Деревья топчут белый снег

 
Деревья топчут белый снег,
Холодными стволами.
Жизнь продолжает быстрый бег,
Безлунными ночами.
 
 
Путь мокр и даже студенист,
Ковром зимы покрытый.
Вот ёлок лик всегда пушист,
Зелёный и небритый.
 
 
Река синеет плотным льдом,
Как новый пол паркетом.
Идёт всё нужным чередом,
С морозно-стылым ветром.
 

Для меня без идейных правил

 
Для меня без идейных правил,
Время свой подстегнуло бег.
Судьбоносный мираж растаял,
Как весной прошлогодний снег.
 
 
У любви сплошь одни пороки,
Перетёрли смятенье чувств.
Ни в какие теперь истоки,
Не вернуть страсть моих безумств.
 
 
Воздух в храмах сменил оттенки,
Только ладан остался в нём.
Лик икон затемнил простенки,
Сумрак бродит там белым днём.
 
 
Даже солнце в небесной выси,
Превратилось в сплошную ржавь.
Я не смог безрассудство мысли,
Поменять на скупую явь…
 
 
На поэта терном ложится,
Иссыхая как прах венок.
Дар искусства – свободы птица
И поймать её всем дай бог!
 

Дождик пеной бегущей сочится

 
Дождик пеной бегущей сочится.
Это летняя скачет гроза!
В синих дебрях небесного ситца,
Ярких молний свербит полоса.
 
 
Громом тут же щетинится небо,
Всех пугая: и птиц и зверей.
Рваным мякишем серого хлеба,
Скверна туч хороводит быстрей.
 
 
Ручейки как наместники влаги
Охлаждая полуденный зной,
Чернотою сгоревшей бумаги
Все текут вперемешку с землёй.
 
 
Через час солнце вновь выпадает
На синюшный слегка небосвод.
Облаков бесконечные стаи
Не несут больше водных невзгод.
 

Дождём тревогу навевает

 
Дождём тревогу навевает,
А дождик хлещет по лицу.
Тоска разлучница немая,
Вновь знаки делает творцу.
 
 
Погоду летом лихорадит,
Как и людей – не просто так.
Раз больше нет озёрной глади,
Наверно кто-то виноват.
 
 
Заглянут снова люди в святцы
И захотят иную жизнь.
Не станет с ветрами тягаться,
Пыльца покрывшая полынь.
 
 
Пытаться стоит всем конечно,
Переменить свою судьбу.
Вот только много силы внешней,
У всех – буквально на роду.
 

Доктрина

 
Доктрина житейская вторила свету,
Бросая интриги во тьму.
Доверившись очень уж свежему ветру.
Смотря на шальную звезду.
 
 
Под утро свалившись кусками на паперть,
В единую всё ж собралась.
Но храм почему-то предательски заперт.
Пропала библейская связь.
 
 
Апостол наивно уставился в небо
Где солнцем пылала свеча.
А небо прикрыло сусветную небыль,
Религию в ней полоща.
 
 
Доктрина вздохнула довольно свободно.
Раз солнце куда-то ушло.
И стала воистину тут же народной,
Рекламы добавив табло.
 

Дом

 
Дом бедою стоит огромной.
Жуткой памяти он кусок.
И подъезд как туннель бездонный
И от слёз видно мокрый бок.
 
 
Может дождь этот бок и мочит,
А в другой только солнце бьёт?
На фасаде ряд чёрных точек.
Серый пыли кругом налёт.
 
 
Пыль послушно сейчас слетает,
Будто ветер вмешался тут.
Солнце пылью вовсю играет,
Ветер тянет её как жгут.
 
 
Сплошь темнеют глазницы окон.
Крыша свесилась козырьком.
Что-то падает ненароком,
Без изящества – кувырком!
 
 
Странен бок тот который мокрый.
Сырость видно пустила ток?
Всё покрылось какой-то охрой,
Будто дом вдруг от крови взмок.
 
 
То ли он краковяк танцует,
То ли кашляя вдруг чихнёт.
Кирпичи потекли как струи,
Будто им кто назначил слёт.
 
 
Вот опять пыль столбами, рядом.
Дом бросает как будто в дрожь.
Страх войны занесённый взглядом.
На себя дом пока похож…
 

Дряхлая дряхлая старость

 
Дряхлая дряхлая старость
Шамкает мясо с костей.
Спит вековая усталость
На перепутице дней.
 
 
В каждой крамольной основе
Прячется чья-то любовь.
Или струится по крови,
Или сосёт просто кровь.
 
 
Шкурная зависть спонтанно
Тащит людей за собой
И раздаёт всем исправно
Свой гонорар за разбой.
 
 
Где упомянуты лики
Разных по чину святых,
Там отдают дань владыке,
Будто и нет остальных.
 
 
Дряхлая дряхлая старость
Шамкает мясо с костей
И несусветную гадость
Пишет в стихах без затей.
 

Единственный враг человека

 
Единственный враг человека,
Такой же как он человек.
Не будет и не было века,
Где смерть бы закончила бег.
 
 
То зависть людьми управляет,
То жадность впадает во гнев.
Причина возможна любая,
Сознанья меняет рельеф.
 
 
Враги неизбежно плодятся,
Для гнусных и каверзных войн.
И люди друг друга боятся,
Как водных препятствий огонь!
 

Жизнь

 
Порою солнце жарит,
Как в преисподней чёрт.
И даже запах гари
Само собой течёт.
 
 
Душа фигуры корчит,
На сковородке дней.
А ночь в период порчи
Висит луной над ней.
 
 
Но это не мешает,
Телам спокойно жить.
Пусть даже где-то Каин
И Авель могут быть!
 

Жизнь моя размеренно-спокойна

 
Жизнь моя размеренно-спокойна,
Как в реке где сверху толстый лёд.
Но когда он рушится невольно,
То покой грошовый настаёт.
 
 
Трещины сначала возникают,
А потом куски судьбы плывут,
Избегая призрачного рая,
Чтобы найти спокойствию приют.
 
 
Восседаю я потом на льдине,
Может сам, а может быть душой,
И судьба становится рабыней,
Или чёрной в жизни полосой.
 
 
Машут мне стоящие деревья,
Сожалея о моей судьбе.
Как в ощип слетают птичьи перья,
Так и льды мгновенно тают все.
 
 
И теперь душа в воде вестимо,
Мокрая, холодная до пят,
А поток меня невозмутимо,
Тащит в омут где русалки спят.
 
 
Жизнь течёт меняя ложь на правду,
Может даже всё наоборот.
Не живёт никто стихийно дважды,
Кто в такое верит – значит врёт!
 

Жизнь свою я попросту развеял

 
Жизнь свою я попросту развеял,
Но не грамма этого не жаль.
Не слагал свою я эпопею,
И не мной написан к ней скрижаль.
 
 
В толчее я города родился,
Город мне отец и даже мать.
В Сергиевском храме окрестился,
Но вот святость что-то не видать.
 
 
Правда гордость всё же вызывает,
Что живу средь русских я людей.
И мне бог протягивает длани,
Волей видно по всему своей.
 

За осиновым подлеском

 
За осиновым подлеском,
В перекрестье ярких звёзд.
Полированный до блеска,
Месяц вышел на помост.
 
 
Встрепенулся тёмный воздух,
Ярким отблеском свечи.
Будто солнце прыгнув в воду,
Тускло вспыхнуло в ночи.
 
 
Речка тут же заблестела,
Серебром играть пошла.
Свет танцуя то и дело,
Разглядел что рядом мгла.
 
 
Ночь прищурилась тихонько,
Поплотнее сжала мрак.
Гармоничней стало только.
Свет в ночи? Какой пустяк!
 

Зажглась под абажуром лампа

 
Зажглась под абажуром лампа.
Ночь отступила за окно.
Листом печатного эстампа,
Предстало пыльное стекло.
 
 
За ним виднелся узкий месяц,
Сострив печалью два конца.
К земле стыдливо как-то свесясь,
С личной явно подлеца.
 
 
Зачем тревога режет сердце,
И давит в грудь тупым гвоздём!?
А звук сместившись на два герца,
Осенним слышится дождём.
 
 
Кто мне накинул на личину,
Под старость лет пришедший дар?
Как разузнать на то причину
И потушить в душе пожар?
 
 
А может всё как есть оставить,
На самотёк пустив судьбу?
Зачем юлить, зачем лукавить?
Смерть не лежит в пустом гробу…
 
 
Ночь всё равно уйдет под утро,
А утро сменит новый день.
Опять смотреть он будет мутно,
Везде раскинув света тень!
 
 
Квартира тут же подарила:
Гнетущий ворох тишины.
Ночь за окном ползла уныло,
Смотря на свет из темноты.
 

Закудрявились долины

 
Закудрявились долины.
На поклон стоят деревья.
Неба синего личина.
Слабый шорох птичьих перьев.
 
 
Травы мокнут на рассвете.
Клевер пахнет диким мёдом.
Зорька красная в корсете.
Лунный лик перед уходом.
 
 
Солнце край земли мазнуло,
Зарумянился весь воздух.
Тени лишь лежат понуро,
В образах своих не твёрдых.
 
 
Утро лес взяло в охапку,
Прислонило к горизонту.
Скинув облачную шапку,
День бока подставил солнцу.
 
 
Я смотрю на это диво:
Красоты волшебной милость.
Как природная картина,
Кистью бога сотворилась!
 

Замена

 
И нет такого в жизни счастья
Чтобы несчастье помогло.
И день как будто ненавязчив
И не зудит в стене сверло.
 
 
Наверно просто воскресенье
Сегодня выдалось с утра?
И день пришёл благоговенья,
Сказать: «Вставать уже пора!»
 
 
А на фасадах вроде флаги,
Трепещут как бы на ветру.
Не пожалею я бумаги,
Хвалу вменяя ноябрю!
 
 
Нам праздник дан как будто новый.
Седьмое быстро заменив.
И календарь отнюдь не голый,
С собой несёт для всех сюрприз!
 
 
Седьмого Ленин поощрялся
И революция для всех.
Сейчас к нам Минин постучался.
Пожарский свой принёс успех.
 
 
Седьмого было в Петрограде.
Четвёртый день пылал в Москве.
Замена есть и бога ради,
Россия схожа здесь в судьбе!
 

Зачем трудиться, жить как надо

Зачем трудиться, жить как надо,

Ведь призовёт к себе господь.

Причём внезапно это правда,

Душа на небо, в землю плоть.

А может лучше не рождаться?

Не видеть этого всего?

У духа с телом нет форзаца

И нечисть входит в них легко.

Ну вот родишься ты мерзавцем

И будешь грабить убивать,

Или каким-нибудь красавцем,

Чтоб женщин всех обременять.

А впрочем может это надо

И не дано тому судить!

Наверно жизнь – всему награда,

А смерть – другому чтобы жить!

Звуки

 
Зорька яркой краскою
Красит скаты крыш.
Ветерок с опаскою
Гонит в поле тишь.
 
 
Дух идёт с околицы
Скошенной травы.
Свету явно молятся
Сгустки бывшей тьмы.
 
 
От колодца с воротом
Раздаётся скрип,
На пазы которого
Лёг бревна изгиб.
 
 
И журчит студёная
Вспенившись вода,
Из ведра склонёного
Достигая дна.