Вероника молчала, делая вид, что обижена такими ужасными и несправедливыми подозрениями. Но он знал, ни черта она не обижена, просто размышляет, к чему он клонит и как ей себя вести в этих обстоятельствах. Ему даже стало досадно оттого, что его любовница настолько глупа, что не в состоянии скрыть ни одной своей мысли, и все они, как титры на экране, отражаются на её красивом, но пустом и гладком, словно у фарфоровой куклы, личике.

– Я почти никуда не выхожу отсюда, – со скрытым вызовом произнесла она и как-то странно посмотрела на Мохова.

– Не выходишь, так не выходишь. А может, чтобы горе у тебя было не столь великим, стоит оформить квартиру на твое имечко. – Он увидел, как радостно блеснули, словно два маленьких фонарика, ее глаза и усмехнулся про себя: а не сделать ли ему действительно такой широкий жест. Черт с этой квартирой, если сейчас все пойдет прахом, она его не спасет; ему понадобятся средства на целый порядок больше, чем можно выручить, продав это уютное гнездышко.

Теперь Вероника пристально смотрела на него, и он отлично понимал скрытый смысл этого взгляда: она всеми своими не слишком богатыми умственными возможностями силилась понять, серьезно он это предлагает или так, шутит и что надо сделать, что эта его идея воплотилась бы в жизнь в виде договора.

Вероника нежно прильнула к нему и стала мягко водить своими тонкими длинными пальчиками по его щеке и волосам.

– Ты стал в последнее время реже приезжать ко мне, а я так скучаю без тебя, – замурлыкала она. – Противный. – Она слегка ударила его по кончику носа, а затем тут же поцеловала это место. – А я тут, бедняжка, скучаю одна и только и делаю, что гадаю, заедешь ты ко мне или нет. Ты даже запретил звонить тебе.

– У меня и без твоих звонков в офисе целый день телефон не смолкает. Не хватало только, чтобы ты еще звонила мне. Хотя вот что: если ты вдруг заметишь что-нибудь подозрительное, то сообщи мне немедленно.

– А что может быть подозрительного?

– Откуда я знаю. Может, кто-то станет крутиться тут или начнут раздаваться какие-нибудь странные звонки.

– Какие звонки?

– Ну, например, кто-то звонит, а ничего в трубку не говорит. Тогда спеши этот телефон с определителя номера и сразу сообщи мне. Ты меня поняла?

Вероника кивнула головой и снова прильнула к его груди, и он понял, что ее по-прежнему занимает лишь одни вопрос: что ей надо сделать для того, чтобы он перевел бы квартиру на ее имя. По-видимому, эта мысль не будет ей давать покоя все ближайшее время. Тем лучше для неё, будет хотя бы чем заняться на досуге. Да и весьма интересно посмотреть, что она предпримет, дабы претворить эту заманчивую идею в жизнь.

Вероника продолжала мурлыкать, словно кошечка устроившись на его коленях, и он постепенно начинал чувствовать, что успокаивается, острие опасности уже не так сильно колет его в бок. Девушка снова сделала попытку забраться рукой ему в брюки, и на этот раз он отнесся к этой ее инициативе более благосклонно. Внезапно он ощутил прилив желания, он резко встал, донес ее на руках до кровати, а затем бросил Веронику, словно мешок, на цветастое одеяло.

Перед тем, как выйти из квартиры любовницы, Мохов позвонил в машину и дождался, пока Николай поднимется на этаж. Они спустились вниз и сели в автомобиль.

– Домой, – приказал Мохов.

Был самый час пик, когда тысячи автомобилей везли своих владельцев обратно в их жилища, а потому их машина медленно двигалась в этом густом потоке разноцветного металла и стекла, то и дело застревая в пробках. Он чувствовал себя немного спокойней, чем утром, и все же тревога не уходила, она уже прочно поселилась в нем, как в своем доме, и он понимал, что пока ситуация не разрешится благополучно, она не покинет это новое для себя обиталище. Но надежды на то, что все закончится хорошо, у него почему-то было немного, каким-то шестым чувством он ощущал, что на этот раз до сих пор благоволившая к нему фортуна отворачивается от него. Хотя, если быть честным до конца, дело, конечно, не в фортуне, а в нем самом, он переоценил себя, потерял чувство реальности, ему стало казаться: все, что он делает, непременно должно завершиться удачей. Вот в итоге и совершил самую настоящую оплошность. Он нарушил правило, которому до сих пор следовал неукоснительно, – не ввязываться, какие бы золотые горы они не сулили, в сомнительные дела. А он легкомысленно решил, что раз ему везет постоянно, то повезет и на этот раз. А вот и не получилось. А поэтому ему следует предпринять все находящиеся в его арсенале меры предосторожности.

Он внимательно посмотрел на сидящего рядом телохранителя.

– Николай, – сказал он, я тебе прибавлю в полтора раза зарплату, но ты с этого момента должен находиться возле меня неотлучно. И днем и ночью. Скажи, ты сможешь быть рядом со мной все время? Включая и мой дом. Ты будешь спать в соседней комнате.

Несколько секунд Николай молчал.

– Да, патрон, я согласен.

– А твои домашние, они не будут жаловаться на твое отсутствие.

– Не беспокойтесь, я улажу эти проблемы.

Кажется, с телохранителем ему повезло, золотой парень. Не случайно он сразу же обратил на него внимание. Интуиция его не подвела Правда, Николай излишне молчалив и для телохранителя чересчур углублен в самого себя. Но может быть, в его профессии это даже и хорошо, у него нет доверия к болтливым охранникам, которые пытаются установить со своими хозяевами чуть ли не панибратские отношения. А этот постоянно сосредоточен; такое чувство, что он все время готовится к отражению нападения. И все же ему следует покороче сойтись с ним, коль от проворности Николая отныне зависит его драгоценная жизнь. Если Николай будет испытывать к своему патрону еще и чувство привязанности, то свою задачу он станет выполнять с удвоенным усердием.

– Значит, ты уверен, что дома о тебе не будут беспокоиться?

– Нет, все будет нормально.

– А с кем ты живешь?

– С мамой.

– А я думал с какой-нибудь девушкой. На такого красавца они должны вешаться целыми гроздями.

Николай посмотрел на Мохова, однако тому не удалось прочесть по его лицу, какие чувства испытывает телохранитель от внезапно проснувшейся разговорчивости своего патрона, оно оставалось таким же спокойным, как всегда.

– У меня нет девушки, – ответил Николай.

– Вот не думал. Хотя с другой стороны в этом тоже есть своя прелесть, знаешь, как иногда от них устаешь. Хуже всякой тяжелой работы. Я понял, что женщины должны занимать в жизни мужчины строго отведенное им место и время, и если ты перебираешь этот лимит, то становишься их рабом. Мой тебе совет бывалого человека: когда знакомишься с женщиной, то сразу давай ей понять, что она никогда не будет играть в твоей жизни главную роль. Сначала они обижаются, но потом быстро примиряются со своим положением и рады тому, что получили хотя бы это. Ну а с теми редкими экземплярами, которые начинают требовать, чтобы ты отдал бы им всего себя, лучше всего расставаться, как можно раньше. Потому что если упустишь момент, то пиши пропало, больше тебе воли век не видать. Ты так не думаешь?

– Нет, – не очень неохотно отозвался Николай.

– Вот как? – искренне удивился Мохов. – А как ты думаешь?

– Я думаю, что на любовь надо отвечать любовью. А там, как получится. Если ты любишь по-настоящему женщину, то почему бы ей и не принадлежать целиком. А иначе, какой смысл любить.

– С такими воззрениями тебе будет нелегко найти себе пару, – усмехнулся Мохов. – Могу предсказать заранее, что тебя ждет немало разочарований.

– Возможно, – согласился Николай. – Ну а вдруг повезет.

Повезет, как же, вдруг отчего-то раздражаясь, подумал Мохов. Впрочем, какое ему дело до того, как сложится личная жизнь у его телохранителя. К тоже же он еще слишком молод, а в таком возрасте какие только нелепые мысли не гуляют по мозгам, особенно когда дело касается женщин. Неожиданно он вспомнил сегодняшний визит Нади и ее дочери. А он уже было совсем забыл о них, более важные проблемы почти целиком вытеснили этих посетительниц из головы. А, пожалуй, двадцать лет назад он бы рассуждал похожим, что и Николай, образом.

Наконец они пробились сквозь плотные потоки машин к дому, где жил Мохов. Он отпустил автомобиль до утра, а сам вместе с Николаем вошел в подъезд.

Алена сидела напротив включенного телевизора, но он знал, что она его не смотрит; это был своеобразный ритуал, таким образом она сообщала ему, что она опять одна всеми брошенная и забытая. И что она в таком горестном положении оказалась не только этим вечером, но и во все другие дни и вечера тоже. Этот ее странный язык он давно изучил и старался, как можно меньше реагировать на эту необычную речь, делая вид, что не понимает ее смысла. Тем более, сегодня ему вообще не до таких «разговоров».

Когда мужчины вошли в комнату, Алена посмотрела сперва хмуро на мужа, затем удивленно на Николая.

– Николай некоторое время поживает у нас, – сообщил Мохов. – Для него надо подготовить комнату.

– Что-нибудь произошло?

– Ничего особенного, просто в очередной раз наехал рэкетеры. И я решил перестраховаться. – Говорить о подлинных причинах, почему он хочет поселить здесь Николая, он пока не собирался; если тучи будут сгущаться, то сказать ей все же придется, а пока же не стоит увеличивать её нервозность. Она и без того постоянно взвинчена.

– Это так?

– А как еще, – раздраженно пробурчал он. – Вот и Николай подтвердит.

Николай в ответ сделал какой-то неопределенный, в лучшем случае полу утвердительный кивок головой.

– Приготовь нам поесть, мы оба голодны, как волки.

– Все готово. Я только не знала, что нас будет трое, Сейчас поставлю еще один прибор.

Мохов видел, что Николай чувствует себя немного скованно; хотя он неоднократно бывал у него дома, но то были мимолетные посещения. Сейчас же ему предстояло стать, хотя и временно, их домочадцем.

– Чувствуй себя тут, как у себя дома, – сказал он Николаю. – Садись куда хочешь, бери, что хочешь, ешь, что хочешь и когда хочешь. Если возникнет желание выпить, вот бар.

– Я не пью, – сказал Николай.

– Вообще? – искренне удивился Мохов. Почему-то он был уверен, что такой крепкий бугай, как его телохранитель в свободное от охраны его особы время хлещет водку, как извозчик.

– Вообще, – подтвердил Николай.

– И молодец, – одобрил Мохов. На самом же деле он чувствовал, что внезапно выявленный им абсентеизм телохранителя несколько смущает его, ибо не вписывается в привычную для него картину. Хотя думать об этом у него сейчас нет ни времени, ни желания, других забот полон рот.

Мохов, не спеша, провел Николая на кухню. Он гордился своей квартирой, сюда они переехали два года назад, когда дела вдруг круто пошли в гору. За эти роскошные апартаменты пришлось выложить гигантские деньги, но они стоили их, хотя иногда он думал о том, зачем им на двоих такое огромное количество квадратных метров.

Кухня блистала идеальной чистотой и порядком. Он неоднократно предлагал Алене нанять служанку, так как поддерживать порядок в такой огромной квартире, по его мнению, было немыслимым делом, но Алена всякий раз категорически отказывалась от чужих услуг и все делала сама. В конце концов, он решил, что должно же быть у нее хоть какое-то занятие и перестал настаивать на своем. Тем более, она вообще нечасто выходила из дома; за последние несколько лет они не более двух-трех раз появлялись вместе на людях. Он давно мысленно окрестил их брак странным, и когда изредка выпадала свободная минута, то задавал себе вопрос: что же все-таки с ним делать? Если бы не многочисленная череда любовниц, то, скорее всего, он бы долго не выдержал подобную совместную жизнь; но так как Алена давно уже ни о чем не спрашивала, то иногда он даже думал, что в таком супружеском союзе есть и свои преимущества и бесспорные прелести. А раз так, то нет смысла предпринимать какие-либо шаги, которые смогли бы нарушить статус-кво.

Они сели за стол. Мохов пододвинул Николаю самые аппетитные закуски. Он поднял голову и поймал удивленный взгляд жены; та смотрела на него так, словно рядом с ней сидел незнакомый ей человек. Ну, конечно, подумал он, ей удивительна его забота о телохранителе, она считает, что он способен заботиться исключительно о себе. Вообще-то она права, но если твоя жизнь попала в зависимость от другого человека, то сделаешь для него все, вплоть до того, что ноги помоешь. Но разве ей втолкуешь эту простейшую мысль, можно не сомневаться, что она считает, что он разыгрывает перед ней очередную комедию, изображая из себя альтруиста. А он давно не был столь искренен в своих действиях, как в данную минуту.

Мохов снова посмотрел на Алену. Говорить ли ей о том, кто сегодня почтил его своим посещением? Пожалуй, нет смысла скрывать, все равно узнает, раз он по глупости дал Нади свой домашний телефон и пригласил к ним домой, то она непременно и позвонит и придет. Это дама своего не упустит.

– Знаешь, кто был у меня сегодня? Никогда не догадаешься.

– Кто же?

– Надя.

– Какая Надя?

– Надя Король.

– Не может быть!

Мохов увидел, как мгновенно переменилось ее лицо, трагическая маска, которая она носила на нем почти постоянно, слетела, и оно стало оживленным и радостным.

– Почему же не может быть, – мгновенно раздражаясь, проговорил он. – Мы же не получали с тобой известие об ее смерти. Она приехала из Франции и заявилась прямо в мой кабинет.

Алена закрыла глаза.

– Я так часто думала о ней, вспоминала то наше лето.

– Она тоже его вспоминает. Она хочет, чтобы мы приехали к ней на дачу и провели бы там отпуск.

– Это было бы здорово! – с энтузиазмом воскликнула Алена.

– Я с тобой согласен, это было бы замечательно, но я вынужден был ей отказать.

– Отказать? – Голос Алены сразу же потух. – Но почему?

– Потому что хочу тебе напомнить, если ты малость подзабыла, что у меня большая фирма и очень много дел.

– Но может, мы все-таки поедем к ней хотя бы на несколько дней, я так соскучилась по Наде.

– Она обещала нас посетить, и ты сумеешь утолить свою жажду по общению с ней.

Он видел, что Алена вновь ушла в себя, стала хмурой и неразговорчивой. Но если она думает, что таким образом может повлиять на него, то сильно ошибается, он уже давно привык к ее такому поведению и не обращает на него ровным счетом никакого внимания. Он вдруг почему-то подумал о том, что визит Нади и ее дочери ничего хорошего ему не принесет; вот уже есть первое последствие их посещения, между ним и женой стало на еще одну обиду больше. Можно не сомневаться, что она надолго запомнит ему этот отказ. Ну и черт с ней.

Мохов взглянул на Николая, который невозмутимо перемалывал белыми крепкими зубами очередной ломтик колбасы, и усмехнулся; за то время, что он проведет в его квартире, он узнает немало любопытных деталей из семейной жизни своего щедрого патрона. Достаточно сегодняшней сцены, чтобы составить о ней вполне ясное представление. А их, этих сцен, без сомнения, еще будет немало, хватит аж на несколько действий. Ну да ладно, от него не убудет, даже если Николай кое-чего поймет из того, что понимать ему вовсе не обязательно. А сейчас ему больше всего хочется спать, он сыт своими проблемами по горло и желает хотя бы ненадолго забыть о них.

* * *

Обратную дорогу из просторного кабинета Мохова в более тесный гостиничный номер Надин и Патриция проделали почти молча. Дочь ни о чем пока не спрашивала, а мать ничего пока не объясняла. Но Надин знала, что Патриция копила вопросы и придет время она засыплет ими ее. Время это пришло после ужина. Была хорошая погода, и после очередного посещения ресторана они решили прогуляться по городу.

Они не спеша фланировали по Тверской улице и смотрели как слетали с разноцветных вывесок, словно птицы с веток, стайки всполохов света.

– Мама, у тебя действительно был с ним когда-то роман? – вдруг по-французски спросила Патриция.

Надин невольно насторожилась.

– Был, а почему это тебя удивляет. Разве тебе он не понравился?

– Он красив, – оценила внешние достоинства Мохова Патриция. – Но мне всегда казалось, что твой идеал мужчины несколько иной.

– Тебе правильно кажется, – посмотрела она на дочь, – но и он был тогда другим. Как, впрочем, и я была другой.

– И каким же он был?

– Он был идеалистом.

– Идеалистом!?

– Да, мы все были тогда идеалистами, и он в этом плане ничем не уступал другим. А что тебя удивляет, это практически неизбежный этап развития каждого человека.

– Не знаю, я в себе что-то не ощущаю идеалистку.

– Но это вовсе не означает, что ты ею не являешься. Просто ты напугана этим словом, а на самом деле я убеждена, что в тебе совсем немало идеализма, но ты не хочешь в этом себе признаться. А жаль, в идеализме нет ничего плохого. Как нет ничего плохого в юношеских или детских суждениях, как наивны они не звучали бы. Просто все, кто их слушают, понимают, что это тот этап, который надо пережить. Впрочем, я думаю, у нас будет возможность это проверить.

– Но хорошо, а сейчас он бы тебе мог понравиться?

– Не знаю, мы так мало виделись с ним после такой долгой разлуки.

– Мама, ты же все отлично знаешь, зачем ты устраиваешь это представление?

– Но я могу ошибаться. А раз есть такая вероятность, то хочется проверить так это или не так. Или ты думаешь, что можно разгадать человека только по одной встречи с ним? – насмешливо посмотрела Надин на дочь.

– По-моему, очень часто этого вполне достаточно.

– Это в тебе говорит неопытность. Как ты думаешь, моя дорогая дочь Патриция, тебя можно разгадать за один небольшой разговор с тобой?

– Ты же знаешь меня.

– То есть, если я правильно тебя поняла, разгадать тебя абсолютно невозможно. Так?

– Так, мама.

– Но почему же ты отказываешь в том же и другому человеку. Не считай себя сложной, а всех остальных простыми, как строение амебы. Ты просто не видишь других планов его личности. Уверяю, что если покопаться в Олеге, можно обнаружить массу самых разнообразных и прелюбопытных вещей.

– И насколько я понимаю, этими раскопками ты и собираешься заняться. Но, если мои уши меня не подвели, он отказался приехать погостить на твою дачу.

– С ушами у тебя все в порядке, но если ты думаешь, что наша партия может так просто завершиться, то ты плохо знаешь свою дорогую мать.

– Я так вовсе не думаю, мама.

– Надеюсь. Для меня было бы очень печально, если бы моя дочь столь плохо понимала свою родную мать. Но ты права в том, что задача действительно не из самых легких. Но зато и победа окажется особенно почетной.

– А что мы будем делать завтра?

– Ты все, что захочешь. А я отправлюсь еще к одному своему старому другу.

– Ты меня не возьмешь?

– Я хочу поговорить с ним одна. Почему-то мне кажется, что на этот раз твое эффектное появление пойдет только во вред. Но ты не волнуйся, у тебя еще будет возможность с ним познакомиться. Но в данном случае мне будет легче вести с ним разговор без свидетелей.

То, что она отправится к Сергею одна, она решила сразу же, едва познакомилась с посвященной ему главой из переданной ей агентством папки. Патриция только будет смущать его, при ней он не сможет быть откровенным даже в минимальной степени, а Максакову есть о чем поведать своему старому другу. Другой вопрос, захочет ли он это сделать, даже в том случае, если их беседа будет протекать один на один. Впрочем, завтра она особенно и не жаждет услышать каких-либо великих откровений с его стороны, их время еще не пришло, её вполне устроит, если он почувствует, как и когда-то доверие к ней. А, судя по его настроению, это будет не так просто добиться. Ибо скорее всего в своем нынешнем положение он не доверяет никому и стесняется буквально всех.