Когда бричка, подпрыгивая на бревенчатом настиле, загрохотала по мосту, прогремела длинная пулеметная очередь. В тот же миг открыли огонь остальные партизаны. На мосту раздались неистовые крики. Вздыбились кони. Каратели заметались. Кое-кто прыгнул с моста в воду, пытаясь найти спасение в Велемке. Другие ринулись в кусты. Через минуту на мосту не осталось ни единого человека, если не считать нескольких мертвых тел.

Дав для верности еще несколько залпов и выждав, пока затих треск в кустах, партизаны бросились собирать трофеи.

Их было довольно много – станковый пулемет, ручной, пара немецких автоматов и винтовки, за которые каратели не успели даже схватиться. Да еще полностью снаряженные ленты и диски, патроны, гранаты.

Распутав уцелевших коней и нагрузив две подводы трофеями, партизаны двинулись в обратный путь.

Эта боевая операция осенью сорок первого, когда партизанское движение в юго-западной части Брянщины еще не набрало силы, сыграла для отряда выдающуюся роль. Прежде всего, Марков и его товарищи уверовали в себя. Слух об операции громовым эхом пролетел по всей округе. В селах заговорили о партизанах. В лес потянулись люди. Отряд начал расти. В Злынке и Новозыбкове переполошились гитлеровские начальники, которые никак не предполагали, что в Софиевских лесных дачах скрывается боевая партизанская единица. Из Гомеля была срочно вызвана специальная эсэсовская зондеркоманда, специализировавшаяся по партизанским делам. Эсэсовцы шарили на лесных опушках, устраивали облавы в селах, но все безуспешно. Сорвав злобу на мирных людях в селах, окружающих Злынковские леса, оставив за собой дымящиеся пожарища и мертвые тела расстрелянных и повешенных, зондеркоманда убралась восвояси.

Теперь-то окрестные жители знали: есть у них в лесах заступники, которые не дадут врагу безнаказанно глумиться над людьми. Да и партизаны, понюхав пороху в первом бою и испытав сладость удачи, убедились – смелые и преданные люди могут нанести немалый урон захватчикам в их собственном тылу.

Вскоре к Маркову пришел бывший заведующий Злынковским райзо Лозбень, оставленный райкомом партии в подполье. Часть злынковских подпольщиков по неопытности попала под подозрение гитлеровской службы безопасности СД. Среди них и Лозбень, которому угрожал арест, а значит, и верная гибель. Вскоре Лозбень стал комиссаром отряда. Пришли в отряд коммунисты Василь Жуков, Трофим Завгородный, Савелий Ковтун, Гавриил Острый и лесники Трофим Панков и Данила Сусло – эти двое знали по всей округе каждую сосенку, каждую кочку на болоте. Все они нелегально жили в окрестных селах и в самой Злынке, работали в подполье, поддерживали связь с Марковым. Но теперь, после первых партизанских ударов, когда гитлеровские власти начали усиленно разыскивать и вылавливать коммунистов, вынуждены были уйти в лес.

В лес к партизанам потянулись красноармейцы, командиры Красной Армии, вырвавшиеся из окружения и бежавшие из плена. Приходили и совсем мальчишки, которых, несмотря на их просьбы, так и не взяли на фронт.

Один такой появился и в нашем взводе.

Просто пришел однажды и объявил:

– А я к вам назначен…

– Подносчиком будет, – добавил взводный, подталкивая его к костру, возле которого мы с первым номером нашего пулеметного расчета Тимкой Лобановским пристроились чистить «максим». – Так что принимайте на довольствие!

Некоторое время мы молча созерцали новичка. Перед нами стоял худой, большеголовый, нескладный малец, в потрепанном кургузом пиджачке. Черная сатиновая рубаха застегнута на единственную оловянную пуговицу у ворота. Солдатские ботинки «просили каши» и, наверное, развалились бы совсем, если б не были подвязаны проволокой. На плече тяжело висела винтовка неизвестной системы – приклад доставал почти до щиколотки.

– Ничего себе пополнение! – саркастически заметил наконец Тимка, снова принимаясь драить пулеметный ствол. – Это у тебя что за орудие-то?

– Английская, в боепитании выдали, – с готовностью отозвался мальчишка. – Знаешь, как бьет!

– Ясно. С таким стрелком не пропадешь… А кличут тебя как?

– Григорьев Андрей.

– Ну, Григорьев Андрей, будем учить тебя пулемету. А пока бери-ка вон коробки, подровняй в лентах патроны, почисть…

Андрею стукнуло четырнадцать, когда началась война. Поначалу она казалась далекой, интересной и совсем не страшной. Андрей мечтал о подвигах, завидовал тем, кого призывали в армию. Ходил на станцию, смотрел вслед воинским эшелонам, которые, не останавливаясь в Злынке, мчали мимо, на запад. Просился на фронт. Куда там! Не взяли…

Потом через Злынку потянулись потоки беженцев. В местечке застучали молотки. С каждым днем на улицах становилось все больше домов с заколоченными дверями и окнами. Жалобно скрипели калитки в покинутых дворах. По ночам все выше и ближе полыхали фронтовые зарницы.

В августе бои загремели где-то совсем рядом. Явственно доносилась винтовочная и пулеметная стрельба. Через местечко торопливо отходили последние подразделения советских войск.

– А мы почему не эвакуируемся? – спросил Андрей у отца.

– Куда ж с таким выводком… Эх, сынок, накатило лихо! Наша все равно возьмет. Но доживем ли?..

– А мне что делать, батя?

Отец пристально посмотрел Андрею в глаза.

– Стежку искать надо. В лес, к партизанам… Да только мал ты еще, сынок!

– А где ж ее искать, ту стежку?

По улице промела автоматная очередь. Защелкали о заборы и стены разрывные пули. За первой еще и еще…

– В погреб! – закричал отец, хватая Андрея за руку. – Тикай быстрей!..

В Злынку, осторожно прощупывав огнем дома, входила немецкая разведка.

В октябре Андрей впервые увидел партизана.

Ходил в лес с ватагой таких же, как и он, мальчишек и девчонок, приотстал и, аукая, бросился догонять напрямик, через чащу. Вдруг кто-то схватил его за руку.

– Стой!

Перед Андреем стоял молодой парнишка в суконной куртке, перекрещенной пулеметными лентами. В руке он держал карабин. На околышке фуражки – красная лычка, пришитая наискосок.

– Кто такой? Чего в лесу делаешь?

– Из Злынки мы… Пришли за грибами.

– А дети полицаев среди вас есть? Андрей заколебался. В компании была дочка полицейского. А чем она виновата, ежели отец – сволочь?

– Нету, – сказал Андрей.

– Ладно, нет, так нет… Смотри не проговорись, кого встретил. А это возьмешь с собой.

Парень протянул Андрею кусок исписанной бумаги.

Рядом послышались голоса товарищей, разыскивавших Андрея.

– Ну, бывай! – сказал парень. Повернулся, раздвинул ветки и исчез. Андрей слышал, как, затихая, трещали кусты.

– Кто тут был? – спросили подоспевшие товарищи.

– А черт его знает кто… – пожал плечами Андрей.

Вечером, собрав трех ближайших друзей – Витю Ерему, Колю Панова и Мишу Говядина, Андрей прочитал им сводку Советского Информбюро, которая оказалась на бумажке, полученной у партизана. Красная Армия, Москва, вопреки утверждениям немцев жили, продолжали борьбу.

– А мы что ж? – спросил Андрей, окончив чтение. – Так и будем сидеть? Пошли, хлопцы, в партизаны…

– Да как ты их найдешь? – спросил Миша Говядин. – Раз на раз не приходится. Я вот сколько по лесу ходил, так никого и не встретил.

– Найдем, если искать будем. Только вот что: надо сначала добыть оружие…

На другой день Андрея арестовали. Дочка полицая рассказала все-таки о встрече в лесу. Каждый день таскали Андрея на допрос к начальнику полиции.

– Говори, кого встретил. Партизан? – спрашивал начальник полиции, натягивая кожаные перчатки.

– Не знаю я никаких партизан.

– Врешь, пащенок! Получай!

– Все одно не знаю…

– Врешь, получай еще! Я из тебя правду выбью!..

Избитого до полусмерти Андрея оттаскивали назад, в камеру, а на другой день все повторялось сызнова. Через три недели выпустили. Насчет сводки Информбюро полиция так и не дозналась.

– Мы, батя, еще с ними посчитаемся, – прошептал Андрей, когда отец с матерью чуть живого привели его домой и уложили в кровать. – Посчитаемся…

И сомлел. Не то заснул, не то потерял сознание.

Зимой закадычный товарищ Андрея Витя Ерема вернулся от родственников, которые жили в большом селе Денисковичи, что стоит на гомельском шляхе километрах в двенадцати от Злынки. Вечером Витя заглянул к Григорьевым и вызвал Андрея в сени.

– Под Денисковичами, когда фронт шел, большой бой был, – прошептал он, наклоняясь к самому уху. – Говорят, винтовок в поле валяется – страсть…

– Да как же их найти, под снегом-то?

– Надо придумать…

И придумали: к длинной палке привязали железный костыль. С этим импровизированным кладоискателем ночью, чтоб никто не видал, товарищи отправились в поле к Денисковичам. Тыкали палкой в снег. Иногда под костылем раздавался чуть слышный скрежет… Искать было трудно. Разгулявшийся ветер хлестал по лицу жестким, как стальные опилки, снегом, выдувал тепло из-под худой одежонки. Руки закоченели. Ботинки и штаны промокли насквозь. К тому же кладоискатель частенько обманывал: под снегом оказывался то крупный осколок, то каска, то еще какая-нибудь железяка. Все-таки к утру нашли четыре винтовки – по одной на каждого – и несколько «цинок» с патронами.

Было уже светло, когда друзья отправились в обратный путь. Чтоб издали никто не заметил винтовок, их привязали за стволы веревками и потащили волоком.

– В случае чего будем биться до последнего, – сказал Витя, повернув к Андрею посерьезневшее лицо. – Живыми не дадимся!

Андрей кивнул в ответ. Он понимал: это уже не забава, не мальчишечьи игры. Это даже не сводка Информбюро, которая, узнай о ней полицай, могла стоить ему жизни. Здесь, в поле под Денисковичами, начиналась настоящая партизанская тропа, с которой, ступив на нее однажды, уже не свернешь…

Винтовки благополучно притащили в лес и спрятали в тайник под старым дубом неподалеку от опушки. За зиму заговорщики несколько раз наведались в тайник, с великими трудами отпилили ножовкой стволы, сняли ложа. Приделали ручки, как у старых пистолей. Когда все было готово, попробовали: обрезы стреляли, что пушки. При каждом выстреле из коротышек-стволов вылетал полуметровый язык пламени.

Проба эта чуть не оказалась для Андрея роковой. По неопытности стрелки не догадались отойти подальше в лес и открыли огонь почти на самой опушке. Грохот выстрелов всполошил немцев и полицаев: думали, что на Злынку наступают партизаны, слухи о дерзких операциях которых к тому времени уже катились по всей округе. В амбразурах дотов, что были построены у комендатуры, зашевелились стволы «универсалов» – немцы и полиция заняли оборону. На окраинах местечка усилили посты. В Гомель и Новозыбков полетели тревожные донесения…

А утром начальник полиции, которому здорово влетело от немецкого коменданта за ложную тревогу, снова арестовал Андрея – он был на подозрении еще с осени. Опять кулаки в кожаных перчатках. Опять:

– Ты стрелял?

– Не я.

– Врешь! Я из тебя правду выбью, щенок!..

И опять после десяти дней допросов Андрея выпустили за отсутствием доказательств.

А на дворе уже вовсю бушевала весна. Орали грачи, устраиваясь на летних квартирах. Вверх, к солнцу, била трава из оттаявшей земли. И лес, казавшийся зимой мертвым и страшным, стоял теперь весь в брызгах первой зелени и манил к себе…

На двадцать четвертое мая Андрей, Витя, Коля и Миша назначили побег в лес. Чтоб не привлекать внимания, решили уйти из местечка по двое, а потом встретиться на берегу Лесового озера, что лежит неподалеку от Злынки. Условный сигнал – бросить в воду камень и ждать такого же ответа.

Было около полуночи, когда Андрей и Витя добрались до берега Лесового. Осторожно сложили в кустах вещевые мешки, порядком оттянувшие плечи (в мешках лежали патроны). Прислушались. Вода в озере так и кипела от всплесков. В лунном свете было отчетливо видно, как по поверхности расходились серебряные круги.

– Тьфу ты, черт! – свирепо сплюнул Витя. – Гляди, карп разыгрался. Не расслышишь, где камень, а где рыба!..

– Тихо, ты! – отозвался Андрей. – Камень-то совсем по-другому шлепает! Бросай!..

Витя швырнул в воду заранее припасенный булыжник. Всплеск действительно получился совсем непохожим на рыбий: глухой, с бульканьем. И в ответ тотчас послышался еще один такой же всплеск. Потом раздался тихий свист, и из кустов вышли Коля Панов и Миша Говядин. Все были в сборе…

Теперь оставалось главное: найти партизан. Сутки и другие беглецы просто проходили по лесу, исследуя самые глухие урочища. Ничего. Решили попытать счастья в подлесных селах, куда, по слухам, часто заглядывали партизаны. Расспрашивали:

– Как, тетя, партизаны у вас бывают?

– А кто их знает… Проходят какие-то оружейные… Чи немцы, чи партизаны – не ведаем.

– Когда проходят-то хоть?

– Не ведаю, милок… Да зачем тебе? Ты ж поесть попросил, а сам все про партизан выспрашиваешь!

На четвертый день на лесном проселке встретили знакомую из Злынки.

– Э-эх, милые, что ж вы наробили-то!.. – запричитала она. – Да ведь всю вашу родню как есть в комендатуру забрали. В Новозыбков повезли… Теперь расстреляют, идолы.

Ребята свернули в чащу и расселись под деревьями. Все четверо подавленно молчали. Так, значит, немцы все-таки догадались… Теперь добра не жди…

– Что хотите, хлопцы, а я не могу, – не выдержал наконец Миша. – Пойду в Злынку, скажу немцам: мол, но своей воле ушел. Меня и казните…

– Подожди, дура, – прервал его Коля. – Да ты понимаешь, что говоришь? Ну, придешь ты, ну, расскажешь… И что? Своих не спасешь, а сам погибнешь… Тут надо придумать, чтоб немца обмануть и самому в живых остаться.

– А что, если сказать, нас, мол, партизаны схватили? – сказал Андрей. – Троих забрали, а один убежал… А ну, как поверят?!

На том и порешили… Миша отдал Андрею свой обрез, шапку. Для вящего правдоподобия ему прострелили пиджак.

– Вот теперь иди… Да не забудь, что говорить надо!

Миша, не отвечая, пожал товарищам руки и зашагал прочь…

Много позже, уже когда Андрей попал в отряд, он узнал: хитрость удалась, немцы поверили, что партизаны их увели силой, и выпустили родных…

К вечеру седьмого дня скитаний трое усталых, изголодавшихся мальчишек прибрели в лесной поселок Воронова Гута. Сидя на завалинке хаты, они ели хлеб, вынесенный сердобольной хозяйкой, и запивали его молоком из глиняного глечика. Вздыхали. В голову лезли грустные мысли: «Что же делать дальше? Сколько еще придется скитаться, пока найдешь партизан? Да и найдешь ли их?»

Андрей первым заметил трех верховых, которые шагом выехали из лесу. На шапках мелькнули знакомые красные лычки.

– Партизаны!

Это были разведчики нашего отряда…

Конечно, не всем так повезло, как Андрею Григорьеву и его товарищам. Одних на пути к партизанам перехватили каратели. Других выдали провокаторы, сеть которых гитлеровская служба безопасности СД усиленно раскидывала во всех селах, местечках и городах. Да и отрядов в те первые месяцы партизанской войны было еще негусто. Найти дорожку к партизанам удавалось далеко не всякому.

Но, что бы там ни было, Злынковский отряд рос, набирал силу. Теперь засады на лесных дорогах перестали быть редкостью. Не раз Марков водил своих партизан и в налеты на полицию и на немецких фуражиров, приехавших пограбить окрестные села.

Но Марков мечтал о большем. Его мысли занимали железные дороги, по которым гитлеровцы только что открыли движение, перешив линии на западноевропейскую колею.

Марков понимал: «железка» самое уязвимое место вражеского тыла. Перервать, пусть даже ненадолго, стальную жилу, по которой враг день и ночь гонит эшелоны с войсками и боевой техникой – все равно, что выиграть бой на фронте.

Но как подступиться к этой ахиллесовой пяте врага? Ни у злынковцев, ни в соседних отрядах – Климовском и Новозыбковском, с которыми Марков установил связь, не было ни мин, ни взрывчатки, ни опытных разведчиков-подрывников. А ведь каждый поход партизанской группы к железной дороге был долгим, сложным и опасным предприятием – с тех пор, как началось регулярное движение поездов, гитлеровцы усилили охрану. Грозные приказы, развешанные повсюду, сулили расстрел каждому, кто приблизится к железнодорожному полотну.

И все-таки разведка и подпольщики доносили командиру отряда: на железных дорогах нет-нет, да раздастся взрыв, под откос свалится вражеский эшелон. И делают это разведчики крупного партизанского отряда, что действует в соседней Черниговской области. Командует черниговцами первый секретарь обкома партии депутат Верховного Совета СССР, член Центрального Комитета партии Алексей Федорович Федоров…