Приступая к чтению этой повести я, сама не знаю почему, рассчитывала на историю в духе написанной примерно в то же время книги Николай Лейкин - Наши за границей , но оказалось, что единственное, что их объединяет, это вопрос о языке как о важнейшем средстве общения. Но если в случае с супругами Ивановыми незнание ими чужого языка приводило лишь к возникновению разных курьёзных ситуаций и не имело каких-либо катастрофических последствий лично для них , то в рассказанной Короленко истории языковой барьер обернулся для героев ооочень большими проблемами. К тому же, в повести "Без языка" речь идёт об эмиграции, а не о короткой туристической поездке за рубеж, а это уже совсем другой коленкор. И хотя здесь тоже не обошлось без смешных моментов, эта повесть — серьёзное произведение, заставляющее грустить, а не смеяться. Впрочем, в жизни так обычно и бывает: смешное и грустное дружно ходят под ручку.
Дело происходит на рубеже XIX–XX веков. В самом начале мы оказываемся на родине автора, в Волынской губернии. И вот здесь мне хочется написать (и я напишу!) фразу "любовь к родным местам сквозит в каждой строчке", потому что строчки действительно ею пропитаны. Очень красиво автор пишет о своих родных местах, задушевно и с какой-то тихой печалью...
Трое сельчан решают отправиться в Америку. Одна из них, Катерина, едет вслед за мужем, который отбыл туда несколькими годами ранее и смог там "зацепиться". Двое других, её брат Матвей и его задушевный приятель Иван, едут в дальние края за компанию с Катериной, а ещё — за лучшей долей и потому что там, по слухам, — свобода!
Свобода! Это слово частенько-таки повторялось в шинке еврея Шлемы, спокойно слушавшего за своей стойкой. Правду сказать, не всякий из лозишан понимал хорошенько, что оно значит. Но оно как-то хорошо обращалось на языке, и звучало в нем что-то такое, от чего человек будто прибавлялся в росте и что-то будто вспоминалось неясное, но приятное...
Путь их лежит через немецкий город Гамбург, который "стоит на большой реке, не очень далеко от моря, и оттуда ходят корабли во все стороны". Понятное дело, что никакими другими языками, кроме родного, никто из этой троицы не владеет:
Говорили как будто по-малорусски, но на особом волынском наречии, с примесью польских и русских слов...
Поначалу никто из них не придаёт особого значения такому "пустяку", как умение объясняться на чужом языке, однако связанные с этим проблемы не заставляют себя долго ждать, настигая их тут же, в Гамбурге. В результате компания распадается: Катерина отплывает одна, друзья — на следующий день. И дальше начинается собственно рассказ: о долгом путешествии Матвея и Ивана через Атлантику, о знакомстве с разными людьми, о прибытии в "страну безграничных возможностей" и о том, с какими трудностями им пришлось столкнуться по приезду. Позднее автор сообщит нам, что у Катерины всё хорошо, а вот пути-дорожки Матвея и Ивана неожиданно расходятся, пусть и по независящим от них причинам (судьба сыграет с ними шутку). И на первый план выходит история скитаний Матвея Лозинского.
Короленко — превосходный рассказчик и настоящий писатель, так что на этом моменте заостряться не буду. Написана повесть прекрасно, но здесь ещё важна сама история, ведь это не просто рассказ о приключениях "наших за границей". Это, по сути, рассказ о том, что на самом деле представляла собой вожделенная Америка и стоило ли друзьям туда стремиться. В туманных мечтах Ивана и Матвея Америка представлялась такой же, как их старая родина, только гораздо лучше:
Такие же люди, только добрее. Такие же мужики, в таких же свитках, только мужики похожи на старых лозищан, еще не забывших о своих старых правах, а свитки тоньше и чище, только дети здоровее и все обучены в школе, только земли больше, и земля родит не по-вашему, только лошади крепче и сытее, только плуги берут шире и глубже, только коровы дают по ведру на удой... И такие же села, только побольше, да улицы шире и чище, да избы просторнее и светлее, и крыты не соломою, а тесом... а может быть, и соломой, — только новой и свежей...
И конечно, это рассказ о вере, о любви к родине и об эмигрантской тоске по ней. И, возможно, это предостережение тем, кто наивно считает, что хорошо там, где нас нет, или что где-то на белом свете существует свобода. Когда ещё в Гамбурге друзья разговорились с земляком-кабатчиком и спросили у него, какая там, в Америке, свобода, он описал её так:
— А, рвут друг другу горла, — вот и свобода... — сердито ответил тот. — А впрочем, — добавил он, допивая из кружки свое пиво, — и у нас это делают, как не надо лучше. Поэтому я, признаться, не могу понять, зачем это иным простакам хочется, чтобы их ободрали непременно в Америке, а не дома...
Спустя недолгое время Матвей и сам уже кое-что уяснил для себя и страшно тосковал по родным местам, называя Америку "Содомом и Гоморрой".
Если бы можно, надел бы я котомку на плечи, взял бы в руки палку, и пошли бы мы с тобой назад, в свою сторону, хотя бы Христовым именем... Лучше бы я стал стучаться в окна на своей стороне, лучше стал бы водить слепых, лучше издох бы где-нибудь на своей дороге... На дороге или в поле... на своей стороне...
В заключение, пара забавных моментов, связанных с языком:
Но на билете было совершенно ясно, хоть и не по-нашему, написано: mississ Katharina Ioseph Losinsky-Oglobla. Иосиф Лозинский и Оглобля, — это бы, конечно, еще ничего, но Катерина — это уже было ясно, что женщина, да и mississ, тоже, пожалуй, обозначает бабу.
***
— Надо было зайти за угол, где над дверью написано: "Billetenkasse". Billeten — это и дураку понятно, что значит билет, a Kasse так касса и есть. А вы лезете, как стадо в городьбу, не умея отворить калитки.
P.S. Любопытное наблюдение: момент прибытия Матвея и Ивана в США и их потрясение при виде Нью-Йорка очень напоминает типичную историю про попаданцев в будущее. Для них, простых селян и землепашцев с юго-западной окраины Российской империи, было в диковинку абсолютно всё: поезда, трамваи, дома высотой в несколько этажей, гигантский Бруклинский мост и многое другое, не говоря уже о корабле, на котором они туда прибыли. Поэтому им пришлось адаптироваться не просто к новой стране и её порядкам, но и к совершенно новым бытовым реалиям. Они как будто попали даже не в будущее, а на какую-то другую планету, где разговаривают на непонятном языке, и где ничто не напоминает о доме.
