Растянулся лес кудлатый,
Параллельно встав реки
И с улыбкою щербатой
Распустил свои вихры.
А река белёсым шарфом
Опоясывая лес,
Шелестела словно арфа,
Отражая блеск небес.
Приступала горесть к торгу,
От тогдашней маеты.
Лес и я глядели долго,
В лоно камерной воды.
Романтизм и диссидентство,
Жизни жалкие куски,
Правды зыбкие коленца,
Государственность в любви.
Думы разные об этом,
Не дарили позитив.
Лишь сверкал тогда монетой,
Всей моей страны разрыв.
Лик земли блажен и кроток.
Неба вычурная даль.
Не хватало птичьих ноток,
Чтоб прогнать мою печаль.
Вот ветер ветками кивает.
Тепло земли клубится ввысь.
Стезя моя теперь иная,
Как бы до завтра доплестись.
Сместились серые лохмотья,
Распотрошённых облаков.
Прозрачный лик воздушной плоти,
Сгуститься к вечеру готов.
Какая синь небесной дали!
И молчаливая печаль.
Вот звёзды сухо заблистали.
Ночь ткёт из тьмы лазурной ткань.
Луна полощет света блики,
В застойной озера воде.
Ночных пернатых слышно крики,
Бреду к посёлку в тишине.
Вот поперёк легла, поверхность мостовой,
Асфальтною струёй зажата в поперечье.
Поток прошёл людей, и опустилась ночь,
А ты не можешь тень свою сдержать.
Месяц багряный повернул назад
И просит разрешение на полночь.
Но свет блистает в нём, как некий постулат,
А день несёт опять свои черты.
Огонь в воде горит и слышно рваный ритм,
На отблесках теней открытых нам законом.
Когда раскатный гром свернул за мной во двор,
То тень твоя на век не замерла!
Месяц багряный повернул назад
И просит разрешение на полночь.
Но свет блистает в нём, как некий постулат,
А день несёт опять свои черты.
Асфальт уже совсем, не дружит с мостовой.
Но ночь пока жива, отбрасывая тени.
Поток пропал людей, но не спустился день
И до сих пор кругом постыдный мрак.
Все люди в этом мире тленны.
Придёт тому и мой черёд.
Со вздохом старой мельпомены,
Дух равноденствия замрёт.
Я в диалог вступлю с природой,
Войдя душой в её среду.
Томясь никчёмною свободой.
Предавшись божьему суду.
А дальше, может белый саван,
Поверх сколоченных досок.
Потом в земле российской гавань,
Где уж не важен бренный срок.
Век что угодно переменит:
Уйдёт в себя могильный холм,
Разъест гранит тихонько время
И тот рассыплется песком.
Над прахом вырастут деревья,
Продолжив жизни круговерть.
Ничуть о том не сожалея,
Что есть на свете слово смерть.
Высыпалось утро
На траву полей,
Гладя перламутром
Стаю журавлей.
У гряды по склонам
Хоровод кустов
И ковром червонным
Россыпи цветов.
На реке ракитник
Заводь рушит вод,
А за ним осинник
Ветерком поёт.
«Клин ты журавлиный,
Отнеси рассвет,
Для моей любимой
Как любви привет!»
Где-то там за листьями
Воздух дребезжит.
Звуками лучистыми
Слышен птичий свист.
Гонят плотью розовой
В ширину реки,
Тень стволов берёзовых,
Неба васильки.
Кромкой ярко красною,
Словно маков цвет,
С проседью вихрастою,
В облаках просвет.
Утренним писанием
Пышет небосвод.
Ярким возгоранием
На прибрежность вод.
Под эгидою сирени
На рязанской, на земле,
В мир пришёл Сергей Есенин,
Путь прервавший свой в Москве.
Он считал её кабацкой,
Спирт и водочку любя!
А эгиду женщин братской,
Сквозь любовь видать смотря!
Бог его любил безмерно,
Раз сейчас он как живой.
Гений слова откровенно,
Всем давал незримый бой.
Гибель царственного строя
Подкосила чудака.
Но стихов бесценных воля,
Будет с нами навсегда!
В тот миг когда я подойду,
Закончится дорога.
И мысли будут как в бреду
И на душе тревога.
Закройте времени глаза.
Наступит перемена.
У смерти скатится слеза
Как новая поэма.
Возможно вздыбится всё вспять,
Что так необходимо.
Фемидой будет мир лежать,
А зло проскочит мимо.
Закройте времени глаза
И боль пройдёт у многих.
Как многоликая гроза,
Часы сгребут итоги.
Безумных лет шальная дрожь
Перебежит полями.
Заколосит седую рожь
Закатными речами.
Закройте времени глаза.
Пусть не глядит шальное.
Вокруг распустится лоза,
Истлеет всё худое.
Остановите бренный ход,
Объявленный часами!
Секунды выпадут в доход,
Скопившись станут днями.
Закройте времени глаза,
Чтоб не считать секунды!
Они родятся без конца,
К тому же очень нудны.
Винтовка скошенным штыком
Сомнёт витые стрелки.
Но время вылезет потом
Как чёрт из табакерки.
Дойти мне надо ведь меня,
Там время ждать не будет.
Оно бежит звонком звеня
Под вздохи разных судеб.
Закройте времени глаза,
Держа в руке удачу.
Она всегда живёт одна,
Со временем впридачу.
В тот миг когда я подойду,
Закончится дорога.
Но время будет на беду
Смотреть глазами бога…
Глухой, далёкий шум раската
Зарницей вздрогнул в тишине.
Наверно так следы заката
Приоткрываются во тьме.
Луны не видно в серой мути,
Чуть студенистых, млечных масс.
Передаёт пределы жути,
Их леденящий душу пляс!
Несётся эхом дальний хохот,
В лесу блуждающей совы.
Деревьев ближних странный шёпот.
Тень шевелящейся листвы.
Ночь не прищуриваясь смотрит,
На небо тёмное, без звёзд.
У ней видать громадный опыт,
Таких чудных метаморфоз.
Слой облаков летит за слоем,
В немытом воздухе скользя.
И только время мерным боем,
Ведёт сюда начало дня.
Горесть строк бывает неразумна,
Раз она обиду может несть.
Мысль скользит по памяти бесшумно,
Ухватившись за любую весть.
Повесть лет расчерчена годами.
Переплёт пожизненный у ней.
Все страницы связаны часами.
На обложке яркость светлых дней.
По брошюрам – свет воспоминаний,
Только во едино не собрать.
Мемуары прячет в глухомани,
Россказней разрозненная рать!
Гранитом постамент размежевался.
Две части цветниками отползли.
Венгерские мотивы танцев Брамса,
Стелились где-то в призрачной дали.
Могилу украшали полным ходом
И двое гарцевали тут и там.
Под синим с облаками небосводом
И слушали звучащий тарарам.
Вот так потом кому-то всё украсят,
Кому-то лишь поставят бренный крест,
Кого-то просто номером означат,
Кого сожгут за неименьем мест!
Греховодны Содом и Гоморра,
Ерехон загораживал путь,
А Помпеи источник раздора?
Там зачем жизни сломана суть?!
Бог не делал греховных ошибок,
Но вершить всё практически мог.
Предприимчив в канонах и гибок,
Даже смерти прибавил порок.
Руководствуясь ветхим заветом,
Люди верили божьим святым.
Что за город вдруг стал Назаретом,
Со звездой вифлеемской над ним?
Осторожнее будьте пророки,
Все мы смертны, включая и вас!
И библейские чтите уроки,
Если пишите всем на заказ.
Задумался вечер багряный,
Смотря в перекрестье дорог.
Бедой рассыпаясь нежданной,
Как спелый по полю горох.
Кому-то уже не придётся
Глотать придорожную пыль,
Прервался забег иноходца,
Примяв на поляне ковыль.
Тропинкой закатной клубится
Бегущая в сумерки даль.
А в дебрях небесного сица,
Висит бело-лунный фонарь.
Вот-вот ночь отпустит на волю,
Свою беспросветную мглу.
Свет тёмную выстрадав долю,
Предастся её торжеству.
Бубня равномерно молитвы,
Прольётся невидимый дождь.
И краски небесной палитры
Пронзит неподдельная дрожь.
Задумался вечер багряный,
Смотря в перекрестье дорог.
Бедой рассыпаясь нежданной,
Как спелый по полю горох.
Да! Царю нужна корона,
Да и мантия нужна,
Может плащ ещё для схрона,
Да царевна у окна.
Размечтался я однако,
В наше время-то – смешно.
Лучше быть набожным дьяком,
Вот и славно – хорошо.
Променад житейский всяко,
Пару сблизит и швырнёт,
На диван устроив слякоть…
Но потом предъявит счёт!
Дверь сквозняком обыденно зевнула.
На весь подъезд скрипя ещё притом,
Шурша по полу будто ножкой стула
И замерла своим беззубым ртом.
Шаги раздались шаркая привычно
И потекла спустя минуту речь.
Дискантным монологом, энергично,
Стараясь тем внимание привлечь.
Стихи звучали слогом превосходным
И тишину рубили не таясь,
Обычным постсоветским обиходом,
Притом ругая нынешнюю власть.
Старик закончил радуясь надменно.
Обмерил взором свой пустой этаж.
Спускалась эхо прыгая по стенам,
Не веря в единичный саботаж!
Неопрятно царапают мысли.
Чей-то слух напряжён до предела.
На одном всё висит коромысле.
Гнёт Россия под тяжестью тело.
И винтовка ложится на плечи,
Задавить произвол полицейский.
Догорают церковные свечи.
Но корабль не тонет библейский.
Пассажиры летят под автобус,
Как барашки с объеденных пастбищ.
Крутит случай не быстро наш глобус.
Кто же знает в раю сколько кладбищ.
Кто песнь сокола выдаст для вида,
Кто охоту священной объявит,
Треугольники – славой Давида!
Тот арабский столкнёт темперамент.
Не найти нам убийцу царёва.
Раз в неделе один понедельник!
Ждать придётся наивно покрова,
Или следущий даже сочельник?
Неопрятно царапают мысли.
Смерть не знает буквально предела
И не смотрит на время: фашист ли?
Или русский за правое дело!
День полз тихонько к горизонту,
Своей закатною тропой.
Бока подставив смело солнцу,
На встречу видимо с луной.
И сам похоже не заметил,
Как под эгидою дубрав.
Вдруг превратился в бледный вечер,
Часам к шести совсем пропав.
Ночь звездочёта выкрав платье,
Округу вышла покорять.
Раскинув тёмные обьятья,
Размежевала неба гладь.
Белела скатертью дорога
И облаков белел отвал,
Которых прямо в их чертогах,
Собою месяц разрубал.
О проекте
О подписке