2

Солнце уже крепко припекало, когда Владимирский добрался на место происшествия. Кругом звенела капель, от тающего с крыш снега. После вчерашнего сообщения, подполковник жандармского отделения первый вернулся в Новгород со штабс-ротмистром. Они ехали в экипаже всю ночь, как чувствуя что утром их ждёт неприятность. И действительно, утром вернулся в город из монастыря Грабовский под конвоем. Его должны были доставить в тюремный каземат, но тюремная карета каким-то странным образом, попала в аварию.

На против бакалейной лавки собралась толпа зевак, их сдерживали полицейские чины, не подпуская к месту происшествия.

Подъехав на место недавних событий, Владимирский с Пузановым вышли из экипажа. Улица со своими милыми, не высокими домами жила своей обычной жизнью. Только у самых дверей бакалеи согнувшийся мужчина, лет тридцати, в потёртом пальто и мятой шляпе, обводил мелом труп лежащий на брусчатке. Другой эксперт, в новой жандармской форме, он же и фотограф, измерял расстояние от первого, до второго трупа. Наконец Владимирского заметил штабс-ротмистр Козлов и подскочив к нему начал докладывать:

– Ваше высокоблагородие, я как прослышал про инцидент с тюремной каретой, так сразу дал вам весточку, только вы ещё не прибыли из усадьбы. А тут такое. – жандарм поперхнулся, видя пристальный взгляд шефа. Мгновенно эмоции на лице Козлова пропали и он стал сухо вещать: – Ещё совсем ранним утром, где-то около шести, по словам старшего конвоира, на них налетела коляска с загулявшим барином, да так неудачно что были покалечены лошади. У одной даже сломана нога, у другой же порван рот уздою. Одна из лошадей гуляки вообще спину сломала. Я самолично проверил, это в полу квартале отсюда. Не знаю, на сколько правильное принял решение старший конвоир Овчинников, приняв решение конвоировать задержанного в пешем порядке, только здесь до тюрьмы совсем нечего. Овчинников сейчас в бакалее.

– У него лёгкое сотрясение мозга. – Закончив обводить мелом покойника, сообщил патологоанатом. Он закурил и сняв пенсне, протёр своим шарфом попавшие на них капельки воды. Без пенсне, стали заметны его покрасневшие глаза. Он так же ночью вернулся из усадьбы, где занимался трупами Федькиных и ключницы Татьяны, привезя эти трупы для исследования в город. Глубоко затянувшись табачным дымом, он наконец продолжил: – Судя по опухали у Овчинникова на левой щеке, этот удар ему нанёс конвоируемый, пан…

– Грабовский. – Подсказал Пузанов.

– Во, во, именно такое созвучие нынче актуально. Третий день только начался и уже пять трупов. А теперь самое интересное. Оба конвоира убиты профессионально, колющим предметом в область печени. Похожим на штык, только раны треугольной формы. Если это сделал ваш Грабовщик, то он Персей какой-то в крылатых сандалиях. Между убитыми конвоирами семнадцать шагов. И это учитывать что нападение он начал с унтера Овчинникова. У меня всё. Далее вскрытие покажет. – Патологоанатом рассмеялся, раскашлялся, махнул санитарам, ожидающим на ломовике: – Забирайте. – И те быстро погрузив трупы, освободили улицу.

– Иван Григорьевич, с чего собираетесь начать? – Обратился Владимирский к врачу.

– Приму спиритусу, пол часика посплю и приступлю к исследованию трупов. – Не зависимым тоном сообщил патологоанатом, подхватив свой саквояж, отправляясь вслед за трупами.

– Свидетели происшествия есть?

– Пока ищем, господин подполковник. Рановато ещё было, обыватели не проснулись. А рабочий люд, он ведь торчать без дела не станет, поглазел, поглазел и на работу. – Рапортовал Козлов.

– Они зашли в бакалейную лавку, где среди множества разных баночек, коробок чая и пряностей сидел конвоир лет сорока пяти, в погонах унтер-офицера. Голова его была перемотана полотенцем, а вокруг него хлопотала супруга бакалейщика, угощая того сладким чаем. При виде Владимирского, унтер попытался подняться со стула, но увидев отмашку нашего героя, растерянно опустился на своё место.

– Господин унтер-офицер, что вы нам можете рассказать о происшествии?

– О происшествии? О происшествии. – Начал сбивчиво Овчинников: – Так ваше высокоблагородие, сначала с нами авария приключилась. Налетел на нас пьяный какой-то офицер.

– Пьяный?

– Водкой от него пахло ваше высокоблагородие.

– В каком он был звании?

– Кто ваше высокоблагородие?

– Ну офицер. Вы сказали на вас налетел офицер. – Говорил ровным голосом Владимирский.

– Не могу знать ваше высокоблагородие.

– Вы его не разглядели, Овчинников? – Строго спросил наш жандарм.

– Молодой такой господин. Чуть выше среднего роста. Фрак на нем был, цилиндра не было и такие усы.

– Он был в штатском, почему же вы решили что он военный?

– Не знаю.

– Алексей Капитонович, возьмите людей, езжайте туда, расспросите свидетелей, одним словом разузнайте все что возможно. – Обратился Владимирский к штабс-ротмистру Пузанову.

– Слушаюсь. – И жандарм исчез звякнув входной дверью.

– Господин Овчинников, а здесь что произошло?

– Что произошло? Что произошло здеся, так тады, когда мы остались без кареты, я принял решение двигаться пешим… Ваше высокоблагородие! Двадцать пять лет верой и правдой не губите, принял не правильное решение! Так разве я ж мог знать, что какого-то монастырского трудника, дружки отбивать будут!

– Тихо, тихо, тихо. Ты принял правильное решение, тем более до каталажки всего квартал ходьбы. – Владимирский встал перед пострадавшим на колено и взял его за лицо: – Что ты помнишь? Кто убил твоих товарищей?

– Дык я не видел ваше…

– А ты вспомни, что было до того, как тебя ударили.

– Ударили. Да меня ударили. Было ещё рано, город только пробуждался. Мастеровые уже спешили на работу. Дворник копался в подворотне. Этот мог ничего не видеть. А вот здесь, не доходя до лавки, плотники нам повстречались. Пилы у них разные были, ну и такие деревянные ящики, для инструментов. Я ещё этим мужикам махнул, что бы посторонились. Там из подъезда дама какая-то вышла. Она спиной стояла. да именно, копалась в сумочке. С той стороны улицы проследовал экипаж. Вспомнил ваше высокоблагородие, высокий такой, в куртке, похожий на механика, или даже инженера. Выскочил из подворотни, чуть с ног не сбил Тищенко. Это конвоир что первым следовал. Шляпа у него в руке была. А более ничего не помню.

– Лавочник, что-то видел. – Подсказал Козлов.

– Вы хозяин лавки? – Обратился наш герой к мужчине полного телосложения.

– Дас.

– Ну и что вы нам можете поведать по этому происшествию?

– По случаю нападения и убийства, мало что имею добавить к сказанному. Я хоть и встаю рано, но был в лавке, располагая вскоре открыться. Дас. А из витрины мало что видно, происходящего снаружи. И все же я видел, как этот, ну тот что убежал, развернулся и как вдарит вот этому господину. – Лавочник указал на сидящего на стуле конвоира: – Дас. Затем так скоротечно изволил бежать назад, потом вперёд и больше я его не видел. Когда я выглянул, приоткрыв дверь, на мостовой лежали только трое. Этому господину, как он взялся стонать, мы сразу помощь оказали. Дас.

– Так вы видели кто убил конвоиров? – Уточнил Владимирский.

– Он же и убил. Хотя утверждать не могу. Заднего конвоира я вообще не видел.

– Ну а этого, с шляпой в руке, что из подворотни выбежал, разглядели?

– Нетс. Не довелось у лицезреть. Дас.

– Господин квартальный надзиратель. – Обратился Владимирский к стоящему рядом крепышу в полицейской форме: – Расспросите всех вокруг, кто-то что-то да видел. Да и ещё, нужно найти этих плотников. Возможно даму, раз она из подъезда выходила.

– Уже ищем господин подполковник. – Ответил квартальный: – Так вы это дело берете себе?

– Пока да. – И уже обращаясь к своему подчинённому: – Александр Владимирович, давайте по квартирам, ищем свидетелей. – Задействовал подполковник штабс-ротмистра Козлова.

После полудня нашему герою доложили, что прибыл полицмейстер и теперь Владимирский спешит к нему с докладом.

В приёмной дежурный офицер доложил, что он может войти.

Охлабыстин сидел за большим столом светясь изнутри, с загадочно-блуждающей улыбкой влюблённого юноши.

– Разрешите ваше высокоблагородие.. – Начал было Владимирский, но его тут же прервал стук в дверь. Дверь распахнулась и в кабинет вошёл дежурный офицер и пройдя к столу, поставил два стакана в серебряных подстаканниках с ароматным чаем, ложечки и сахарницу:

– Как и просили с коньяком. – Доложил полицейский и тут же удалился.

А полицмейстер встал из-за стола и указав на стул нашему герою, произнёс с весёлым расположением духа:

– Ах Владимир Владимирович, видели бы вы свою скучную физиономию. Вам через пару месяцев двадцать девять, а вы уже подполковник. У вас милейшая жена и дети и вы богаты. Что за пессимизм? У нас с вами работа сплошной ребус, игра ума. Впрочем это все вздор. Отхлебните чайку, взбодрит. Я в дороге пытался уснуть, пока добирался из вашей усадьбы, не случилось.

– Ваше высокоблагородие.. – Владимирский вновь попытался стряхнуть лирику, льющеюся с губ его начальника.

– Ну что вы, Владимир Владимирович. Вот вечно у нас на Руси, чем выше чин, тем больше величина его стола, из-за которого не слышно глас народа. – Попивая чай мурлыкал полицмейстер. Он подошёл к окну: – Действительно весна.

– Проанализировав ситуацию, наш герой понял, что Волина наконец сдалась и дала согласие выйти замуж за Охлабыстина:

– Ну что же Иван Макарыч, на сколько понимаю я, затворный монастырь открыл ворота. Послушница не грезит больше пострижением в монашки и вы её склонили к браку.

– Какой вы скушный, нет право и занудный. Ничем не удивишь вас. А я поверите ли испугался. Хотя я знаю, Рубикон уж перейдён, от этого и страшно. Да разве вам понять, в мои сорок четыре года и что б решиться на такое, на брак. Нет но право, я вам скажу, растёт такое не преодолимое чувство сбежать. Хе, хе, хе.

– Такого доверительного откровения, хоть и не от прямого, но все таки своего начальника, он никогда не слышал, хоть был в гораздо дружественных отношениях с полицмейстером, чем этого требовал статус чинопочитания. И вдруг в одно мгновение, Охлабыстин превратился в усталого человека, а в глазах затаилась грусть.

– Рано вы Иван Макарович почувствовали что Эверест взят. Поверьте моему четырёх летнему супружескому опыту, главные трудности ещё впереди. А спуск с вершины окрыляет, притирая и сглаживая совместный путь.

– К тому же у нас призвание, Родине служить. – Охлабыстин потёр свои руки, как бы в предвкушении чего-то интересного, в глазах его зажглись огоньки: – А что Владимир Владимирович, это пожалуй вызов. В нашей-то губернии, где гимназистка не купит ваты в аптеке для гигиены без нашего ведома, следует столько смертей и наконец дерзкое нападение на конвой.

– Вы уже в курсе.

– А как же, и с нетерпением наконец жду вашего доклада. – Вновь полицмейстера было не узнать, он был предельно собран и будто бы не он ещё минуту назад разглагольствовал о своих амурных делах и страхах.

– Что мы имеем на сегодняшний день. Некий криминальный субъект, живёт буквально у меня под носом, в моей усадьбе. Он либо прячется, либо чего то выжидает. Судя по всему, это фальшивомонетчики. – И Владимирский положил на стол золотой полуимпериал, изъятый у гвардейского полковника.

– Да это конфуз если пронюхают сверху, или наши бумагомараки. – Разглядывая монету говорил Охлабыстин: – Представляете заголовки в газетёнках: – У шефа Новгородской жандармерии, в усадьбе живёт и процветает фальшивомонетчик! Может умышлено он поселился у вас под носом. Есть же поговорка, – положи на самое видное место и не найдёшь.

– По моим сведениям, Бжезинский вечный жених покойной Зинаиды Ивановны, привёз Стаса в дом Федькиных. Выходит деньги все с неё высосал и сдал нашу вечную невесту с рук, на руки. Когда же Федькина стала Грабовскому не нужна, а скорее опасна, он избавляется от неё, сбросив в реку. Возможно сначала утопив, или убив. Всплыла бы где-нибудь внизу по течению и гадай как и где она погибла, не зацепись она подолом за корягу. Эксперт подтвердил что ключница задушена, прежде чем её повесили. Задушили тем же шнуром, на котором позже её вздёрнули. Об этом говорят две борозды на шее ключницы, один оставлен при удушении, а второй от петли съехавшей выше от тяжести тела. Затем этот художник устраивает поджог в доме. И вот совершив три убийства, он наконец сбегает. Бежит в монастырь к своему подельнику. А тут и мы следом. Его подельник, что бы нас запутать, сдаётся сам, спасая товарища. А того художника рыбачившие монахи видели, через озеро ушёл. А что, все логично. Он не убивал, у нас на него ничего нет. Стас Грабовский, тридцать один год, подвязался трудником при монастыре. Ну посидел бы он в кутузке, и что? Волей не волей пришлось бы отпустить. Вот тут я не понимаю, зачем было нужно сегодняшнее дерзкое нападение на конвой?

– Зачем? – Произнёс Охлабыстин, как бы продолжая рассуждения нашего героя: – А вот к примеру, по телеграфу пришёл ответ, на ваш запрос из столицы. В высланной вами фотографии, признан Грабовский Станислав Сигизмундович. Сын Грабовского Сигизмунда, взятого девять лет назад в Курске как фальшивомонетчика. Папаша год назад он умер на каторге. Так вот, у нашего Сигизмунда, был ещё один сын, Станислас. Ему теперь двадцать девять лет, и он подходит по описанию на нашего художника. В данный момент, их подозревают и разыскивают за подделку акцизов. Хотя в этом деле против них прямых улик нет. Сгорел в своём доме главный подозреваемый и свидетель.

– Возможно это было их первое убийство. И все же прямых улик против младшего Грабовского не было, теперь же их ищут как убийц. Выходит братья почувствовали кровь. Или у них есть другая задумка, или цель. Мои люди там в монастыре все облазили, ничего. Нашли правда в мусоре осколки форм для литья. Сложили вроде солдатская кокарда. Да и вообще, у них должны быть помощники. – Заключил Владимирский.

– С чего это следует?

– Во первых, одному спланировать и совершить такой налёт на конвой, очень трудно. Во вторых, в аварии с конвоем похоже участвовал совсем другой человек. Роста он был приблизительно моего, а братья Грабовские выше. Ну допустим, это был один и тот же человек, усы можно приклеить и фрак переодеть в подворотне. Но все же, конвой двигался спешно, за ним нужно было поспешать. К тому же сам не зная почему, начальник конвоя назвал наскочившего на них пьяного ухаря, офицером, хоть тот и был в штатском. В третьих, я считаю что конвой действовал грамотно и в момент нападения на конвой, между первым и замыкающим конвоиром было не менее пятнадцати шагов. Начальник конвоя шёл с боку и чуть сзади задержанного. Выскочивший из подворотни, скорее всего Станислас Грабовский, бьёт заточкой охранника в печень. Действует приблизительно так, своей шляпой закрывает лицо конвоира и удар. – Владимирский встаёт из-за стола и демонстрирует сказанное в действии, затем продолжает рассуждать: – В этот же самый момент, его старший брат бьёт начальника конвоя в челюсть. А вот каким образом нанесён удар охраннику замыкающему шествие, непонятно. Должен был быть третий, но его никто не заметил. Мои люди, работают сейчас со свидетелями.

– Интересно. – Полицмейстер заложив руки за спину заходил по кабинету, затем остановился перед Владимирским: – А вы знаете, как только вы произнесли военный, у меня что-то внутри ёкнуло. И тут же вкрались мысли о доме купца Лисицына. Вообще с этим домом занятнейшая история происходит. Приходилось ли вам знавать владельца сего дома?

– Приходилось, исключительно по коммерческой части. Припоминаю этого мощного старика. – Не понимая при чем здесь Лисицин, насторожился наш герой.

– Точно так. У него жена три года назад почила и он в свои семьдесят, женился на юной, московской красавице, дворянской фамилии. Не прожив и года в семейном браке, увозит свою прелестную пассию в Париж на выставку и оттуда, его супруга возвращается молодой вдовой. Каково? Правда денюшки, по завещанию детям достались от первого брака, как и все коммерческое дело. Но двух этажный особняк, вдове. Уж целый месяц молодая вдова скорбя по утрате мужа, ежедневно устраивает маскарад исключительно в офицерском обществе уланского полка. Как вам такое? Устроила закрытый клуб, куда ходу полицейским чинам нет никакой возможности. Мои люди присматривают за домом, приезжают все в масках. Они проследили за разъезжающимися, так я вам скажу, странный контингент там обретает, помимо военных. Завсегдатай промышленник Лаптев, вдова поручика Берга, мать семейства. Жена попечителя уездных школ и жена наёмно служащего врача Башкирцева. Двое последних постоянно в разъездах.

– Прикажете усилить наблюдения за домом Лисицина? – Делая свои умозаключения, спросил Владимирский.

– Пожалуй. Ведь вдова Лисицина вернулась с новой экономкой, вроде из Варшавы. Какие у вас соображения? – Улыбаясь спросил полицмейстер.

– Подключаем агентов, ищем беглецов. Организуем круглосуточную слежку за Бжезинским, он же ввёл художника в дом Федькиных. Хотя братья не дураки и не факт что прибегнут за помощью к нашему любви-обильному бумагомараки.

Выходило так, что и зацепиться было не за что, по этому Владимирский не понимал прекрасного расположения духа полицмейстера города, который расхаживал по кабинету потирая руки. К тому же голосом полного оптимизма, он сообщил нашему герою:

– Мы обложим наших фальшивомонетчиков так, что от безысходности, они может и прибегнут к помощи журналиста Бжезинского. И вот ещё, я своих филёров к нему приставлю, а то от твоих молодцев за версту зрима, кавалерийская походка.

В свой кабинет Владимирский влетел вихрем, скидывая на ходу пальто и английскую шляпу, вешая их на деревянную стойку-вешалку, где висела его шинель. Он только что вернулся из морга. За ним следом вошли Пузанов и Козлов, только что вернувшиеся с улицы и по этому вид у них был весьма утомлённый. Хозяин кабинета подошёл к двери и приоткрыв её, крикнул:

– Бубенчиков! Самовар и что у вас там есть?

– Бублики ваше высокоблагородие.

– Давай.

– Один момент, самовар ещё не простыл, только ставить изволили, вас поджидали. – Лукавил Бубенчиков, ибо сидевшие в конторе жандармы до его прихода, сами пили чай.

– Ну господа, вещайте. – Усаживаясь за стол вместе со своими подчинёнными, дал разрешение доложить о проделанной работе.

В кабинет вбежал Бубенчиков и поставив на стол поднос с самоваром, на котором восседал фарфоровый заварной чайничек. Вокруг самовара ютились стаканы в подстаканниках, стеклянные вазочки с сахаром и малиновым вареньем, и блюдцем с тонко порезанным лимоном. Другой жандарм внёс берестовую корзиночку с бубликами. И со словами: – Чем Бог послал: – жандармы удалились.

Первым докладывать стал штабс-ротмистр Пузанов, принимая стакан с чаем из рук шефа:

– Благодарю, с утра во рту маковой росинки не было. Так вот господа, на месте аварии у нас такого рода картина вырисовывается, будто эта самое столкновение, вовсе не случайное оказалось. К тому же не многочисленные очевидцы утверждают, что коляска молодого человека мчалась как сумасшедшая, причём он самолично ею и управлял. С ним не было извозчика. Но самое интересное, поведала некая мадам Грушницкая Ирина Григорьевна, вдова чиновника, служившего в управе благополучия, владелица одиннадцатого дома. Дама в летах, ей поди уж восемьдесят, страшно сказать с каким хвостом. Кокетничала и жеманилась, но свой возраст так и не назвала.

– Может не помнит. – Усмехнулся Козлов, с аппетитом запивая бублик чаем.