Петто закрыл ноутбук. Он чувствовал усталость, но и некоторое облегчение от завершенной работы. Он попытался убедить себя, что все странности были лишь игрой воображения, вызванной спецификой задания и личными переживаниями. Он снова был в своем мире, среди пыльных папок и надежных фактов.

Но где-то глубоко внутри остался холодок. Воспоминание о внезапном холоде гранитного пола и запахе сырой земли не отпускало. Словно он действительно заглянул под блестящую кожу города и увидел там что-то, чего видеть не должен был. И отправленный отчет теперь казался не просто выполненной работой, а чем-то иным – возможно, ключом, который он передал в чужие руки, не зная, какую дверь тот должен открыть.

Дни после отправки отчета по Мариону Хикксу тянулись медленно, наполненные тихой тревогой ожидания. Ответа от клиента не последовало – ни подтверждения получения, ни уточняющих вопросов. Полное молчание. Петто проверял почту каждые полчаса, но папка «Входящие» оставалась удручающе пустой. Эта тишина нервировала его даже больше, чем могли бы нервировать странные вопросы. Она казалась неестественной, словно за ней скрывалось что-то еще.

Одновременно росло его собственное беспокойство. Ощущения в «Галерее Времен» не отпускали, всплывая в памяти в самые неподходящие моменты – за обедом с Аней, во время перелистывания очередного фолианта. Холод гранита, запах тлена… Он пытался отмахнуться, но образы были слишком яркими. Аня замечала его рассеянность, спрашивала, все ли в порядке, и он отговаривался усталостью и волнением за них обоих. Он не хотел пугать ее своими иррациональными страхами, особенно сейчас.

Чтобы занять руки и голову, чтобы загнать непрошеные мысли обратно в темный угол сознания, он решил взяться за новый заказ, который как раз поступил через электронную форму на сайте их бюро. Заказ выглядел идеальным противоядием: чисто кабинетная работа, требующая глубокого погружения в документы, но не предполагающая никаких вылазок в сомнительные места. К тому же, тема была строго архитектурной, далекой от кладбищ и забытых проулков.

Заказчиком выступал некий Игнациус фон Штрум, назвавшийся ведущим архитектором «Von Strum Atelier». Имя показалось Петто нарочито вычурным, но в мире искусства и архитектуры такие попадались. Фон Штрум писал витиевато, но суть запроса была ясна. Он работал над новым, амбициозным проектом – серией жилых зданий в Фальтико, которые должны были, по его словам, «творчески переосмыслить и реинтегрировать латентную готическую идентичность города в современную урбанистическую ткань». Проще говоря, он хотел строить дома в готическом стиле, но с современными удобствами.

Учитывая, что Фальтико и без того изобиловал образцами готической и неоготической архитектуры – от старого Королевского замка и кафедрального собора до мрачноватых доходных домов конца XIX века, – идея фон Штрума выглядела вполне логичной, хоть и несколько экстравагантной для жилой застройки XXI века. Но суть его запроса к Петто была еще интереснее.

Фон Штрум не искал чертежи существующих зданий. Его интересовали архитектурные планы, эскизы и проекты жилых домов в готическом стиле (или его местной интерпретации), созданные в Фальтико в XVII веке (период с 1600 по 1699 год), но по тем или иным причинам не реализованные. Он искал «архитектурных призраков», как он сам выразился, – идеи, которые так и остались на бумаге, чтобы дать им жизнь сейчас, спустя четыре столетия.

Задача была не из легких. XVII век для Фальтико был временем бурного роста, но и частых пожаров, перестроек, а главное – не самой лучшей сохранности архивов именно по гражданской, тем более нереализованной, архитектуре. Основное внимание тогда уделялось фортификационным сооружениям, церквям и дворцам знати. Найти подробные чертежи именно жилых готических домов, да еще и отвергнутых… это требовало глубокого погружения в архивы Городской управы того времени, возможно, в записи ремесленных гильдий каменщиков и плотников, или даже в частные семейные архивы старых родов, если удастся получить к ним доступ.

Именно то, что нужно, подумал Петто. Сложная, кропотливая, чисто историческая работа. Никаких подозрительных углов в торговых центрах, никаких сомнительных проулков. Только он, документы и вызов его профессиональным навыкам. Он с готовностью принял заказ, отправив фон Штруму подтверждение и запросив стандартный аванс. Ответ пришел почти мгновенно, вместе с уведомлением о переводе средств. По крайней мере, этот клиент был оперативен и платежеспособен.

Петто с энтузиазмом принялся за дело. Он выделил на столе место под новую стопку папок, начал составлять список потенциальных источников, запрашивать доступ к нужным фондам в центральном городском архиве (его собственное бюро специализировалось больше на частных и менее официальных документах, хотя и казенные бумаги у них тоже имелись). Он снова почувствовал себя в своей стихии. Поиск нереализованных готических проектов XVII века был похож на собирание сложного пазла из почти исчезнувших фрагментов.

Он погрузился в изучение старых городских указов, протоколов заседаний строительных комиссий, переписку бургомистров и архитекторов той эпохи. Нашел несколько упоминаний о проектах, которые были отклонены как «излишне мрачные» или «не соответствующие духу времени» (что было иронично, учитывая готическую основу Фальтико). Наткнулся на жалобы горожан на предложенные проекты домов с «остроконечными крышами, пугающими детей» и «узкими окнами, как в тюрьме».

Постепенно вырисовывалась картина: даже в XVII веке были зодчие, пытавшиеся идти против течения, предлагавшие проекты, которые казались современникам слишком архаичными или вызывающими. Именно их наследие и искал Игнациус фон Штрум.

Работа увлекла Петто, почти вытеснив недавние тревоги. Он часами сидел над документами, расшифровывая старонемецкие или латинские надписи, сравнивая эскизы фасадов, отыскивая крупицы информации. Аня заметила перемену в нем, его вернувшееся спокойствие и сосредоточенность. Она радовалась, что он снова погружен в свою любимую работу, и старалась не беспокоить его лишний раз.

Мир снова сузился до стен архива, до шелеста страниц и скрипа карандаша. И Петто почти поверил, что холод гранитного пола и запах тлена были лишь досадным сбоем в его упорядоченной реальности, случайным глюком, который больше не повторится. Почти.

Петто трудился уже несколько часов, погруженный в мир XVII века. Планы зданий с островерхими крышами, узкими стрельчатыми окнами и затейливой резьбой по дереву лежали перед ним на столе. Он разбирал пояснительные записки, написанные витиеватым почерком на плотной, пожелтевшей бумаге, сравнивал сметы расходов, читал протоколы отказов строительных комиссий. Работа шла хорошо, он нашел уже два весьма интересных, хоть и нереализованных проекта жилых домов, которые наверняка заинтересуют его эксцентричного клиента. Архив привычно молчал, лишь изредка нарушаемый шелестом переворачиваемых страниц и тихим гудением системного блока компьютера.

И тут он это почувствовал. Сначала – едва уловимый запах, который пробился сквозь привычный аромат пыли и пергамента. Запах был странным, незнакомым для этих стен. Это был не смрад гниения, как в тот раз в «Галерее», а что-то другое… Едкий дым от горящих дров или угля, резкий, аммиачный запах конского навоза и сырой соломы, и под всем этим – кисловатый дух немытых тел и прокисшего пива. Запах не города, но деревни, или, скорее, города очень старого, еще не отмытого и не забронзовевшего.

Петто поморщился, отвлекшись от чертежа. Откуда это? Может, что-то горит на улице? Или мусорные баки во дворе переполнены? Он прислушался. И понял, что изменился не только запах. Изменился звук.

Привычная фоновая тишина, изредка прерываемая шелестом шин современных электромобилей или далеким гулом городского транспорта, исчезла. Вместо нее снаружи нарастал совершенно иной шум. Частый, дробный стук – множество копыт по камню. Скрип несмазанных деревянных колес. И голоса – не приглушенный гул толпы, а резкие, громкие выкрики, брань, смех, плач ребенка. Звуки были ближе, громче, хаотичнее, чем должны были быть. Словно улица за окном внезапно ожила, но ожила жизнью совсем другой эпохи.

Сердце Петто сделало тревожный кульбит. Это было слишком похоже на то, что он испытал в торговом центре – искажение реальности, но теперь оно пришло к нему сюда, в его крепость. Дрожащей рукой он отодвинул стул и подошел к высокому стрельчатому окну. За окном все еще был тот же двор и та же улица, но…

Он резко отдернул руку от рамы, словно обжегшись. На одно, самое долгое мгновение мир за стеклом полностью изменился. Мощеный двор архива превратился в грязную, ухабистую площадь. Вместо редких припаркованных машин – телеги, запряженные худыми лошадьми, груженые бочками и тюками. Люди в странных, темных одеждах – мужчины в камзолах и широкополых шляпах, женщины в длинных юбках и чепцах – сновали туда-сюда, кричали, торговались. На месте соседнего офисного здания вырос кривой, фахверковый дом с нависающим верхним этажом, из окон которого кто-то выплескивал помои прямо на улицу. Воздух казался густым от дыма и испарений. Небо было того же серого цвета, но сам свет казался другим – более тусклым, резким. Вдалеке виднелись остроконечные шпили и башни, некоторые из которых он только что видел на чертежах XVII века. Это был Фальтико, но Фальтико четырехсотлетней давности.

Видение длилось лишь секунду, может, две. Он моргнул, и все исчезло. За окном снова был привычный двор, тихая улица, современные здания. Но сердце колотилось так, что отдавало в висках. Он отшатнулся от окна, тяжело дыша. Это не было похоже на усталость или игру воображения. Это было слишком реально, слишком детально.

Он обернулся, намереваясь дойти до стола, налить себе воды из графина. И застыл на месте.

За его дубовым столом, на его стуле, сидел человек. Старик. Он был сгорблен, одет в темный, потертый камзол неопределенного цвета и простую белую рубаху с потемневшим от грязи воротом. Седые, редкие волосы были собраны в неопрятный хвостик. Лицо старика было испещрено глубокими морщинами, кожа имела пергаментный оттенок, а маленькие, глубоко посаженные глазки смотрели на Петто с непонятным выражением – то ли усталым любопытством, то ли затаенной насмешкой. В одной руке старик держал гусиное перо, кончик которого завис над одним из чертежей XVII века, лежавших на столе Петто, словно он только что собирался сделать пометку.

Мир снова замер. Тишина в комнате стала абсолютной, звенящей. Петто не мог ни пошевелиться, ни вздохнуть. Он смотрел на старика, а старик смотрел на него. Не было ни страха, ни удивления на морщинистом лице – лишь спокойное, изучающее внимание. Словно Петто был не хозяином этого кабинета, а неожиданным посетителем, вторгшимся в его рабочее пространство.

Секунда растянулась в вечность. А потом старик медленно, почти незаметно, качнул головой, словно признавая что-то или кого-то. И в тот же миг он исчез. Просто растворился в воздухе, как дым от свечи. Стул был пуст. На столе лежали те же чертежи, нетронутые. Перо исчезло.

Петто попятился, пока не уперся спиной в холодный стеллаж с книгами. Дыхание вырвалось из груди сдавленным хрипом. Он обвел безумным взглядом комнату. Все было на своих местах. Тишина. Привычный запах пыли. Никаких следов вторжения.

Но он видел. Он видел улицу из прошлого. Он видел старика за своим столом. Это не было галлюцинацией. Это было вторжение. Реальное, осязаемое, здесь, в его святая святых.

Ужас, холодный и липкий, охватил его с новой силой, гораздо большей, чем в «Галерее Времен». Там это было мимолетное ощущение, странность. Здесь – явное присутствие чего-то чужого, невозможного. И оно было связано с его работой. С теми самыми документами, в которые он погрузился, пытаясь убежать от предыдущих страхов.

Он больше не мог это игнорировать. Не мог списывать на стресс или усталость. Что-то происходило. Что-то было связано с прошлым этого города, с его забытыми или стертыми частями. И оно начинало прорываться в его мир. И теперь оно знало, где его найти.