе такое, что может заставить Семена сказать правду. Во-первых, спроси его, чем занимался у вас после телефонного разговора с Линой, в два часа дня неделю тому назад. По ее приглашению он приехал посмотреть ваши готовые свадебные фотки. «Они так мило беседовали», – сказала бабушка Рива. И второе, напомни ему, как он, абсолютно голый, вышел из туалета на виду бабушки Ривы. Даже не постеснялся, бессовестный. Все, нечего больше добавить. Сам убедишься, если не дебил.

– Ну, спасибо за аванс, – вспыхнул от обиды Иосиф, – уж точно разберусь во всем. Обещаю.

– Извини, конечно, за прямоту, но иначе не могу. Для меня быть свидетелем на свадьбе – кое-что значит, не в пример твоему свидетелю, развратному Семену. Вообще, даже противно вспоминать, как он умильно смотрел на женщин, эти улыбочки. Но за Линку просто очень обидно: никак не ожидала от нее такого. Мы больше не подруги; вот только не знаю, как буду теперь смотреть в глаза ее мамы, не представляю. Ладно, будь. Прощай.

Когда Семен вернулся из командировки по заданию редакции, они встретились у кассы во время получения внештатными репортерами гонораров. Иосиф не позвал, выжидал когда тот заметит его и обнаружит на лице виноватый взгляд или неуверенное движение человека с угрызениями совести. Он верил еще в нравственность отставного офицера, его словам о «чести офицера», которые Семен любил вставлять при случае. По мнению Иосифа, человек с таким богатым багажом красивых слов не мог не покраснеть, увидев его.