Лесной был известный кинокритик, по мнению Ланина, один из самых лучших в стране. Фильмы Ланина он беспощадно критиковал, и, как казалось режиссеру, далеко не всегда объективно. Но всякий раз Ланин находил в его статьях, когда большие, когда совсем маленькие золотые россыпи. И они помогали ему при работе на других проектах. Но все-таки жесткая критика мешала им наладить более дружеские контакты, хотя Ланину казалось, что по многим вопросам их суждения вполне близки.

В свое время именно Лесной был основателем кинофестиваля «Голубая волна». За довольно короткий срок ему удалось его раскрутить, сделать одним из самых известных в стране. И даже получивший определенное признание за рубежом. Но затем случилось нечто непонятно, Лесной оставил свое детище. И никаких внятных объяснений этому своему поступку не дал. Просто сказал, что устал и хочет передать бразды правления другим людям. Но Ланин буквально через пару дней после этого заявления столкнулся с ним на одной киношной тусовке. И не заметил в нем признаков усталости. Наоборот, выглядел Лесной для своего возраста молодо и свежо, волочился за одной актрисой, про которую говорили, что у него с ним роман, несмотря на разницу в возрасте почти в тридцать лет. Ланину даже захотелось подойти к нему и расспросить, что произошло. Но сначала Лесной постоянно находился в окружении других людей, а затем вихрь событий унес от него и Ланина. Так этот вопрос и повис в воздухе. Но сейчас настал благоприятный момент, чтобы задать его.

В отличие от Ланина, который жил с некоторых пор в обычном панельном доме, Лесной обитал в элитном жилом комплексе. Только попасть в его границы стоило немалого труда. Надо было созваниваться с Лесным, а тот в свою очередь позвонил на пост охраны. Только после этого Ланина пропустили.

Лесной встретил его в шелковом халате. В свои шестьдесят пять лет он выглядел примерно так же, как Ланин в свои пятьдесят. По крайней мере, у него создалось именно такое впечатление.

Они прошли в шикарно обставленную гостиную, расположились в очень удобных и мягких креслах Ланин еще ни разу не был в квартире Лесного, и теперь с интересом осматривался.

Лесной, не спрашивая согласия, плеснул коньяк в два бокала, один протянул Ланину.

– Это отличный коньяк, такой вы еще не пробовали, – сообщил Лесной. – Мне будет интересен ваш отзыв.

Ланин сделал глоток, коньяк действительно оказался превосходным. О чем Ланин ту же сообщил его владельцу.

– Вот видите, – обрадовался Лесной, – значит, в чем-то критикам можно верить.

– Только в этих вопросах, – в тон ему ответил Ланин.

Внезапно Лесной прогнал улыбку с лица, оно сделалось серьезным.

– Мне известно, зачем вы заявились ко мне в столь поздний час.

– Извините, если я вас потревожил.

– Вовсе нет, я совсем не о том.

– Тогда, Виктор Александрович, зачем я к вам пришел?

– Вы по поводу кинофестиваля. К кому идти, как ни ко мне.

– Мне предложили возглавить жюри, – сказал Ланин.

– Еще бы мне это не знать. Это же я закинул идея Шулятьеву вас пригласить.

– Вы? – изумился Ланин. – Но почему?

Лесной смерил гостя внимательным взглядом.

– Долго объяснять.

– Но уж хотя бы в лапидарной форме, Виктор Александрович.

– Еще по бокалу? – предложил Лесной.

Ланин вдруг физически почувствовал, как заболела печень. Ну, сколько можно пить? Интересно, у нас в кино еще чем-нибудь, кроме выпивкой, всерьез занимаются?

– Давайте по бокалу, – уступил Ланин.

Это почему-то обрадовало Лесного, он с удовольствием разлил коньяк.

– Не знаю, как для вас, а для меня хороший коньяк в жизни многое значит, – сообщил критик.

– Виктор Александрович, мы будем весь вечер говорить про коньяк.

– Думаете, про фестиваль интересней, – усмехнулся Лесной. – Вы наивный человек, Всеволод Леонидович. Впрочем, режиссеру надо сохранять определенную долю наивности. Иначе он ничего путного не сотворит.

Ланин почувствовал раздражение. Не для того он проехал пол Москвы, чтобы слушать подобные сентенции. Возможно, в другой ситуации он бы оценил эту мысль. Но не сейчас.

– Объясните, почему вы дали такой совет? – спросил Ланин.

Лесной поставил на стол недопитый бокал.

– Вижу, вы настроены серьезно. Ну, хорошо, давайте так и поговорим. Только сразу предупреждаю, скажу вам не все. Не потому, что хочу что-то скрыть, а потому что не имею право. Да и нужно ли всегда знать все? Вы никогда не задумывались над этим вопросом?

– Никогда. Но мне кажется, что знать лучше все.

– Это только кажется. Ладно, вас интересует совсем другое. Некоторое время назад ко мне обратились с просьбой порекомендовать кого-то на место председателя жюри.

– Вам объяснили, почему?

– Примерно так же, как и вам.

– Откуда вам известно, что сказали мне?

– У этих людей слишком мало воображения, чтобы всякий раз придумывать новый вариант. К тому же он близок к правде. Хотя, сомневаюсь, что это вся правда.

– То есть, тот вариант, что сообщили нам, на самом деле, далек от действительности.

– Вовсе нет, – пожал плечами Лесной. – Вы плохо меня слушаете.

– Простите, коли так, просто я поглощен своими мыслями. А вы выражаетесь сознательно неясно. В отличие от своих статей, где все разложено по полочкам.

– Тогда что вы хотите знать, Всеволод Леонидович?

– Почему вы порекомендовали меня? Столько других достойных лиц. Разве не так?

Лесной вдруг сделался серьезным.

– Вы правы, достойные есть. Правда, их, мягко говоря, маловато, можно по пальцам сосчитать. Я перебирал в памяти всех, кого было можно. И решил, что вы подходите лучше других.

– Я благодарен вам за это, но я по-прежнему мало что понимаю.

– Жаль, я надеялся, что вы поймете без моих объяснений. Но коли нет, придется пояснить.

– Сделайте одолжение, Виктор Александрович, – насмешливо произнес Ланин.

Но Лесной, казалось, не обратил внимания на его тон.

– Вы помните, что я организовал этот кинофестиваль. И довольно долго руководил его организационным комитетом.

– Как я могу такое не помнить.

– Вы хотите меня спросить, чего я хотел, что добивался?

– Вы предвосхитили мой вопрос.

– Мне хотелось остановить сползание нашего кинематографа в пустоту. А это такая консистенция, из которой уже не выбраться. Скажите, что это чистой воды идеализм. И будете правы. Но разве идеализм не является обратной стороной цинизма. Мы же сегодня все циники, чем и гордимся. Но в глубине души понимаем, насколько все это ужасно.

– Но впервые годы так все и было, это был хороший фестиваль. Я гордился, когда мой фильм первый раз попал в конкурсную программу. И даже был отмечен поощрительным призом.

– Я помню тот фильм, честно говоря, очень посредственный.

Ланин почувствовал сильное раздражение. Он считал эту картину одной из своих творческих удач. И ему казалось, что и Лесной был солидарен с ним. А оказывается, все не так.

– Почему же я тогда был награжден?

– А потому что все другое было еще хуже, – пожал плечами Лесной. – В тот год на фестиваль привезли плохие фильмы.

Ланину вдруг захотелось немедленно покинуть эту квартиру. Он бы так и сделал, но его остановил пристальный взгляд ее хозяина. Кажется, он догадывался об этих его намерениях.

– Ладно, пусть так, – произнес Ланин. – По крайней мере, мне теперь известно ваше истинное отношение к этому фильму. Но сейчас у нас речь о другом. Почему вы не продолжили сами руководить фестивалем?

– Я собирался это делать, но меня оттеснили. У меня нет желания излагать все детали этой истории, мне до сих пор они неприятны. Если же коротко: власть захотела поменять направление кинофестиваля. И принудила меня уйти, а руководить оргкомитетом стал Шулятьев. Помимо других причин, он очень любит этим заниматься. Вот и отправил меня в почетную ссылку в жюри.

Ланин несколько секунд молчал, раздумывая об услышанном.

– Но вы так и не объяснили, почему выбрали меня?

– Я проанализировал все кандидатуры и решил, что вы подходите лучше других.

– Но вы же считаете меня плохим режиссером.

– Кто вам такое сказал?

– Несколько минут назад вы негативно отозвались о моем фильме. А я, между прочим, считаю его одним из своих лучших картин. К тому же на все мои работы вы пишите отрицательные рецензии.

– А какой смысл писать положительные рецензии? – спросил Лесной.

– Как какой? – удивился Ланин. – Но нельзя же все чернить. Есть же что-то и хорошее в кино.

– Жаль, то вы так ничего и не поняли, – протянул Лесной. Его рука потянулась за бокалом, в котором плескался коньяк. – Если я напишу положительный отзыв, то девяносто процентов из ста, что следующий фильм вы сделаете намного хуже. Позитивная оценка расслабляет, а негативная заставляет мобилизовать свои ресурсы. Я много раз убеждался в правильности такого подхода.

– А то, что режиссер после такого разноса месяцами не может прийти в себя, это как?

– Такая уж профессия, либо ты отдаешь всего себя, либо делаешь лабуду. Дорогой, Всеволод Леонидович, в искусстве, как на войне, нет места для жалости, снисхождения и пощады. Сами пошли в эту профессию, никто вас силком не тащил.

– А я всегда думал, что режиссеру, сценаристу, артисту и даже костюмеру, как воздух, нужен успех. Без него творческая сила угасает.

– Ну, если она так легко угасает, чего о ней жалеть. Успех нужен слабым, а сильным – новые задачи и рубежи.

– Значит, по вашей классификации я слабый.

Лесной задумчиво посмотрел на Ланина и пригубил коньяк.

– Напрасно вы не пьете, – сказал он.

– Еще выпью, надеюсь, сегодня не последний день жизни.

– А вот сие никто не ведает, понятно, кроме Бога. Но от этого нам мало пользы, Он же молчит, как партизан, ни с чем с нами не делится.

– Скажите, почему вы выбрали меня и закончим наш разговор? Я от него малость притомился.

– Мы же об этом и говорим. Я считаю вас талантливым режиссером и честным человеком. Сочетание почти не встречающееся в жизни. Поэтому я надеюсь, что возглавив жюри, вы поможете получить награду лучшему фильму. Вот, собственно, и все.

– Так просто?

Лесной несколько мгновений смотрел на Ланина, затем внезапно расхохотался.

– Ну и уморили вы меня, дорогой Всеволод Леонидович. Вы сказали: просто. В вас, в самом деле, есть что-то от ребенка. Берегите это качество как зеницу ока. Потеряете его, утратите все.

– Спасибо, я понял, – произнес Ланин, вставая. Он выпитого он ощутил, как слегка покачивается. Но это не помешает ему прямо сейчас выбраться из этой квартиры и сесть в такси, подумал он.