Была суббота, а значит, Сергею не надо идти сегодня на службу, и она его может застать дома, так как дачи у него нет, и за город он на уик-энд не уезжает. Пока они завтракали в ресторане, Надин думала о том, как лучше ей построить предстоящий разговор, на какие нажимать кнопки, чтобы как можно вернее добиться нужного результата. Они вернулись номер, и она подсела к зеркалу. Надин видела, как внимательно наблюдает за ней Патриция, но сейчас ей было немного не до нее. Она пристально всматривалась в своего бесплотного двойника и пыталась определить, в каком виде ей предпочтительнее предстать перед своим давним другом. Это не Мохов и чем скромнее она будет выглядеть, тем, пожалуй, лучше. Если она разоденется, как светская дама то, учитывая нынешнее незавидное положение Максакова, невольно станет подавлять его, вызывать, подобно инородному телу, отторжение, а этого она как раз желает меньше всего. Она хочет, чтобы он почувствовал, что они находятся друг с другом на равных, что они стоят на одной и той же или в худшем случае на соседних ступенях социальной лестницы. Пожалуй, она даже не станет накладывать грим, пусть будут заметны морщинки на шее и возле глаз; увидев эти не стираемые следы прошедших лет, Сергей будет считать, что и её, словно корабль в шторм, жизнь потрепала и поносила по своим бурным водам. Она только чуточку подкрасит губы – и достаточно.

Надин чувствовала, что волнуется, набирая номер телефона. Слушать долго гудки ей не пришлось, их сменил мужской голос. Она удивилась тому, что сразу же узнала его; она даже и не предполагала, что память сохранила в неприкосновенности его тембр. Голос Сергея почти не изменился, только стал чуточку ниже, потеряв юношескую звонкость.

– Максаков слушает, – сказал он.

– А с тобой говорит Король.

– Какой еще Король, – недовольно пробурчал Максаков. По его интонации Надин поняла, что ее собеседник явно не в настроении.

– Не какой, а какая, а потому Король – это не занимаемая должность, а к сожалению, всего лишь фамилия.

– Как вы сказали, Король? – Теперь его голос прозвучал уже по-другому, протяжно, как у человека, который быстро что-то старается вспомнить.

– Не просто Король, а Надежда Король.

– Надюша, это ты. Но этого не может быть, черт возьми.

– Разве ты меня похоронил. Я что-то не помню, чтобы ты шел бы с грустным лицом за моим гробом.

– Но, черт возьми, как ты тут оказалась, тебя же нет в этой ужасной стране. Ты, кажется, обитаешь во Франции. Я не ошибся?

– У тебя абсолютно точные сведения, я действительно прилетела из Франции. Но теперь я в Москве и совсем близко от тебя.

– И где ты?

– Где все приезжие, в гостинице.

– Но ты могла бы остановиться у меня.

– Спасибо, Сереженька, за приглашение, но я много путешествую, и привыкла останавливаться в гостиницах. Могу тебе признаться, что здесь я чувствую себя даже более свободнее, чем в своем доме. Может, потому, что тут не надо заниматься домашним хозяйством и полно людей, которые за весьма скромные чаевые пытаются тебе услужить.

Она впервые за разговор услышала в трубке нечто похожее на смех.

– Слушай, а у тебя здесь какие-то дела? Или ты приехала просто так?

– Можно сказать, что просто так. Хотя я считаю, что повидаться со своими старыми друзьями, это и есть самое важное дело. Ты так не думаешь?

В трубке несколько секунд раздавались только неясные шорохи.

– Конечно, ты права, только не знаю, а нужно ли нам встречаться. Прошло столько лет. – Голос Максакова вдруг зазвучал как-то глухо.

– Так в этом-то все и дело, Сереженька, это и делает нашу встречу особенно привлекательной. Разве тебе не хочется посмотреть, что со мной сталось, как из очаровательной девушки я превратилась в угрюмую и сварливую старуху.

– Ты полагаешь. Что ж, может, ты и права, – не очень уверенно согласился Максаков.

– Вот видишь, я не сомневалась, что ты со мной согласишься. Это же всегда любопытно встретиться с человеком через столько лет, узнать, как сложилась его жизнь. Мне, например, безумно интересно хоть одним глазком поглядеть на тебя. Неужели ты окажешься таким жестоким и лишишь меня этого захватывающего зрелища?

В трубке на том конце провода опять замолчали, но Надин отлично понимала, о чем сейчас думает Сергей, какое трудное решение пытается принять. Но если он кардинально не изменился – а она в этом практически уверена – то тогда она знает, что он ей сейчас скажет.

– Конечно, я чертовски буду рад тебя видеть.

– А давай, как в юности, не будем ничего откладывать. Встретимся прямо сейчас. Ты даже не представляешь, какое я испытываю нетерпение от желания увидеть тебя.

– Хорошо, только дай мне часа два. Ты меня прости, я тут по некоторым причинам не могу пригласить тебя домой. Как раз некстати затеял ремонт.

Нет у тебя, Сереженька, никакого ремонта, мысленно возразила ему Надин, просто ты стесняешься пригласить меня в свою конуру, уж слишком ты ее запустил.

– Да я и не хочу, – подыграла она ему, – сегодня отличная погода.

Помнишь, когда-то мы с тобой встречались у памятника Долгорукому. Кажется, с тех пор он так и не проскакал ни одного нового метра. Давай возобновим традицию. И ты живешь от этого места недалеко.

– Что ж, давай.

– Тогда сверим наши часы. До встречи осталось ровно два часа.

Надин положила трубку на рычажки и перевела дух. Она может себя поздравить, разговор происходил почти точно так, как она себе это и представляла. А это благоприятный знак. Она посмотрела на часы; итак в 12 часов она встретится с Сережей. Она хорошо представляет, зачем ему понадобился этот резерв времени. Что ж, поглядим, каким он явится к ней. Сереженька, Сереженька, умный, веселый, немного по-юношески задиристый и непримиримый к фальши, обману, неискренности. Что же с тобой сделала жизнь? Каким ты стал? Пожалуй, если перед кем-то она и ощущает немного вины за то, что затеяла, то это, прежде всего перед ним. Но без него она не может обойтись, он один из ключевых фигур всей ее комбинации. Впрочем, в ней, как в хорошей пьесе, все фигуры ключевые, просто у каждого свое место, своя роль, свое предназначение.

Патриция лежала на кровати, делая вид, что читает книгу. Но Надин не сомневалась, что вместо чтения дочь внимательно прислушивалась к их разговору.

– Ты собираешься уходить? – спросила она.

– Ты же слышала, – улыбнулась Надин.

– На встречу с ним?

– Конечно.

– Хочешь дам тебе совет?

– Дочь дает матери совет. Это оригинально, но мне это даже нравится. Это говорит о том, что скоро я тебе буду окончательно не нужна и тем самым обрету полную свободу. Но я слушаю тебя.

– Я не знаю, кто он, но я чувствую, что ты пытаешься подыгрывать ему и при этом становишься не совсем естественной. Если ты слишком сильно войдешь в роль, то он может это заподозрить, и ты потеряешь его доверие. А насколько я понимаю, ты его как раз хочешь завоевать.

«А она, пожалуй, в чем-то права. Я действительно пыталась подстроиться под него, а учитывая его профессию это чревато моим возможным разоблачением. Следовательно, пока не поздно надо срочно поменять тон разговора с ним. Хорошая актриса должна быть всегда естественной, а не играть в естественность. Для большинства людей эта тонкость так же неразличима, как они не могут отличить подлинное произведение искусства от умелой имитации под него, но Сережа способен быстро разобраться, что к чему. И тогда в чем-то убедить его окажется делом почти невозможным».

– Я принимаю твое замечание. В молодости я мечтала о сцене, но актрисой так и не стала, дальше институтской самодеятельности не продвинулась. Может, потому, что чувствовала, что мне не хватает той самой естественности, о которой ты так мудро сейчас говоришь. Вовремя понять свои недостатки – это, значит, оградить себя от множества потрясений и разочарований в последующей жизни. Учти это обстоятельство.

– А в твою, мама, голову никогда не приходила мысль, что ум мешал тебе быть счастливой?

Надин с удивлением воззрилась на дочь; ее скорей удивил не сам вопрос, а то, что он слетел именно с губ Патриции.