– Свидетельство хорошо организованного, массивного продуманного воздействия. Черная Магия значительно более высокого уровня, чем порча, насланная городской ведьмой. Так сразу, с кондачка, диагноз не поставишь. А боль – это один из симптомов, говоря вашим профессиональным языком. Вы получили лишь симптоматическое лечение, ну скажем, как «акамол» снижает температуру, а «оптальгин» снимает головную боль. Саму же болезнь, прежде чем лечить, надо диагностировать. Для этого нужно пройти обследования…

– Какие такие обследования? – озвучил их общую мгновенную настороженность Миха.

– А для того, чтобы составить план обследования, как и в медицине, необходимо начать с анамнеза, уважаемые господа врачи! – оставил Маг их вопрос без ответа. – Да-с! Анамнез, история заболевания, основа основ, вам ли этого не знать! – он откинулся на спинку кресла, пыхнул сигарой, приглашая к беседе:

– Ну-с, начнем?

Миша кашлянул, прочистил горло, готовясь начать рассказ, открыл рот и…

Пространство над столом Колдуна взорвалось разноцветьем красок! Они обрушились все сразу, возникли из ниоткуда. (Хотя у Эльки в этот момент словно пронесся, прошелестел, ветерок в голове). Они клубились разноцветными вязкими шариками, похожими на шарики мороженого, сталкиваясь, но не смешиваясь, не сливаясь один с другим. Будто кто-то подвесил в воздухе над столом огромный прозрачный вафельный конус.

Эля стиснула Мишкину руку. Ногти впились в его кожу с такой силой, что проступила кровь. Он даже не обратил внимания, зачарованно приоткрыв рот, не отрывал глаз от удивительного зрелища. Колдун подался вперед, нос вытянулся хищным клювом, на лицо упал разноцветный свет, разукрасив его в боевую маску.

– Вот он – ваш первый цвет в этой стране, господин доктор!

У Михи первой краской проявилась темно-красная, загустевшая от времени, похожая своим цветом на старое, доживающее свой век вино.

– Так, так, – Колдун бережно окунул кончик пальца в клубящуюся над столом широким конусом, как в бокале без стенок, краску. Осторожно приложил к языку, прислушался к своим ощущениям. – Полностью зарубцевавшаяся первичным натяжением всех чувств, и в первую очередь чувством горькой обиды, глубокая многолетняя рана. Такие рубцы оставляет после себя односторонняя, беспощадно изнасилованная второй, равнодушной стороной, любовь.

Он уважительно поднял брови, посмотрел на Миху:

– Поверьте моему опыту, очень часто нанесенные столь мощным хищником раны не заживают! Жертва постепенно истекает энергией, чахнет… – он возвел глаза к небу, вздохнул и вновь всмотрелся в разноцветную колбу.

– Госпожа доктор! – Маг бросил на Элю быстрый, удивленный взгляд. – И у вас цвета зажившей тоски, горечи, униженной, растоптанной любви! Оч-чень интересно, – сказал он знакомым всем врачам тоном профессора, наткнувшегося на любопытный клинический случай.

Левая рука широко и плавно взмахнула влево, а правая – вправо. И невидимая колба лопнула, и шарики стремительно полетели от одной ладони к другой, все быстрее и быстрее, пока не слились в одну многоцветную струю, словно у непревзойденного жонглера.

Опустошенность и страшная горечь первых браков, долгий шлейф тоски и печали. Целеустремленность и желание вырваться из нищеты бурлят цветом кипящих струй. Светлые краски желания покоя и общечеловеческого благополучия. Бурые тона тяжелого чувства. «Теперь моя очередь быть любимым!».

Маг качнул головой – нехорошие краски, обоюдоопасные. Тихие спокойные тона безмятежной семейной жизни во втором браке. Все это летело от одной руки Колдуна к его второй руке, быстрее и точнее слов наполняя кабинет историями их жизней. Спокойные темно-голубые тона – такие дает уверенность в поддержке, спине за твоей спиной. Но просвечивает через них бурый фон, не исчез никуда.

«Ага! – кивнул сам себе Маг. – Вот и первые предвестники на горизонте, еще еле заметные даже моему глазу, а господам врачам и подавно».

Сине-черный оттенок. Власть денег. Страсть «ЕЩЁ!» – одна из самых сильных, если в жизни пусто. Вот так! И вот уже «моя очередь быть любимым» несется белкой в колесе, рабом всего окружения. Окружение оделось в ядовито-зеленые тона – цвета владельцев, феодалов.

Темные цвета пренебрежения бывшим кумиром все гуще и гуще из фона проступают на первый план, замещают медленно и верно многоцветную палитру монохромом. Багровый цвет мщения начинает преобладать, бывший кумир уже не тот добытчик, уже мы сами с усами, уже мы можем его пнуть, стоит нам лишь захотеть…

«Акела промахнулся, – хмыкнул Колдун, изумленно покачал головой. – Великий Творец, как же у них все схоже в жизнях. Как будто в зеркало глядят! – спохватился. – Чему ж тут удивляться – посему сочли необходимым их соединить».

Все сильнее грязно-серые оттенки в жизни госпожи доктор – хорошо запрятанная злость стягивает, давит, не дает дышать. И на всем протяжении – энергия уходит из них потоком, хлещет без меры, питает их окружение, им не дают восстановиться – истощение потенциала хорошо заметно.

Колдун пожимает плечами – ничего нового, известный факт. Иного и ожидать не приходится.

Все неприятнее цвета, угрюмей оттенки – цвета измены, алкоголя не несут света. И зреет, зреет месть, ее багровый цвет еще прячется под тонами жизни, отчего похож оттенком на кожу мавра.

Стремительными, как орбиты электронов, витками несутся разноцветные ленты вокруг неподвижных рук Мага, словно Парка с ее необыкновенной пряжей.

Так, так! Вот и золотистые цвета вдруг вспыхнувшей, словно гром с небес, любви… Маг хмыкнул своим мыслям – так оно, конечно и было. Здесь бушует всеми цветами темной радуги скандал признания… Ага! Вот он, момент нанесения удара! Мгла смертного проклятия. Умелого, мастерски и в правильное время наложенного и хорошо зафиксированного проклятия.

Он несколько расслабился, откинулся на спинку кресла, окутал себя плотным облаком дыма после хорошей затяжки и стал похож на самодовольного чеширского кота, если, конечно, в природе встречаются чеширские коты с мощными библейскими носами.

Поверхность стола перестала играть всеми красками мира и вернулась к воплощенной в материи идее черного.

– Так, так, – задумчиво пробурчал себе под нос Колдун, побарабанил пальцами по столу, поднял на них глаза:

– Скажите-ка, уважаемые господа врачи, не случалось ли вам в последнее время испытывать какие-либо, – он неопределенно пошевелил пальцами, – странные ощущения?

– Только их и испытываем, – скривился Миха, – после того, как проткнули мне глаза, извините, – поправился он, – я хотел сказать, не мне, конечно, а мне на моих фотографиях. То есть… вышло, может, и неуклюже, но вы меня поняли?

Колдун усмехнулся:

– Забудьте эти детские выходки!

– Детские? – вспыхнул Миха. – Да если бы вы там были в этот момент…

– Что вы, господин доктор! – примирительно выставил Колдун перед собой руки и улыбнулся. – Я нисколько не умаляю злобы и черноты этого действа, – он брезгливо передернул плечами:

– Я лишь хочу сказать, что действительность намного страшнее этой пародии на ритуалы вуду. Но об этом позже, прошу вас. Я имел в виду нечто иное. А именно, изменения в обстановке, в восприятии внешней, так сказать, среды.

Они переглянулись. Элька бросила на Миху взгляд, полный сомнения: «А стоит ли об этом говорить?».

Мишка кивнул в ответ: «Думаю, да. А что нам терять?» И повернулся обратно к Колдуну:

– Ну… кое-какие вещи нам действительно показались странноватыми, – и замялся.

– Например? – Колдун благожелательно кивнул, приглашая к откровенности.

Мы как-то относительно недавно возвращались с Юга…

Стояла летняя, подчеркнутая обилием звезд, средиземноморская ночь. Они возвращались с Юга страны в ее Центр. Звучит это намного грандиознее, чем – их вейсс! – есть на самом деле. Сотня километров в один конец – вот и вся дорога. Ехали, болтали о чем-то, благо поводов для разговора хватало. Но больше, конечно, присматривались друг к другу.

Присматривались… слово звучит настороженно, с толикой недоверия. Именно так оно и было. Даже привычек друг друга не знали. Их просто взяли, пнули под зад и выбросили на необитаемый остров.

Одному за пятьдесят, а другой под пятьдесят! И смех, и грех! Вот в таком духе и протекала поездка.

Вдруг они оба крикнули одновременно друг другу: «Смотри!»

Черное небо прочертил голубой длинный след, с искрой падающей звезды на своем шпиле. Поделил небо на две идеальные половины. Длинный, длинный замирающий след, сверкнувший голубым алмазом. И звезда умерла за горизонтом.

Скорость резко упала, и машина старчески плелась по пустынной дороге – Мишка убрал ногу с газа, загипнотизированный зрелищем.

– Господи, как красиво! – прошептала восхищенная Эля. – В жизни не видела ничего подобного! А ты? – повернула распахнутые, отливающие блеском ночи глаза к Михе.

– Вау! – сказал Миха, понимая с отчаянием, что его Ай Кью стремительно теряет высоту в глазах Эли, но других слов почему-то у него не нашлось, и от этого осознания он отчаянно воскликнул вновь: – Вау!

Но сразу забыл об этом. Потому что прислушался к дороге. Удивленно поднял брови. Прислушался снова. Оторвал взгляд от ленты шоссе, посмотрел на Эльку:

– Слышишь?

Элька вопросительно посмотрела на него, Миха кивком указал на дорогу. Она склонила голову набок, помолчала, прикусив губу, и через несколько секунд вскрикнула по детски восторженно:

– Ой, шины шуршат, как… как опавшие листья!

– Угу! Тоже заметила? Значит, мне не показалось! Шуршание шин, собственно говоря, прекратилось, они теперь пели удивительно приятно и успокаивающе.

Элька толкнула Миху локтем в бок:

– Ты тоже это чувствуешь?

– Наверное, да! – обалдело крутил головой по сторонам Мишка.

Дорога колыхалась еле заметно, но совершенно очевидно подвешенная в воздухе. В круглом тоннеле с прозрачными стенами, сотканными из пространства. И пение шин, и само пространство, которое вдруг стало одушевленно дружелюбным, и спокойное колыхание подвешенной в пустоте дороги рождало новое, никогда прежде не испытанное чувство.

Элька откинулась расслабленно на спинку сидения, голова откинулась на подголовник, склонилась набок, к Михе:

– Теперь ты понимаешь подлинный смысл избитого выражения «снизошла благодать», или «ниспослана благодать»?

Миха расслабиться не мог – кто-то же должен вести машину! Но блаженство неизъяснимое ощущал в полной мере.

– М-м… – промычал он, с наслаждением вдыхая приятный свежий воздух. – Никакой травы не надо.

– Скажешь тоже! – лениво поморщилась Элька, и добавила с пренебрежением: – Трава! Это намного сильнее травы! Воистину благодать… а что ты такой сосредоточенный?

– Думаю, – коротко бросил он. – Должен же кто-то в семье думать.

– Да-а?! – оживилась Элька. – И много успел надумать? Мишка был переполнен ассоциациями, мыслями, возникшим с пронзительной ясностью пониманием истинного смысла некоторых истертых, заношенных в быту поговорок. И все это вырвалось одновременно, стоило только ему открыть рот, и прозвучало как:

– Оыыыуу… – стон голодного олигофрена, находящегося по своему умственному развитию где-то между имбецилом и Цеденбалом.

– И это все? Негусто! – сокрушенно констатировала Элька с грустным вздохом.

Мишка вильнул рулем, бросил машину на обочину и одновременно с визгом тормозов уже трясся от неукротимого смеха, уронив голову на баранку. Рядом с ним безудержно хохотала Элька. Наконец приступ смеха прекратился, пережив пару коротких реинкарнаций.

– Так о чем все-таки мыслил?

Смех еще попытался прорваться блуждающими улыбками, был подавлен Элькой, но не сдался, а замаскировался и притаился в уголках ее глаз.

– Скажи, Элька, вот в чем ты видишь смысл слезливой, пошловатой от затасканности фразы «браки заключаются на небесах»?

– А ты увидел ее истинный смысл? – иронии в ее голосе не было.

Он кивнул, первый раз неопределенно, а потом уверенно:

– Да. Это ведь только первый слой: слезы умиления на глазах родителей, Мендельсон, шампанское и пухлые ангелочки с фарфоровыми щечками, улыбаясь, смотрят на молодую пару с небес.

Он покачал головой, не отрывая взгляда от ленты дороги, подвешенной перед ними в пространстве:

– Не-а… это, дамы и господа, не есть правда. Вот когда Небесная Канцелярия долго рассматривает жизнь мужчины и жизнь женщины, принимает решение их соединить – только тогда проступает истинный смысл. Их хватает необоримая сила, рушит всю их прежнюю жизнь, сталкивает их вместе и всё! Их согласия, в общем-то, и не требуется. Вот это и есть настоящий, заключенный на небесах брак! Вот в чем истинный смысл затасканного выражения.

Эля промолчала, не ужалила язвительной шуткой – привет от Бернарда Шоу! – и не сыронизировала в ответ – не сегодня, Оскар Уайльд! – просто сказала:

– И расторгнуть его можно только там же – в Небесной Канцелярии.

А еще через пять минут прозрачные стены из закольцованного пространства исчезли, и дорога вернулась на землю.

Наверное, это все выглядит странным и совершенно не имеющим значения. – Миха опустил глаза. Ему было стыдно, человек со стороны наверняка посмотрит недоуменно: «Ну и что же ты хотел этим сказать?» и в лучшем случае подумает, что ты невротик, а в худшем – просто псих.

– Но это ощущение надо пережить, чтобы понять, – Мишка развел руками. – Мне просто не хватает слов, чтобы передать…

Колдун кашлянул, выпрямился в кресле:

– Уверяю вас, все в порядке! Мне все абсолютно понятно, и мне ваш рассказ представляется крайне важным и полезным! Скажите, вы связываете с чем-либо эти изменения в… э-э… в восприятии внешней среды? Стресс? Нервное потрясение?

– Знаете, мы весь этот период находились в состоянии, – у Эли дернулся уголок рта, – перетянутых струн. Как не лопнули – сами не знаем. Так что нервное потрясение присутствовало.

– Присутствовало? – усмехнулся Миха. – Оно и присутствует постоянно. Куда оно денется.

Элька ничего не ответила. Вздохнула неопределенно.

– Простите, – обратился Миха к Колдуну, – вам мой… наш рассказ что-нибудь дал?

– Безусловно! – ответил Колдун, и его монументальный нос подтвердил его слова решительным кивком. – Дал, и дал немало. Припоминается еще что-нибудь подобное?

– Боюсь показаться совсем ненормальным, – Миха почувствовал, как начинают гореть его щеки. – Да, Элька? Буквально пару недель назад я вышел на наш балкон, балкон нашей съемной квартиры, я имею в виду. И, знаете, такое странное чувство, похожее на внезапно налетевшее, стремительное головокружение, мгновенно прошедшее. Схватился за спинку стула. И вдруг…

Он запнулся. Улыбнулся Эльке:

– Горизонт словно раздвинулся, стал шире. Как будто наш дом подрос. Я позвал Эльку…

– Да, – кивнула Элька. – Я выскочила на балкон – думала, ему стало плохо. И могу подтвердить – это не бред. Или же, если хотите, бред коллективный, индукционный. Такое тоже встречается в медицине. Да, горизонт распахнулся, воздух вдруг стал прохладнее, а краски вокруг – ярче. Уж думайте о нас, как хотите.

– Мое мнение о вас совершенно не изменилось, – сказал Маг, широко улыбаясь. – Можете припомнить, а что предшествовало этим странным изменениям пространства?

– Ну, джойнт я не курил, кокаин не нюхал, – Миха развел руками, – водку пил последний раз – уже и не вспомню…

– Абсолютно в этом не сомневаюсь! – улыбнулся Колдун. – Я имел в виду, не было ли перед этим радостного или, наоборот, тягостного события?

– Ну, радостного ничего не припомню, – угрюмо фыркнул Миха. – А вот крайне неприятный разговор с моей бывшей, да, был. Крайне неприятный.

– Так, так, – Колдун соединил пальцы домиком на груди и удовлетворенно откинулся на спинку кресла, устремив алчущий взор на сигарный ящик.

– У вас есть диагноз? – нетерпеливо вмешалась Элька.

– Госпожа доктор! – Маг укоризненно посмотрел на нее. – Немного терпения, прошу вас! Вам для постановки диагноза бывает достаточно одного анамнеза?

Эля посмотрела пристально в глубь кабинетного мрака, ничего не ответив.

– И нам, в нашей профессии, также его недостаточно, – посчитал Маг ее молчание за согласие. – Необходимы дополнительные обследования. Надеюсь, в вашем случае, будет достаточно одного, – уточнил он после короткого раздумья. – И начнем с анализа воспоминаний. Да! – продолжил он, все больше воодушевляясь. Элька коротко и настороженно посмотрела на Миху. Может, все-таки, псих?

«Не знаю, что и сказать. Все может быть», – говорил его ответный, не менее настороженный взгляд.

– Именно, с анализа воспоминаний! – продолжал с энтузиазмом Колдун, от которого, несмотря на научную увлеченность, обмен взглядами не ускользнул:

– Это высоко диагностический метод. Специфичность – девяносто шесть процентов, почти полное отсутствие ложноположительных результатов. Золотой стандарт современной белой магии! – Колдун оптимистично улыбнулся. – Возможно, больше ничего и не понадобится. Впрочем, это я уже говорил.

Он повысил голос:

– Нина!

Дверь распахнулась мгновенно. Нина влетела в комнату, умудряясь проделывать одновременно столько действий, что показалась живым олицетворением древнего многорукого божества Шивы: смахнула по дороге с каминной полки пыль перьевым веничком; с улыбкой попросила гостей встать с кресел, которые, несмотря на их немалый вес, уже и подхватила одной рукой; второй рукой придала сигарному ящику идеальную параллель столешнице; выхваченные из-под оторопевших врачей кресла уже исчезли в совершенно темном, дальнем и невидимом углу кабинета (оттуда немедленно послышались шорохи и негромкое металлическое позвякивание); из неизведанных глубин кабинета были извлечены, и с неимоверной быстротой расставлены изголовьями к письменному столу два металлических ложа, в стиле «невероятный модерн», отстоящие на метр одно от другого.

Ультрасовременность: сталь, хром, кожа, продуманная эргономика. Совершенно необходимый в деле перераспределения денежных потоков, сверкающий никелем рабочий инструмент психоаналитика.

Не успели они опомниться от этого урагана под именем «Нина», пронесшегося по комнате, как дверь за ней захлопнулась, и в кабинете воцарилась изумленная тишина. Колдун был явно доволен произведенным эффектом, сопроводившим смену декораций.

– Это что, некий гипноз, этот ваш анализ воспоминаний? – с некоторой брезгливостью осведомилась Эля, пристально рассматривая «ложа» с выражением на лице: «а не прокрустовы ли они?»

Гипноз в ее представлении ассоциировался с ярмарочным балаганом и грязным халатом цирюльника.

Лицо колдуна окаменело, а его взгляд ловчей сетью охватил Элю, и, как ей показалось, на долю мгновения приподнял её в воздух.

– Я позволил себе нечто, что опустило меня в ваших глазах на уровень циркового шута? – холодно поинтересовался он.

– Упаси Господь! – Эля расцвела в улыбке, заглаживая свой ляп. – Конечно же, нет! Это я не смогла подняться выше уровня циркового клоуна!

– Ничего общего с гипнозом! – несколько оттаял Маг, все еще продолжая обращаться только к Михе. – Мы просто вызовем к жизни ваши воспоминания. Последовательно, начиная с исходной точки. Вы не просто прочувствуете их заново – вы их заново проживете, но при этом будете отчетливо осознавать, что это воспоминания. И изменить в них что-либо вы бессильны, хотя вам, безусловно, этого в иные моменты и захочется… Мы будем скользить по ним вперед и назад, возвращаясь по необходимости в не самые, возможно, светлые моменты вашей жизни, и прокручивать их вновь и вновь, сколько потребуется для диагноза.

Колдун прервался, отбил в раздумье пальцами короткую дробь по столешнице: