Начались массированные атаки по внедрению опасных технологий, лживых компьютерных программ, микрочипов с начинкой, подработанных для СССР, умело придуманных научных открытий, ведущих в никуда. И все это проходило как по маслу и катилось по инерции согласно приказу КГБ на активное добывание промышленных и научных секретов Запада, масштабно начатое в 1972 году специальными подразделениями внешней разведки СССР, остановить которое было невозможно.

Гас Вайс пошел далеко в планах использования Приза, применяя способы достоверного подтверждения и выделения разовых разрешений на определенные технологии и новации, которые тут же стремительно закупал СССР. Он добился реально работающей системы событийной стратегии (event-driven strategies) проблем, употребляя биржевое словосочетание, которые в его системе координат начали происходить на территории «Империи Зла».

Гигантский взрыв на газопроводе в Сибири – лишь один вопиющий эпизод «хладнокровной экономической войны» против Советского Союза, которую вело ЦРУ под руководством его директора Уильяма Кейси с подачи скромного профессора экономики Гаса Вайса.

Огромный подрыв углеводородного сырья, силой в три килотонны, видимый из космоса и измеренный группой спутников на орбите, а также наземными сейсмическими станциями, произошел на сибирском газопроводе Уренгой – Сургут – Челябинск в середине 1982 года. Это был самый большой неядерный взрыв в мире. Человеческих жертв не повлек, но причинил большой ущерб советской экономике. Брежневское руководство с трудом пережило этот подарок от ЦРУ.

Сенсационный результат контрразведки в стратегии экономической войны был в прощальном вкладе Приза, который выдал Центральной разведке Северной Америки предполагаемые закупки компьютерных программ для ввезенных в страну компрессоров, автоматических газоанализаторов, вращающихся заслонок для газопровода «Уренгой-6».

Это было только началом саботажа и развала экономики СССР.

Для Чернобыльской катастрофы пришла пора весной 1986 года, которая была вызвана троянской начинкой в компьютерном обеспечении АЭС. Американское консалтинговое агентство по компьютерному программному обеспечению выиграло контракт на компьютерное управление атомным реактором Чернобыльской АЭС.

4 июля 1989 года в результате аварии полыхнуло жутким жарким пламенем на газопроводе в районе Уфы. В момент встречного прохождения двух пассажирских поездов: № 211 Новосибирск – Адлер и № 212 Адлер – Новосибирск произошел мощный взрыв огромной массы легких углеводородов, образовавшихся в результате аварии на проходившем рядом газопроводе Сибирь – Урал – Поволжье. Погибли 575 человек (по другим данным 645), 181 из них были дети, ранены более 600. Ударной волной с путей было сброшено 11 вагонов, из них 7 полностью сгорели. 27 вагонов обгорели снаружи и выгорели внутри.

За год до нее, день в день, произошла аналогичная катастрофа под Арзамасом, где неисправность компьютерного управления газопроводом, проходящего под железнодорожными путями, вызвала колоссальный взрыв. Образовались две соединенные между собой воронки глубиной 3,5 и 4,5 метра, диаметром 26 и 76 метров. Взрывом был уничтожен 151 дом, 823 семьи остались без крова. По официальным данным, погиб 91 человек, пострадали 1500 человек. Было разрушено 250 метров железнодорожного полотна, поврежден железнодорожный вокзал, разрушены электроподстанции, линии электропередачи, поврежден газопровод. Пострадали 2 больницы, 49 детских садов, 14 школ, 69 магазинов. В пораженной зоне оказалось 160 промышленно-хозяйственных объектов.

В 1993 году дотла сгорел завод двигателей Камского автомобильного завода в результате неправильной работы компьютеров управления производственным процессом. Завод встал на несколько лет, что вывело из состояния равновесия всю автомобильную промышленность СНГ. В результате пожара, спалившего завод двигателей КамАЗ, под угрозой оказалась работа большинства автомобилестроительных предприятий России, Украины, Минского автомобильного завода, где все они получали дизели с КамАЗа. На восстановление завода потребовалось несколько лет и сотни миллиардов рублей. Масштабы же косвенного ущерба, по мнению специалистов, сравнимы с Чернобыльской катастрофой.

Саботаж против ССР был организован на всех уровнях и приводился в действие спецорганами США, начиная от инструкций-листовок ЦРУ для диверсии социалистического общества до агентов влияния^[49] в высших эшелонах власти.

В конечном итоге не кровавые битвы или обмены ядерными ударами привели к завершению холодной войны, а приведение к полному экономическому, а вслед за этим и политическому банкротству Страны Советов.

Со временем в СССР стали понимать, что они используют подставную технологию, но что можно было поделать в то время! Разработка доктора экономики Г. Вайса подразумевала, что будет заражена каждая клетка советского Левиафана, который никак и никогда не смог бы выяснить, какое оборудование было исправным, а какое – с начинкой.

Под подозрение подпадало все! Это и было конечной целью всей этой операции.

Много позже, в далеком 2003 году, в газете «The Washington Post» в рубрике новости дня появится сообщение:

Информационный бюллетень местных новостей.

«Гас В. Вайс, 72 года.

7 декабря 2003 г.

72-летний Гас В. Вайс, бывший советник по политике, разведке и экономическим вопросам Белого дома, скончался 25 ноября в результате падения с крыши жилого дома в округе Уотергейт-восток. Судебный врач DC констатировал его смерть, как самоубийство.

Представитель полиции DC сказал, что офицеры нашли его тело у служебного входа в дом. Доктор Вайс проживал в этом здании.

Доктор Вайс был выпускником Университета Вандербильта в своем родном Нэшвилле. Он получил степень магистра в области бизнеса в Гарвардском университете и докторскую степень по экономике в Нью-Йоркском университете, где он также преподавал.

Он служил в штате Совета национальной безопасности при президентах Ричарде Никсоне, Джеральде Форде и Рональде Рейгане. В администрации Форда он также был исполнительным директором Совета Белого дома по международной экономической политике.

Большая часть его работы в правительстве сосредоточилась на национальной безопасности, разведывательных организациях и проблемах в отношении передачи технологий коммунистическим странам. Будучи советником Центрального разведывательного управления, он служил в Совете по науке Пентагона и Комитете разведки Управления разведки США.

Во время администрации Картера доктор Вайс был помощником в области космической политики министра обороны.

Его почетными званиями была медаль ЦРУ за заслуги и медаль за шифрование Агентства национальной безопасности. В 1975 году он был награжден орденом «Почетный легион Франции» за помощь в решении проблем национальной безопасности в отношении совместного предприятия между подразделением авиационных двигателей General Electric и французской реактивной двигательной компанией.

С 1992 года доктор Вайс был приглашенным лектором Университета Джорджа Вашингтона, где рассказал о своем опыте в правительстве. Он также был советником декана искусств и наук и учредил денежный приз, присужденный высшему ученику.

Его интересы включали фортепиано и историю».

Эта информация вызвала недоумение, переходящее в подозрение у многих. Не было фамилии медицинского эксперта, не упоминалась фамилия офицера полиции. Недостаточно аргументирован был вывод о том, что падение было самоубийством. На каком основании безымянный врач сделал такие выводы? Одна только строчка о том, что бывший тайный советник Белого дома не покончил с собой, а только то, что он «умер от падения!», заставляла призадуматься о том, где скрывается истина.

ЦРУ и Пентагон позволяли Советам получать технологии и продукты научно-технической деятельности, которые были нужны ВПК СССР, чтобы не отстать в гонке вооружений, намеренно, искусственно подставляя все эти продукты, измененные в самой глубине, чтобы направить усилия русских к ложным целям.

Случилось так, что один человек, под высокопарным оперативным псевдонимом Приз, взявший на себя миссию предателя, помог супердержавам в короткие сроки завершить холодную войну, продолжавшуюся больше тридцати лет.

Август 1981 года. Москва. Пл. Дзержинского, д. 2. КГБ СССР. Юрий Владимирович Андропов^[50], сверкнув линзами очков, как всегда, сдержанно спросил своего заместителя по разведке В.А.Крючкова:

– Какой характер носят эти провалы?

Владимир Александрович поежился в кресле, сделал непонятный по значению жест, кашлянул и, встретившись взглядом с председателем, поспешил сказать, то ли уточняя характеристику, то ли осторожно вступая в диалог:

– Я бы сказал избирательный!

– То есть они знают и уводят из нашего актива наиболее ценных товарищей, которые долгие годы работали и давали нам материалы, равным которым теперь просто нет?

Владимир Александрович заволновался, вскинул голову и, отчетливо выговаривая каждую букву, театрально ответил, стараясь не смотреть на андроповские очки:

– Это не факт! На мой взгляд, это случайности, но к ним надо подойти со всей строгостью!

– Это как же, Владимир Александрович, со всей строгостью? К кому? К нашим давним товарищам, которые два десятка лет ведут агентурную работу за границей?

– Я имел в виду строго проверить все факты и сделать глубокие выводы! – начал пропагандистским тоном говорить Крючков, потом, словно опомнившись, остановился и коротко добавил: – С последствиями!

– А какие последствия будут для меня, когда я сегодня доложу Леониду Ильичу, что у нас выбивают из игры надежных источников? Как я ему это объясню? Вы понимаете, что началось в мире с приходом этого ковбоя^[51]!

Генерал-полковник Крючков пожал плечами, передернулся и, деструктивно разрушая предыдущую мысль председателя, сказал:

– Я разберусь с этим! Проведем внутреннее расследование!

– Ну уж нет! – Андропов сверкнул стеклами очков. – Сделаем иначе! Сами ничего не предпринимайте! Позже я введу вас в курс!

Крючков ушел, чувствуя досаду и обиду, что с ним не поделились задумкой, он не сомневался, что решение было принято раньше его появления в кабинете. Он слишком давно знал Андропова.

В дверях столкнулся с помощником председателя, который стремительно влетел в приемную:

– Здравия желаю! – поприветствовал его Крючков.

– Владимир Александрович! Рад видеть! Доброе утро! – помощник остановился перед ним. – Были или только идете? – Он показал на дверь кабинета.

– Побывал!

– А что так едко? – сочувственно спросил помощник, который примерно знал содержание сегодняшней встречи председателя с Крючковым.

– Не все нам дается просто. Бывают и трудности! – расплывчато, туманно отозвался Крючков, попрощался кивком и ушел, уверенно зная, что помощник в курсе и вопросики задавал, чтобы понять настроение, в котором он покинул кабинет.

– Мне можно? – спросил помощник и, увидев быстрый кивок секретаря, вошел к председателю.

– Здравствуйте, Юрий Владимирович! – с порога проговорил бодрым голосом помощник, прошел и сел к столу, внимательно глядя на Андропова.

– Здравствуйте! – Андропов снял очки и потер ладонями лицо. Посидел так, прижав ладони и поставив локти на крышку стола, потом вздохнул, надел очки и посмотрел на помощника: – Будем в большом темпе выявлять утечку. Я не сомневаюсь, что появился предатель. Весьма информированный предатель!

– Разрешите вопрос?

Юрий Владимирович кивнул, но сказал сам:

– Работать будем из нашего секретариата. Надо привлечь особо талантливых и преданных людей и предоставить им все необходимое.

– Да, я именно об этом хотел спросить! Мне подобрать кандидатуры?

– Пока думайте! Вернусь от генсека, тогда и доложите.

Июль 1981 года. Москва. Кремль. Кабинет Генерального секретаря ЦК КПСС. Леонид Ильич внимательно выслушал, не перебивая вопросами доклад Председателя КГБ СССР, положил на папку с привезенными материалами широкую ладонь, однако вопрос, который так не хотел услышать Андропов, прозвучал:

– Что там у тебя происходит?

Андропов нисколько не сомневался, что сейчас последует уточняющее продолжение, и оно прозвучало:

– Устинов напомнил мне, что твое ведомство в прошлом году выполнило заявки ВПК^[52] на сорок два процента, а в этом году сбор данных совсем упал, как сказал мне Митя.

Андропов понимал, что его ведомство не защищено от внутренней критики, однако такого подвоха со стороны Устинова, с которым дружил, в понятиях цековской иерархии, он не ожидал.

– Леонид Ильич, я тебе докладывал, только что на Западе началась операция «Экзодус»^[53], которая блокировала наши каналы экспорта. Им удается перехватывать фрахтовые грузы.

– Ты не то говоришь, Юра! Мы с товарищами пришли к выводу, что Америка изменила свою оборонную политику на новую гонку вооружений! Они готовятся к уничтожению Советского Союза с первой попытки!

В Политбюро ЦК перестали тешить себя иллюзией, что к власти в Вашингтоне пришел слабый, некомпетентный президент, как поначалу думали. Многозначительно переглядывались с улыбками на старческих лицах, дескать, актер, ковбой! Мы его быстренько примнем вначале, а уж потом раскатаем по полной! Но не тут-то было! Попались, как щенки на «нулевом варианте»^[54], громко попались, на весь мир, хлопнув дверьми в Женеве на переговорах. А дальше все пошло по нарастающей.

Ах, не хотите обнулить противостояние в Европе, так получите наши, американские ракеты с ядерной начинкой, густо обложенные вокруг СССР, которые за семь минут шарахнут атомным зарядом по любой точке в стране! Пока ваши монстры «Сатана» раскочегарятся, чтобы лететь за океан, мы вас два или три раза уложим в ядерную постель.

А ведь как благородно звучала мотивировка не убирать ракеты «SS-20». Строили, размещали, тратили колоссальные деньги, отнимали у народа, где только можно, построили крепость, страшную и постоянно грозящую Европе, а теперь что, разобрать все по кирпичику и утереться! А янки будут за океаном ручки потирать да укатываться со смеху над этими русскими!

Становилось предельно ясно, что Рейган преследует цель привести Советский Союз к пропасти, а потом заставить его сделать шаг вперед!

– Ты же видишь, что у нас! Производства на ладан дышат, не двигается наука! Провалились валютные поступления, а мы выскребаем инвалюту по сусекам для тебя, но ничего не движется, а наоборот…

Андропов снял очки и протер их замшей, что раньше никогда не делал в кабинете генсека, надел на нос и подоткнул указательным пальцем поближе к глазам. Решился сказать то, что не хотел и, как мог, оттягивал:

– У нас, Леонид Ильич, образовалась утечка! Именно в плане научно-технической службы разведки.

Брежнев откинулся на спинку кресла, отбросив карандаш на стол, немного посидел, определяясь с только что полученной информацией.

Потом спросил, примериваясь к выражению лица Юрия Владимировича:

– Нашли клеща?

– Прости, Леонид Ильич, на нашем сленге это крот^[55]!

– Сленг! – повторил с оттенком пренебрежения генсек. – Слова-то какие!

Юрий Владимирович почувствовал, как тысячи крохотных иголочек начали покалывать лицо, шею, плечи. Он привстал и снова сел, чтобы избавиться от этих первых симптомов своей хронической болезни. Андропов хорошо знал, что если он не ляжет на гемодиализ минимум через час, возникнут тяжелые последствия. Теперь надо было, по возможности, завершать этот тяжелый, конфликтный разговор.

– Мы недавно это поняли по косвенным данным.

– Если ты мне говоришь об этом, а я тебя хорошо знаю, значит, меры принимаются? Какие?

– Пока все в аналитическом изучении, по секторам, мы чувствуем глубину передаваемых секретов, но не можем понять источник, а действовать внутри аппарата рискованно, чревато тем, что крот уйдет в глубину.

– У тебя что, силы только в Москве, а в стране полмиллиона бойцов! Забери к себе толкового сыщика, который сделает эту работу!

Андропов хотел было возразить, но увидел, что генсек хочет продолжить и собирается с мыслями.

– Вот что, Юра, я помню по нашей операции «Тор»^[56], там, в Крае, полковник раскусил вас! Как его фамилия, я что-то подзабыл, а в записной книжке искать долго!

– Там работала Каштан! – осторожно начал Андропов, лихорадочно вспоминая фамилию начальника контрразведки Края.

– Ее я знаю и помню! Дора Георгиевна! Ага, вот вспомнил! У него хорошая фамилия! Быстров! – Брежнев, приподняв левую бровь, победоносно смотрел на Андропова. А тот поразился, в еженедельных сводках указывалось на медленное ухудшение здоровья генсека, ослабление памяти, реакции, а тут, как энциклопедист, спокойно выдергивает из памяти все, что нужно.

– Да, полковник Быстров. Павел Семенович! – Имя и отчество Быстрова вдруг резко пришли на память.

– Вот и возьми этого Павла Семеновича, пригласи его в Москву на работу по выявлению и обезвреживанию предателя. Он здесь нужен, а не там, в Крае, со своими способностями! Ничего путного он там не сделает, а здесь, у тебя, исправит положение!

Андропов явственно начал чувствовать по всему телу эти тысячи иголочек, начала туманиться голова. Торопиться, торопиться надо было. Машина с японским аппаратом гемодиализа, привезенная офицерами из Токио, стоит на парковке рядом с его автомобилем «Чайка».

– Да, Леонид Ильич! Я вызову этого Быстрова и поручу ему!

– Вот-вот! Вызови его, Юра, и прими лично! Побеседуй с ним, пусть проникнется реальным положением вещей! Цени и уважай кадры! Потом доложишь мне, как его устроили здесь и что он думает по всему этому делу. Можешь быть свободен!

Вот и его, Председателя КГБ СССР, генсек отпустил со словами «свободен», как будто это означает хоть какую-то, хоть малую частичку той самой свободы, о которой мечтал он последние годы. А кто-то другой у него в мыслях отвечал: «То ли еще будет, Юра!»

Из приемной генсека Андропов набрал номер своего помощника:

– Я на профилактику. По кадровому вопросу вызывайте Быстрова.

– Того самого? – помощник хоть сразу и понял председателя, но переспросил, с легким оттенком понятой замысловатости хода мысли Юрия Владимировича.

– Да, того самого! По личному приказу генсека! – ответил просто Андропов, снимая шлейф таинственности в принятом кадровом вопросе.

– Вот даже как! – протянул помощник и твердо добавил: – Слушаюсь, товарищ председатель комитета!

– Готовьте на него все! – Андропов помедлил. – Хорошо бы и Каштан подключить к этому делу. Где она сейчас?

– Преподает в нашем институте! Вы же сами вывели ее в действующий резерв. Помните? Возмутительное отношение к ней во Франции после операции «Тор»!

– Да, помню. Подготовьте и на нее бумаги. Она нам может пригодиться. Все, я буду завтра во второй половине дня. Там все и обсудим.

Андропов повесил трубку, слабо улыбнулся уголками губ секретарю и, осторожно, немного замедленно ступая, пошел в сторону лифта.