Когда бричка, подпрыгивая на бревенчатом настиле, загрохотала по мосту, прогремела длинная пулеметная очередь. В тот же миг открыли огонь остальные партизаны. На мосту раздались неистовые крики. Вздыбились кони. Каратели заметались. Кое-кто прыгнул с моста в воду, пытаясь найти спасение в Велемке. Другие ринулись в кусты. Через минуту на мосту не осталось ни единого человека, если не считать нескольких мертвых тел.
Дав для верности еще несколько залпов и выждав, пока затих треск в кустах, партизаны бросились собирать трофеи.
Их было довольно много – станковый пулемет, ручной, пара немецких автоматов и винтовки, за которые каратели не успели даже схватиться. Да еще полностью снаряженные ленты и диски, патроны, гранаты.
Распутав уцелевших коней и нагрузив две подводы трофеями, партизаны двинулись в обратный путь.
Эта боевая операция осенью сорок первого, когда партизанское движение в юго-западной части Брянщины еще не набрало силы, сыграла для отряда выдающуюся роль. Прежде всего, Марков и его товарищи уверовали в себя. Слух об операции громовым эхом пролетел по всей округе. В селах заговорили о партизанах. В лес потянулись люди. Отряд начал расти. В Злынке и Новозыбкове переполошились гитлеровские начальники, которые никак не предполагали, что в Софиевских лесных дачах скрывается боевая партизанская единица. Из Гомеля была срочно вызвана специальная эсэсовская зондеркоманда, специализировавшаяся по партизанским делам. Эсэсовцы шарили на лесных опушках, устраивали облавы в селах, но все безуспешно. Сорвав злобу на мирных людях в селах, окружающих Злынковские леса, оставив за собой дымящиеся пожарища и мертвые тела расстрелянных и повешенных, зондеркоманда убралась восвояси.
Теперь-то окрестные жители знали: есть у них в лесах заступники, которые не дадут врагу безнаказанно глумиться над людьми. Да и партизаны, понюхав пороху в первом бою и испытав сладость удачи, убедились – смелые и преданные люди могут нанести немалый урон захватчикам в их собственном тылу.
Вскоре к Маркову пришел бывший заведующий Злынковским райзо Лозбень, оставленный райкомом партии в подполье. Часть злынковских подпольщиков по неопытности попала под подозрение гитлеровской службы безопасности СД. Среди них и Лозбень, которому угрожал арест, а значит, и верная гибель. Вскоре Лозбень стал комиссаром отряда. Пришли в отряд коммунисты Василь Жуков, Трофим Завгородный, Савелий Ковтун, Гавриил Острый и лесники Трофим Панков и Данила Сусло – эти двое знали по всей округе каждую сосенку, каждую кочку на болоте. Все они нелегально жили в окрестных селах и в самой Злынке, работали в подполье, поддерживали связь с Марковым. Но теперь, после первых партизанских ударов, когда гитлеровские власти начали усиленно разыскивать и вылавливать коммунистов, вынуждены были уйти в лес.
В лес к партизанам потянулись красноармейцы, командиры Красной Армии, вырвавшиеся из окружения и бежавшие из плена. Приходили и совсем мальчишки, которых, несмотря на их просьбы, так и не взяли на фронт.
Один такой появился и в нашем взводе.
Просто пришел однажды и объявил:
– А я к вам назначен…
– Подносчиком будет, – добавил взводный, подталкивая его к костру, возле которого мы с первым номером нашего пулеметного расчета Тимкой Лобановским пристроились чистить «максим». – Так что принимайте на довольствие!
Некоторое время мы молча созерцали новичка. Перед нами стоял худой, большеголовый, нескладный малец, в потрепанном кургузом пиджачке. Черная сатиновая рубаха застегнута на единственную оловянную пуговицу у ворота. Солдатские ботинки «просили каши» и, наверное, развалились бы совсем, если б не были подвязаны проволокой. На плече тяжело висела винтовка неизвестной системы – приклад доставал почти до щиколотки.
– Ничего себе пополнение! – саркастически заметил наконец Тимка, снова принимаясь драить пулеметный ствол. – Это у тебя что за орудие-то?
– Английская, в боепитании выдали, – с готовностью отозвался мальчишка. – Знаешь, как бьет!
– Ясно. С таким стрелком не пропадешь… А кличут тебя как?
– Григорьев Андрей.
– Ну, Григорьев Андрей, будем учить тебя пулемету. А пока бери-ка вон коробки, подровняй в лентах патроны, почисть…
Андрею стукнуло четырнадцать, когда началась война. Поначалу она казалась далекой, интересной и совсем не страшной. Андрей мечтал о подвигах, завидовал тем, кого призывали в армию. Ходил на станцию, смотрел вслед воинским эшелонам, которые, не останавливаясь в Злынке, мчали мимо, на запад. Просился на фронт. Куда там! Не взяли…
Потом через Злынку потянулись потоки беженцев. В местечке застучали молотки. С каждым днем на улицах становилось все больше домов с заколоченными дверями и окнами. Жалобно скрипели калитки в покинутых дворах. По ночам все выше и ближе полыхали фронтовые зарницы.
В августе бои загремели где-то совсем рядом. Явственно доносилась винтовочная и пулеметная стрельба. Через местечко торопливо отходили последние подразделения советских войск.
– А мы почему не эвакуируемся? – спросил Андрей у отца.
– Куда ж с таким выводком… Эх, сынок, накатило лихо! Наша все равно возьмет. Но доживем ли?..
– А мне что делать, батя?
Отец пристально посмотрел Андрею в глаза.
– Стежку искать надо. В лес, к партизанам… Да только мал ты еще, сынок!
– А где ж ее искать, ту стежку?
По улице промела автоматная очередь. Защелкали о заборы и стены разрывные пули. За первой еще и еще…
– В погреб! – закричал отец, хватая Андрея за руку. – Тикай быстрей!..
В Злынку, осторожно прощупывав огнем дома, входила немецкая разведка.
В октябре Андрей впервые увидел партизана.
Ходил в лес с ватагой таких же, как и он, мальчишек и девчонок, приотстал и, аукая, бросился догонять напрямик, через чащу. Вдруг кто-то схватил его за руку.
– Стой!
Перед Андреем стоял молодой парнишка в суконной куртке, перекрещенной пулеметными лентами. В руке он держал карабин. На околышке фуражки – красная лычка, пришитая наискосок.
– Кто такой? Чего в лесу делаешь?
– Из Злынки мы… Пришли за грибами.
– А дети полицаев среди вас есть? Андрей заколебался. В компании была дочка полицейского. А чем она виновата, ежели отец – сволочь?
– Нету, – сказал Андрей.
– Ладно, нет, так нет… Смотри не проговорись, кого встретил. А это возьмешь с собой.
Парень протянул Андрею кусок исписанной бумаги.
Рядом послышались голоса товарищей, разыскивавших Андрея.
– Ну, бывай! – сказал парень. Повернулся, раздвинул ветки и исчез. Андрей слышал, как, затихая, трещали кусты.
– Кто тут был? – спросили подоспевшие товарищи.
– А черт его знает кто… – пожал плечами Андрей.
Вечером, собрав трех ближайших друзей – Витю Ерему, Колю Панова и Мишу Говядина, Андрей прочитал им сводку Советского Информбюро, которая оказалась на бумажке, полученной у партизана. Красная Армия, Москва, вопреки утверждениям немцев жили, продолжали борьбу.
– А мы что ж? – спросил Андрей, окончив чтение. – Так и будем сидеть? Пошли, хлопцы, в партизаны…
– Да как ты их найдешь? – спросил Миша Говядин. – Раз на раз не приходится. Я вот сколько по лесу ходил, так никого и не встретил.
– Найдем, если искать будем. Только вот что: надо сначала добыть оружие…
На другой день Андрея арестовали. Дочка полицая рассказала все-таки о встрече в лесу. Каждый день таскали Андрея на допрос к начальнику полиции.
– Говори, кого встретил. Партизан? – спрашивал начальник полиции, натягивая кожаные перчатки.
– Не знаю я никаких партизан.
– Врешь, пащенок! Получай!
– Все одно не знаю…
– Врешь, получай еще! Я из тебя правду выбью!..
Избитого до полусмерти Андрея оттаскивали назад, в камеру, а на другой день все повторялось сызнова. Через три недели выпустили. Насчет сводки Информбюро полиция так и не дозналась.
– Мы, батя, еще с ними посчитаемся, – прошептал Андрей, когда отец с матерью чуть живого привели его домой и уложили в кровать. – Посчитаемся…
И сомлел. Не то заснул, не то потерял сознание.
Зимой закадычный товарищ Андрея Витя Ерема вернулся от родственников, которые жили в большом селе Денисковичи, что стоит на гомельском шляхе километрах в двенадцати от Злынки. Вечером Витя заглянул к Григорьевым и вызвал Андрея в сени.
– Под Денисковичами, когда фронт шел, большой бой был, – прошептал он, наклоняясь к самому уху. – Говорят, винтовок в поле валяется – страсть…
– Да как же их найти, под снегом-то?
– Надо придумать…
И придумали: к длинной палке привязали железный костыль. С этим импровизированным кладоискателем ночью, чтоб никто не видал, товарищи отправились в поле к Денисковичам. Тыкали палкой в снег. Иногда под костылем раздавался чуть слышный скрежет… Искать было трудно. Разгулявшийся ветер хлестал по лицу жестким, как стальные опилки, снегом, выдувал тепло из-под худой одежонки. Руки закоченели. Ботинки и штаны промокли насквозь. К тому же кладоискатель частенько обманывал: под снегом оказывался то крупный осколок, то каска, то еще какая-нибудь железяка. Все-таки к утру нашли четыре винтовки – по одной на каждого – и несколько «цинок» с патронами.
Было уже светло, когда друзья отправились в обратный путь. Чтоб издали никто не заметил винтовок, их привязали за стволы веревками и потащили волоком.
– В случае чего будем биться до последнего, – сказал Витя, повернув к Андрею посерьезневшее лицо. – Живыми не дадимся!
Андрей кивнул в ответ. Он понимал: это уже не забава, не мальчишечьи игры. Это даже не сводка Информбюро, которая, узнай о ней полицай, могла стоить ему жизни. Здесь, в поле под Денисковичами, начиналась настоящая партизанская тропа, с которой, ступив на нее однажды, уже не свернешь…
Винтовки благополучно притащили в лес и спрятали в тайник под старым дубом неподалеку от опушки. За зиму заговорщики несколько раз наведались в тайник, с великими трудами отпилили ножовкой стволы, сняли ложа. Приделали ручки, как у старых пистолей. Когда все было готово, попробовали: обрезы стреляли, что пушки. При каждом выстреле из коротышек-стволов вылетал полуметровый язык пламени.
Проба эта чуть не оказалась для Андрея роковой. По неопытности стрелки не догадались отойти подальше в лес и открыли огонь почти на самой опушке. Грохот выстрелов всполошил немцев и полицаев: думали, что на Злынку наступают партизаны, слухи о дерзких операциях которых к тому времени уже катились по всей округе. В амбразурах дотов, что были построены у комендатуры, зашевелились стволы «универсалов» – немцы и полиция заняли оборону. На окраинах местечка усилили посты. В Гомель и Новозыбков полетели тревожные донесения…
А утром начальник полиции, которому здорово влетело от немецкого коменданта за ложную тревогу, снова арестовал Андрея – он был на подозрении еще с осени. Опять кулаки в кожаных перчатках. Опять:
– Ты стрелял?
– Не я.
– Врешь! Я из тебя правду выбью, щенок!..
И опять после десяти дней допросов Андрея выпустили за отсутствием доказательств.
А на дворе уже вовсю бушевала весна. Орали грачи, устраиваясь на летних квартирах. Вверх, к солнцу, била трава из оттаявшей земли. И лес, казавшийся зимой мертвым и страшным, стоял теперь весь в брызгах первой зелени и манил к себе…
На двадцать четвертое мая Андрей, Витя, Коля и Миша назначили побег в лес. Чтоб не привлекать внимания, решили уйти из местечка по двое, а потом встретиться на берегу Лесового озера, что лежит неподалеку от Злынки. Условный сигнал – бросить в воду камень и ждать такого же ответа.
Было около полуночи, когда Андрей и Витя добрались до берега Лесового. Осторожно сложили в кустах вещевые мешки, порядком оттянувшие плечи (в мешках лежали патроны). Прислушались. Вода в озере так и кипела от всплесков. В лунном свете было отчетливо видно, как по поверхности расходились серебряные круги.
– Тьфу ты, черт! – свирепо сплюнул Витя. – Гляди, карп разыгрался. Не расслышишь, где камень, а где рыба!..
– Тихо, ты! – отозвался Андрей. – Камень-то совсем по-другому шлепает! Бросай!..
Витя швырнул в воду заранее припасенный булыжник. Всплеск действительно получился совсем непохожим на рыбий: глухой, с бульканьем. И в ответ тотчас послышался еще один такой же всплеск. Потом раздался тихий свист, и из кустов вышли Коля Панов и Миша Говядин. Все были в сборе…
Теперь оставалось главное: найти партизан. Сутки и другие беглецы просто проходили по лесу, исследуя самые глухие урочища. Ничего. Решили попытать счастья в подлесных селах, куда, по слухам, часто заглядывали партизаны. Расспрашивали:
– Как, тетя, партизаны у вас бывают?
– А кто их знает… Проходят какие-то оружейные… Чи немцы, чи партизаны – не ведаем.
– Когда проходят-то хоть?
– Не ведаю, милок… Да зачем тебе? Ты ж поесть попросил, а сам все про партизан выспрашиваешь!
На четвертый день на лесном проселке встретили знакомую из Злынки.
– Э-эх, милые, что ж вы наробили-то!.. – запричитала она. – Да ведь всю вашу родню как есть в комендатуру забрали. В Новозыбков повезли… Теперь расстреляют, идолы.
Ребята свернули в чащу и расселись под деревьями. Все четверо подавленно молчали. Так, значит, немцы все-таки догадались… Теперь добра не жди…
– Что хотите, хлопцы, а я не могу, – не выдержал наконец Миша. – Пойду в Злынку, скажу немцам: мол, но своей воле ушел. Меня и казните…
– Подожди, дура, – прервал его Коля. – Да ты понимаешь, что говоришь? Ну, придешь ты, ну, расскажешь… И что? Своих не спасешь, а сам погибнешь… Тут надо придумать, чтоб немца обмануть и самому в живых остаться.
– А что, если сказать, нас, мол, партизаны схватили? – сказал Андрей. – Троих забрали, а один убежал… А ну, как поверят?!
На том и порешили… Миша отдал Андрею свой обрез, шапку. Для вящего правдоподобия ему прострелили пиджак.
– Вот теперь иди… Да не забудь, что говорить надо!
Миша, не отвечая, пожал товарищам руки и зашагал прочь…
Много позже, уже когда Андрей попал в отряд, он узнал: хитрость удалась, немцы поверили, что партизаны их увели силой, и выпустили родных…
К вечеру седьмого дня скитаний трое усталых, изголодавшихся мальчишек прибрели в лесной поселок Воронова Гута. Сидя на завалинке хаты, они ели хлеб, вынесенный сердобольной хозяйкой, и запивали его молоком из глиняного глечика. Вздыхали. В голову лезли грустные мысли: «Что же делать дальше? Сколько еще придется скитаться, пока найдешь партизан? Да и найдешь ли их?»
Андрей первым заметил трех верховых, которые шагом выехали из лесу. На шапках мелькнули знакомые красные лычки.
– Партизаны!
Это были разведчики нашего отряда…
Конечно, не всем так повезло, как Андрею Григорьеву и его товарищам. Одних на пути к партизанам перехватили каратели. Других выдали провокаторы, сеть которых гитлеровская служба безопасности СД усиленно раскидывала во всех селах, местечках и городах. Да и отрядов в те первые месяцы партизанской войны было еще негусто. Найти дорожку к партизанам удавалось далеко не всякому.
Но, что бы там ни было, Злынковский отряд рос, набирал силу. Теперь засады на лесных дорогах перестали быть редкостью. Не раз Марков водил своих партизан и в налеты на полицию и на немецких фуражиров, приехавших пограбить окрестные села.
Но Марков мечтал о большем. Его мысли занимали железные дороги, по которым гитлеровцы только что открыли движение, перешив линии на западноевропейскую колею.
Марков понимал: «железка» самое уязвимое место вражеского тыла. Перервать, пусть даже ненадолго, стальную жилу, по которой враг день и ночь гонит эшелоны с войсками и боевой техникой – все равно, что выиграть бой на фронте.
Но как подступиться к этой ахиллесовой пяте врага? Ни у злынковцев, ни в соседних отрядах – Климовском и Новозыбковском, с которыми Марков установил связь, не было ни мин, ни взрывчатки, ни опытных разведчиков-подрывников. А ведь каждый поход партизанской группы к железной дороге был долгим, сложным и опасным предприятием – с тех пор, как началось регулярное движение поездов, гитлеровцы усилили охрану. Грозные приказы, развешанные повсюду, сулили расстрел каждому, кто приблизится к железнодорожному полотну.
И все-таки разведка и подпольщики доносили командиру отряда: на железных дорогах нет-нет, да раздастся взрыв, под откос свалится вражеский эшелон. И делают это разведчики крупного партизанского отряда, что действует в соседней Черниговской области. Командует черниговцами первый секретарь обкома партии депутат Верховного Совета СССР, член Центрального Комитета партии Алексей Федорович Федоров…
Бесплатно
Установите приложение, чтобы читать эту книгу бесплатно
О проекте
О подписке