Исповедь

Да простится мне это, но признаюсь честно, я сюда идти не хотела. Это всё отец мой настаивал. И сейчас, небось, под дверью стоит, караулит, чтобы я не сбежала.

Он мне уж сколько времени толкует, что грешница я, и покаяться мне просто необходимо. Зачем? Всё равно я не верю во всё это. Но если уж ему станет от этого легче, то и от меня не убудет.

Что вы говорите? А, просто уселись поудобнее. Это правильно. Раз уж он меня вытащил сюда, то я расскажу всё как на духу. С самого детства до сегодняшнего времени. Пожалуй, времени на это уйдёт достаточно.

Ну, начнём по порядку. Зовут меня Люси. Отец с матерью говорили, что это в честь какой-то нашей далёкой прародительницы. Или прародителя. Не помню уж точно. Ну да не важно.

Отец мой из простых. Работает в котельной. Мать всю жизнь секретаршей в канцелярии проработала. Ясно, что достаток в семье небольшой был. Но с самого раннего моего возраста родители пытались наставить меня на путь истинный, хотели, чтобы я добилась в жизни большего, чем смогли они сами. Поэтому и не жалели ничего для меня. Но и баловать тоже особо не приходилось – их совместного заработка едва на жизнь хватало.

Хотя отец очень хотел отдать меня на воспитание в детский сад, мама сразу воспротивилась этому, а после того, как к нам приехала моя бабушка, папа окончательно сдался. Поэтому я прошла отличное начальное домашнее воспитание под руководством аса своего дела – моей любимой бабули Эмми. И уж я-то точно не жалею об этом. В свои пять лет я была значительно более развита по сравнению со своими сверстницами. Да что говорить, я стала заводилой всего и вся в нашем дворе. Даже мальчишки считались с моим мнением. Слышала, как втихаря они меня называли прирождённой чертовкой. Папа тогда нарадоваться на меня не мог, говорил, что вся в него пошла.

Что? Нормальное детство? Ну, так а я о чём. Но ведь только начала… Кстати, а что такое «нормальное»? Такое, как у всех? Тогда у меня было отнюдь не нормальное. Я же говорю, что отличалась от всех ребят в нашем дворе. Все ночи напролёт я там проводила. А однажды даже подговорила нескольких мальчишек днём сходить на заброшенную котельную. Ух и навизжались мы тогда. Особенно я. Да нет, я не со страху, я их пугала. Да и не только визжала. Стонала, ухала, вздыхала – всячески пыталась их напугать. Они-то в первый раз туда пришли, а я уже и раньше ночью облазила там всё одна. К этому походу все закоулки знала, да и сама кое-что подготовила к такому культ-массовому мероприятию. Жаль, девчонки тогда отказались идти. Слабаки.

Но это было уже тогда, когда я в школе училась. Так что вернёмся немного назад.

В общем, стараниями моей бабушки к моменту поступления в школу я уже считала себя вполне взрослой, готовой к будущим жизненным испытаниям и радостям. Я знала такие вещи, о которых другие подростки тайком шушукались в подворотнях, передавая это как самую сокровенную тайну – «а ты знаешь… да ты что, это всё девчоночьи сказки, вот я слышал…» Ну и так далее в том же духе.

На тестах при поступлении в школу я показала один из лучших результатов, но мои резкие высказывания в адрес экзаменаторов привели к тому, что я попала не в самый «престижный» класс, а класс так называемых хулиганистых подростков. Или трудновоспитуемых. Но мне там даже больше нравилось. Не люблю заучек.

Не скажу, что мне нравилось учиться. Скорее мне было всё это индифферентно. Просто у меня получалось учиться хорошо. И всё. Даже похвальные грамоты несколько раз получила.

Правда, моя хорошая учеба несколько терялась за моим не столь хорошим поведением. Например, мне страшно нравилось на уроках дёргать за хвостики впередисидящих. Девчонки постоянно визжали, а среди ребят я снискала славу придурковатой отличницы. Они придерживались мнения, что у меня крыша поехала, причём так, что мои достижения в учёбе прекрасно компенсировались моим умственным «развитием» в других областях. По их мнению, конечно.

Но с приходом времени, когда мальчики уже начинают понимать, что мы, существа другого пола, являемся не просто надоедливо копошащимися соседями, мои одноклассники резко поменяли своё мнение обо мне. Или научились его хорошо скрывать. А всё дело в чём? В том, что я оказалась не обделена многими чисто женскими физическими достоинствами. Причём в их глазах мне удалось затмить всех остальных своих сверстниц.

Но мой темперамент дикой амазонки не давал ни одному из них ни единого шанса. Это подзадоривало их ещё больше, а я лишь наслаждалась всем этим. Ушки торчком, нос пятачком, хвостик колечком. По пятам ходили, как собачки.

Ой, у вас что-то упало? А что же это за лязг тогда был? Не слышали? Наверное, почудилось.

Ну так вот. Ещё до школы мне нравилось рисовать, а в школе я продолжила это дело. Даже картину мою выставляли на выставке в доме небезызвестной нашей молодёжной организации. Что? Почему я её так называю? Ну, не нравится она мне… Да нет, состояла я в ней, состояла. Столько лет ей отдала, у-у… Даже в совете школы состояла. А толку? С тех времён только лозунги и помню. «Молодежь! Ты должна быть достойна получить огонь в свои руки!» Нашлись Прометеи… Или ещё – «Вилы – символ трудового народа!» Убивать нужно тех авторов, что это придумывают…

Школа была закончена с медалью, которую я не заслужила. Ну не училась я – просто так получилось. И тут встала проблема – куда податься? Не очень долго думая, я решила продолжить «учиться». Поступила в университет (опять же, почти нахаляву). Вначале ещё пыталась хотя бы показывать видимость учёбы, а потом плюнула на это. Тем более, что в этом возрасте уже хотелось иметь какие-то развлечения, а оные, как известно, стоят денежек. А родители у меня далеко не богатые. Пришлось совместно с учёбой подрабатывать. Кем я только не работала – некоторое время в котельной (кстати, прекрасное место для размышлений о смысле жизни), потом курьером, затем занималась подушной переписью населения. И множество других мелких профессий испробовала.

Спрашиваете, чего к вам-то пришла? Я же сказала: отец прислал исповедаться. Незачем? Так я и не всё ещё рассказала. Какой-то вы нетерпеливый, ей-ей. Ну, ничего, я уже приблизилась к сути.

Когда я уже заканчивала третий курс, я впервые увидела его на нашей дискотеке. Он стоял в сторонке, такой милый и в то же время почему-то такой одинокий. До сих пор не пойму, почему такого красавчика оставили без присмотра. Я подбежала к нему и спросила, не хочет ли он потанцевать. Он как-то сразу засмущался, зарделся, а потом тихо так сказал, что не умеет танцевать. Я пообещала научить и вытянула его на площадку. Во время танца узнала, что его зовут Иммануилом и он учится у нас же, специализируется на человеческой психологии.

С этих пор со мной стало твориться что-то совершенно для меня непонятное. Я не могла и ночи прожить, чтобы не увидеть его лица, не услышать его голоса. Он перестал стесняться меня, и тогда я узнала так много! Он читал мне стихи, рассказывал о великих людях и их судьбах. А я могла выцарапать глаза любой девушке, которая бы только попыталась флиртовать с ним.

Тут-то и начался раскол в моей семье. Ещё с детства отец постоянно повторял мне, что все люди – порядочные сволочи и Геенна Огненная – самое подходящее для них место. Мой дед, который тронулся, получив контузию при взрыве в цеху, постоянно твердил, что люди умеют только издеваться над ближними, и с тоской в глазах повторял одну и ту же фразу: «Вернуться бы мне туда, я бы этому Балде показал». Так что в этой атмосфере я выросла настоящей человеконенавистницей.

А Иммануил заставил меня посмотреть на людей с другой стороны. Ведь это же прекрасные создания! И не их вина, что они варятся в адских котлах. Это всё тот старик придумал, чтобы им жизнь малиной не казалась. В общем, нам пришлось бросить учёбу, и сейчас я хочу уехать с Иммануилом куда-нибудь подальше и посвятить свою жизнь изучению этих странных созданий – людей. Я полюбила их всем сердцем! Я хочу…

В этот момент страшный крик огласил пещеру: «Вон!!! Вон из святого места!»

В свете звёзд Люси молча брела по дорожке. Бурная жизнь окружала её со всех сторон, но она не замечала бегущих, куда-то вечно спешащих, толкающихся и кричащих. Она шла к своему любимому.

Ничего, что они не понимают тебя. Главное – я верю тебе, я верю в тебя. А ещё я просто люблю тебя. Люблю смотреть, как твоя чёрная шерстка блестит в свете луны. Люблю твои маленькие рожки. А ещё мне нравится, когда твой хвостик с такой милой острой стрелочкой на конце скручивается, когда я внезапно вхожу в комнату. Я всегда буду с тобой, что бы ни говорили все эти святоши. Ведь люди так похожи на нас…

06.01.1999

К Богине

Как только прозвучал звонок, в классе наступила тишина. Обычный урок литературы в обычной школе.

– Темой нашего сегодняшнего урока будет творчество Хьюго Бранта. К сожалению, до нас дошли лишь несколько стихотворений этого поэта, но уже они показывают, насколько велик был талант этого человека. – Мария Васильевна обвела взглядом учеников. Как всегда, на последних партах было слышно какое-то шуршание и сопение. Ничего, они же всё-таки дети. Но уметь заинтересовать было главным в её профессии.

– Итак, – продолжила она после небольшой паузы, – сегодня мы рассмотрим всего одно стихотворение – «К Богине». В нём Хьюго Брант описывает женщину. И это не просто женщина, это Женщина с большой буквы…

С последней парты третьего ряда раздался сдавленный смех. Опять этот Петров, подумала Мария Васильевна. Вечно он что-нибудь находит в её словах. Нахмурив на мгновение брови, она продолжила:

– Да, именно Женщину с большой буквы, хотя автор и описывает всего лишь простую женщину своего времени. По разным признакам мы даже можем судить о её профессии – она танцовщица. Это следует, например, из следующей строки: «Твой танец завораживает взор…» Но… Давайте сделаем так: пусть каждый сейчас сам прочтёт это стихотворение, а затем мы поговорим, какие образы, какие мысли автор хотел донести до нас этим прекрасным творением…

…Громко хлопнула входная дверь, и компания уже изрядно подвыпивших верзил с громкими криками и руганью заняла свободный стол у окна.

– Хозяйка, пива! – Огромный детина с чёрными нечёсаными волосами и в вонючей куртке так ударил по столу, что затряслись соседние.

Взгляды всех посетителей харчевни на миг обратились к нему, но почти сразу же каждый вернулся к своим делам – сплетням, грязным анекдотам, перемалыванию косточек соседям и, конечно же, к пиву.

Только один человек в харчевне, казалось, не замечал ничего вокруг себя. Сидя прямо у стойки, он молча потягивал из своей кружки, наблюдая туманным взором за полётом мухи над тарелкой с куском позавчерашнего пирога.

Он бы сидел так ещё долго, если бы не Мари, хозяйка этого заведения, которая выросла прямо перед ним, закрыв своим далеко не малым телом от него эту идиллическую сцену:

– Хьюго, кстати, а как там дела с поэмой в мою честь? А?

Хьюго Брант с трудом смог сфокусировать свой взгляд на ней. Мари была настолько толстой, что за её спиной давно уже шутили, что «если бы наша Мари только захотела, то могла бы своим весом раздавить весь замок графа». Однако личико её было довольно милым.

Тем временем Мари настойчиво повторила свой вопрос:

– Так что же, Хьюго? Или ты нагло обманул бедную невинную девушку?

После этих слов по харчевне раскатился оглушительный хохот сорока глоток. Мари явно была довольна такой реакцией.

Огромный верзила с чёрными лохматыми волосами встал и тоже спросил:

– Да, Брант, мы все слышали, как ты на днях обещался написать поэму про нашу крошку Мари. Люди ждут. – И разразился ужасным хохотом. Остальные посетители не заставили себя ждать, а Мари, всплеснув руками, проговорила:

– Ах, Вильгельм, ты так мил, – что вызвало новую волну смеха.

Хьюго наконец смог прояснить свой взгляд, посмотрел сначала на Вильгельма, затем снова повернулся к Мари:

– Что ж, Мари, я практически закончил. Хотелось бы добавить ещё несколько строк, а затем я смогу прочесть это божественное творение во всеуслышание. Позволь, и я сделаю это прямо сейчас.

– Ну, я могу и подождать. А пока ты будешь дописывать, мы с Вильгельмом сможем поплясать. – Она кокетливо повела своими огромными бедрами. – Надеюсь, музыка не будет мешать твоему творчеству? – Последнее слово Мари произнесла, намеренно выделив его, после чего сразу же отвернулась от Хьюго и двинулась к Вильгельму. Завсегдатаи харчевни уже расчистили место в центре, и там возвышался Вильгельм.

Да… Танцы в харчевне – это что-то, подумал Хьюго. Слова о том, что поэма уже почти завершена, были наглой ложью. Он даже не помнил, когда смог наобещать такого Мари. Но сказанного не воротишь. Придётся черкануть что-нибудь. Он подсел к освободившемуся столу, положил на него руки и уперся в них подбородком. Минут десять он наблюдал за танцующими людьми, впитывая в себя весь этот шум и гам. Затем открыл свою сумку, достал оттуда несколько листов бумаги, явно побывавших во многих передрягах, порылся на самом дне и извлек перо с чернильницей.

Вы хотите стихов? Что же, будут вам стихи. Какая-то искорка блеснула в глазах Бранта. Казалось, что весь хмель разом вышел из него. Он склонился над бумагой и стал выводить аккуратным почерком слова.

Спустя некоторое время он оторвал взгляд от бумаги, взглянул на Мари, лихо выплясывающую с Вильгельмом, затем опять посмотрел на неугомонную муху и написал последнюю строчку: «Твой танец завораживает взор».

Шёл дождь. В полной темноте Хьюго брёл по дороге, которая сейчас больше напоминала болото. Яркие молнии то и дело озаряли небо. Мыслями Брант всё ещё был в харчевне.

От его «поэмы» все остались в восторге. Особенно Мари. Даже попросила, чтобы он подарил ей это «чудное творение». Ему было не жалко.

«Дурачьё! Вы так ничего и не поняли! Да что вы могли понять? Куда уж вашим слабеньким умишкам понять то, что они понять не в состоянии. Ни до одного из вас так и не дошло, что скрывалось за всеми этими строками… Я высмеял их, а они восторженно хлопали меня по плечу и кричали от умиления. Дурачьё…»

Хьюго зацепился ботинком за какой-то хлам на дороге, не замеченный им в темноте, и всем своим весом рухнул в грязь. Поднявшись, он отыскал свою сумку и двинулся дальше.