А Егор насупился, услышав эти слова. И у Егора зыныло под ложечкой. Идти грабить беззащитных женщин – радость невеликая.

– Чего, робята, не ндравится? – шумно вскрикнул Осип и хлопнул их по спинам. – А вы думали вас тут за красивые глазки держать будут. Пора, пора, за дело приниматься!

Трудно было, конечно, что-то возразить. Ведь когда-то все равно Осип заставит их впрячься в свое поганое дело.

– Так, шта, готовьтесь к ночи! – в голосе Осипа сквозила угроза. – Али пойдете вместе с ватагой, али здеся останетесь с перышками в боках. После дела мы всё одно в энту землянку не воротимся.

Баба Феня, как только Осип отошел, придвинулась к ребятам с озабоченным лицом:

– Осип нонче в большом раже. Уж не спорьте супротив его. Уж, как там будет, так будет. А злить его таперче оченно опасно.

Егор фыркнул в ответ, но ничего не ответил. Тимоха присуседился прямо к его уху:

– Ну чего делать-то будем?

– Ты слышал, али пан, али пропал!

Заныло сердце у Тимохи. А вдруг полиция схватит, повяжет да разбойничьи клейма поставят. Ни в жизнь потом не оправдаешься. Да погонят с кандалами на ногах в Сибирь. Много раз он видел, как гнали через Вязники кандальников. Оборванные, босые, запыленные, изможденные. Идут окруженные солдатами. На них кричат, бьют их, чуть что. А они бредут и только кандалы позвякивают в такт шагов. А коли не пойдешь по приказу Осипа… Об этом Тимохе даже думать не хотелось. Видел он, как у Осипа загорелись глаза зверским огнем. Он шутить не будет.

Посмотрел Тимоха на Егора и удивился, у того лицо спокойно и в глазах не чувствуется смятения.

– Слушай-ка, – тронул он Егора за локоть, – неужто тебе ни капельки не страшно?

Тот неопределенно пожал плечами:

– Чему быть, того не миновать.

Видя, что приятель трясется от страха, хлопнул его ободряюще по спине:

– Да не бойся ты, ничего с нами не будет.

Странный этот Егор какой-то, подумал Тимоха, почему он так уверен:

– Ты, видать, заговоренный!

Тот хохотнул в ответ:

– А чо, всё може быть.

– Так, неуж нам с ватагой к этому дому идти?

Егор посерьезнел:

– Видать, придется.

– А чо, може сбежать, оторваться по пути от ватажников да в другую сторону чесануть! – горячо зашептал Тимоха в ухо Егору.

– Никак нельзя. Ты слышал, что Осип сказал: грабить они будут женщин да убивать, наверно.

Полыхнуло в голове Тимохиной, ничего себе, тут дай Бог самим спастись, а он еще о ком-то думает, да так спокойно.

– Надо предупредить бы тех, в доме, чтоб как-то готовились… – шепнул, оглянувшись вокруг, Егор.

Округлились у Тимохи глаза:

– А рази это можно?

– Вот я и обкумекиваю.

В разговорах потайных так время и шло до вечера. Решили, что, когда выйдут из свистихинского леса, Егор поможет Тимохе оторваться от ватаги, прикроет его. Иначе нельзя. Осип на Егора зол, будет держать его на глазу. А Тимоха ближней дорогой должен будет добраться до кушелевского дома и кликнуть о беде. Бывал Тимоха там раньше, проходил мимо. На бугорке дом, над рекой, куда купаться бегала вязниковская ребятня и частенько видел он, как прогуливался кто-то в саду у Кушелева. Сад большой с дорожками со скамьями и тоже уходит к реке. Из сада всегда навевало ароматом цветов.

Надо как-то отвести глаза бабе Фене от их с Егором замысла. А она внимательно следила за их горячим разговором, хотя, конечно, особо ничего не слышала. Но вдруг скажет что-нибудь об этом Осипу, тот уж церемониться с ними не будет. Подобрался Тимоха к старухе:

– Баб, Фень, а чего мы в энтом доме делать будем?

– А чегось разбойники-то делут, не ведашь что ли? Нам ведь на ватагу много надо всего.

– А коли отдавать не будут?

– Да полно, отдадут! – уклончиво ответила старуха. – Бабенки там одне. Испужаются, чай, да попрячутся.

– Ну, а все-то мы для чего же идем? – продолжал разыгрывать из себя глупого дитятю Тимоха.

– Ну дак, как для чего? Для шума. Улюлюкать да стучать будем, страх наводить.

– А зачем отсюда насовсем уходим?

– Ну, это временно. Вдруг кого-то схватят да выпытают в полиции про наше логово. Придут, ан тут никого и нет. Посидят, посидят, а что толку-то.

– А куда же мы по-настоящему-то пойдем?

– Охтиньки, леса большие! Сейчас не зима. Переждем где-нибудь до белых мух…

Баба Феня говорила, а сама уж то и дело задремывала. Кругом-то все давно храпели. Высыпались. Знали, может быть, в ближайшее время и поспать-то, как следует не придется. Егорка тоже спал. А Тимохе ну никак не хотелось. Любая неизвестность тревожила его всегда. И, когда его маменька умерла, он не знал, как же он будет жить один? Да потом попривык. Очутившись в этой землянке, он тоже думал поначалу, что жизнь кончена. Это ж надо, попасть в разбойничий лес! Но потом пообвыкся. Но коли раньше кто-нибудь ему сказал, что он будет жить с разбойниками, он бы от страху помер. Но вот теперешний переворот в жизни, что грядет, кажется ему еще ужаснее. Неизвестность.

Тимохе казалось, что он не спит, но, видимо, забылся, потому что зычный голос Осипа пробился откуда-то из забытья и прошелся по всему телу волной страха и смятения.

Все поднимались. Егор подобрался к Тимофею и почти беззвучно шепнул:

– Всё уяснил?

Тот взял его за руку и сжал, мол, все ясно.

Давно уже Тимоха не был на воле. Ночь была по-августовски темная и свежая. Сразу все тело охватило ознобом, и зуб на зуб не попадал. От холода, а может быть, и от страха, не разобрать. Когда завиднелся рассвет среди деревьев, Тимоха сказался бабе Фене, которая шла рядом, что ему нужно до ветру. Приотстав малость, а потом потихоньку от дерева к дереву, взял вбок от идущих. Через некоторое время показались городские окраины, и он поспешил к дому Кушелева. А там уже было недалеко. Главное, не опоздать, но и никак не быть замеченным. Стучать в ворота или в парадную дверь было опасно. Вдруг впотайки сидят люди Осипа, они ему не дадут поднять тревогу. Тимоха пробрался в сад, пронырнул под окнами и в одном окне увидел свет. Решительно постучал в стекло. Створки раскрылись и выглянула девушка. Она встряхнула длинными волосами:

– Кто там?

Тимоха не знал, как внятно объяснить всё:

– Быстрей! Там разбойники! Осип сейчас будет!

– Какой Осип? Какие разбойники? – девушка была испуганной и непонимающей ничего. А когда разглядела паренька, велела ему лезть в окно. Тимоха влез в комнату, где от горящей керосиновой лампы было тепло. На столе около лампы лежала раскрытая книга. Всё это тепло и уют не ладилось с той тревогой, которую принес Тимофей.

– Поднимай всех! Вас грабить сейчас будут!

У девушки округлились глаза. Она поняла, что это не шутка, и с воплем выскочила из комнаты. В одно мгновение дом ожил заполошными криками баб и детским ревом. Окна везде осветились.

Тимоха выполнил свою роль и теперь не знал, что ему делать. Он запер окна на задвижки окно и плотно занавесил. После этого выскочил в коридор. По дому бегали бестолково какие-то бабы и истошно вопили. Девушка, которую он предупредил об опасности, кричала всем, чтоб закрывали ставни. А в руках ее, что удивило Тимоху, было ружье. Рядом у стены стояло еще два ружья. Девушка держала ружье умеючи. А в двери уже тарабанили уже изо всей силы. И с улицы слышались обещанные бабой Феней улюлюканье и стукотня. Дверь уже ходила ходуном. Девушка прицелилась и, как только в проеме показалась чья-то голова, выстрелила. Все сразу замолкло и здесь в доме, и там, среди нападавших. Было слышно, как там за полувыбитой дверью кто-то охнул и повалился. А девушка бросила ружье, схватила другое и опять прицелилась.

Там за дверью кто-то закричал:

– Осипа убили!

Опять кто-то саданул по двери, и девушка снова выстрелила. Кто-то из ватажников отчаянно выкрикнул:

– Засада!

Послышалось топанье убегающих ног. Тимоха восхищенно смотрел на девушку. А той будто мало было этой победы. Она нырнула в проем и опорожнила третье ружье, вслед убегающих, и кто-то там еще взвыл.

Дверь была вырвана, все крыльцо облито кровью, но тела Осипа не было, значит убегающие утащили его. Девушка обессиленно села у двери, ее бил озноб или запоздалый страх. Все домочадцы уже плакали от радости. А Тимоха с восхищением смотрел на девушку:

– Ну, ты молодец! Не ожидали этого разбойники!

– Это ты молодец, предупредил… – дрожащим голосом пролепетала девушка.

И тут Тимоха в проеме двери заметил, что неподалеку у поваленного разбойниками забора, притулился Егор. Он сидел на корточках и смотрел на дом.

– Вон он твой главный спаситель! – радостно указал Тимоха рукой на друга. А тот, видя, что его заметили, нерешительно подошел к ним.

– Ну ты здоров Тимоха придумать. Не ожидал я от тебя такой прыти! Как целый отряд стражников пальбу устроил.

– Кабы я? – все еще горели восхищенно Тимохины глаза. – Это вот она всё!

Егор озадаченно посмотрел на девушку. А она все еще стояла у стены с ружьем в руке.

– Неуж ты стреляла? – у Егора глаза округлились при виде этой тоненькой девушки.

– А кто же?! – произнесла она ослабевшим голосом. – Да видно человека убила.

– Какой же он человек! – вспыхнул Егор. – К тебе ломился грабить да, поди, и в живых-то никого бы из вас не оставил бы. Ему свидетели не нужны.

Услыша это, столпившиеся в коридоре бабенки да детишки завыли на разные голоса. Через эту плачущую массу пробилась пожилая с хрипом дышащая женщина и припала к девушке на грудь:

– Ой, Сашенька, прости меня, дуру старую! Ведь бранила тебя за ружжо-то, как ты в саду стреляла. А вон ведь, как вышло-то…

– Полноте, маменька, кто знал, что выйдет-то так.

– Ой, батюшки! – навзрыд вскрикнула женщина. – Господь не попустил злодейства.

Саша обняла свою мать, судорожно вздохнула:

– Да, выходит так, – коли бы не ребята эти, то ничего бы мы не успели, нас сонными и застали бы!

Женщина кинулась обнимать и целовать Тимоху и Егора:

– Уж я вас, соколики мои, награжу щедро. Будете у меня, как сыры в масле кататься. Я умею быть благодарной! Не в обиде останетесь!

– Да разве мы поэтому? – вывернулся Егор из объятий женщины. – Мы никак не думали, что всё так получится славно да ладно!

Сашина мать поправила растрепанные волосы, и вдруг спохватилась:

– Надо ж послать нарочного в полицию да сообщить мужу. Пущай вертается с дороги. Не дай Бог анчутки опять возвернутся. Ой страсть-то какая!