После подарков мне тяжело вставать, но я справляюсь, потому что в школу же надо. Я надеваю на себя всё, что положено, хотя мне трудно, и дышится тоже не очень. Но всё равно надо же идти. Другие девочки смотрят на меня жалобно, как будто они жалеют, что всё мне досталось, а не им, но они же сами не хотели хорошими становиться!
Я медленно иду в столовую, потому что перед глазами всё плывет и качается. Так бывает после подарков, поэтому я не считаю, что происходит что-то плохое. Дойдя до столовой, я вижу, что завтрак уже на столе и нужно побыстрее поесть, пока не отобрали старшие девочки. Они тоже хотят, чтобы я стала хорошей побыстрее, но если не позавтракать, тогда я в школе могу уснуть и меня опять не будут охорашивать.
Я сажусь на стул, чувствуя, что охорашиваюсь прямо во время завтрака, даже в глазах на минутку темнеет, но я не засыпаю, потому что во время еды нельзя, а то в школе будет не до охорашивания. Я быстро доедаю, хоть и дрожу почему-то. Но так действительно после подарков бывает, поэтому всё правильно.
Теперь мне нужно подняться, чтобы идти в школу. Пешком туда идти далеко, для этого есть специальный автобус, только маленький. Я выхожу на улицу и вижу этот автобус – в него другие дети заходят. Значит, и мне надо, поэтому я и иду, хоть и тяжело ходить мне сегодня, но я выдержу. Ведь всё, что делается, это для того, чтобы я хорошей стала, а я очень хочу хорошей быть! И чтобы мамочка…
– Первый класс? – спрашивает меня незнакомый дяденька, на что я киваю. – Села туда, – он пальцем показывает. – И тихо чтоб сидела!
– Спасибо, дяденька, – отвечаю я ему, идя, куда показали.
Стул в автобусе такой же, как в столовой, твёрдый, поэтому я опять начинаю охорашиваться. Так здорово придумано! Меня, получается, всю дорогу будут делать хорошей, наверное, чтобы времени не терять. Я раздумываю об этом, а затем автобус начинает рычать и подпрыгивать, пиная меня. В глазах становится темно так, что я чуть не засыпаю, но держусь. Это же для меня, поэтому засыпать нельзя. Я старательно не засыпаю, и темнота медленно расходится как раз тогда, когда выясняется, что мы приехали.
Я с трудом выхожу из автобуса, потому что ноги очень сильно дрожат. Идя за другими учениками, я натыкаюсь на какую-то тётеньку. Она останавливает меня рукой за ранец, а потом смотрит на меня и качает головой.
– Синицына, – непонятно говорит тётенька, – иди в класс.
– Хорошо, тётенька, – вежливо отвечаю я, совершенно не поняв, как она меня назвала. Это меня похвалили или у меня новое имя такое? – А куда надо идти?
– Ах да, ты же в первый раз, – вспоминает она. – Стой тут, я тебя сама отведу.
– Хорошо, тётенька, – повторяю я и стою на месте, стараясь не двигаться, хоть это и тяжело.
Ножки дрожат, и ранец тяжёлый для меня, но мне сказали же стоять, вот я и стою. Хотя я очень плохая девочка, но должна быть послушной, потому что надо привыкать. Когда я буду хорошей, то постоянно же слушаться надо будет. Я только надеюсь, что однажды я стану хорошей, потому что если нет, то лучше не быть. Ой, нельзя об этом думать! Так только очень-очень-очень плохие девочки думают, а я же уже стала чуточку хорошей, поэтому я только очень-очень плохая.
– Идём, Синицына, – говорит эта самая тётенька, опять непонятно называя меня. Наверное, это моё сегодняшнее имя, а непонятное оно, потому что я чуточку похорошела.
Она быстро идёт по коридору, отчего я задыхаться начинаю, но всё равно бегу за ней, ведь тётенька же лучше знает, как правильно? А мне это знать неоткуда, поэтому я успеваю, но уже почти засыпаю, потому что совсем не дышится. Но тётеньке это всё равно, она только открывает какую-то дверь и вталкивает меня внутрь.
Оказавшись в классе, я оглядываюсь, но не шевелюсь, потому что мне не сказали, что делать дальше. Может быть, меня прямо сейчас охорашивать начнут, при всех, в прошлой школе так делала одна очень хорошая тётенька, только её дяди какие-то забрали.
– Садись, Синицына, – говорит новая тётя.
Она не похожа на добрых тёть, потому что не хочет меня прямо сразу хорошей делать, но, может быть, это потому, что она меня первый раз видит? Я вспоминаю, что «Синицына» – это я, и сажусь за первую парту, сняв ранец. Я сижу тихо-тихо, чтобы не мешать тётеньке учить хороших девочек. А она начинает рассказывать о буквах. Это оказывается очень интересно, поэтому я внимательно слушаю, хотя ножки дрожат уже сильно и в туалет хочется. Но до конца урока нельзя, я знаю, поэтому терплю.
Когда звенит звонок, я дожидаюсь разрешения и убегаю в туалет. Наверное, он там же, где и в предыдущей школе был, поэтому я быстро забегаю в него, чтобы не описаться. Там ещё девочки есть, но они старше меня, и я им, наверное, не интересна. Одна из девочек меня хвалит теми словами, которые повторять нельзя, а вторая начинает меня делать хорошей. Она меня в стенку толкает, поэтому я немножко засыпаю, а когда открываю глаза, то никого уже нет.
Интересно, откуда девочки узнали, что у меня нет мамочки? Наверное, на мне написано, что я плохая, поэтому у меня не может быть мамы. Очень умные тут старшие девочки. У меня перед глазами всё качается, но я всё равно иду в класс, хоть и натыкаюсь на стены. Но дохожу и с размаху сажусь на стул. Ножки вдруг не хотят держать, вот я и сажусь, но этого никто не видит, потому что следующий урок начинается. На нём нам показывают крючочки и говорят, что это «циферки».
Школа очень интересная, тут много разных девочек и мальчиков. Правда, мальчики странные, они никогда трусиков не видели, наверное, поэтому на перемене задирают мне юбку, чтобы получше их рассмотреть. Но не смотрят, а быстро убегают почему-то. Зато девочки! Старшие девочки меня хвалят разными словами, называют ещё, но сегодня я уже называюсь, поэтому теми словами я попозже буду называться.
Мне нравится в школе, только почему-то дышится не очень хорошо, и я часто о стенки стукаюсь. Но это, наверное, потому что после подарков. А вот потом выясняется, что меня должны в столовой покормить, поэтому я спрашиваю у девочек дорогу, но постоянно то в туалет попадаю, то к какой-то доброй тётеньке, которая расстраивается оттого, что я такая глупая, и приводит меня в столовую за руку. А потом она ещё стоит и смотрит, как я быстро ем, чтобы никого не задерживать.
***
Домой меня тоже на автобусе везут, а старшие девочки провожают меня, громко хваля, отчего мне даже улыбаться хочется. Но я не буду, потому что сильно устало себя чувствую. Автобус рычит, но мне как-то необычно, отчего я, кажется, ненадолго даже засыпаю.
Но тут мы приезжаем, и очень добрый дяденька помогает мне выйти, дёрнув за ранец, отчего я падаю вниз куда-то. Потом я не помню, что происходит, но как-то оказываюсь в той комнате, где подарки раздают. Вот тут я улыбаюсь и начинаю готовиться к подаркам, но добрая тётя говорит, что пока подарков не будет. Наверное, я не заслужила ещё. Она отводит меня в мою спальню, на прощанье ещё охорошив меня пару раз, отчего из носа начинает кровь течь. Но я уже знаю, что так бывает, поэтому хочу пойти в туалет, но неожиданно падаю и засыпаю.
Потом я просыпаюсь в какой-то белой комнате. Там есть тётенька в белом, наверное, она меня сейчас хорошей делать будет. Но она не делает, а о чём-то разговаривает с той тётей, которая очень хорошая.
– Как вижу эту дрянь, так хочется вбить ей эту улыбочку идиотскую, – говорит очень добрая тётя, которая подарки раздаёт.
– Выпей успокоительного, а то убьёшь ненароком, – советует ей тётенька в белом. – Пусть здесь ночь проведёт, раз ты так реагируешь.
Тётя в белом подходит ко мне и говорит, что я очень плохая, поэтому буду лежать здесь, а я говорю ей «спасибо», хотя жалко, конечно, что ужина не будет. Наверное, тётя очень сильно хочет, чтобы я хорошей стала, вот и делает всё для этого. А она говорит, что кого-то там понимает, только я не знаю кого.
А ещё она переворачивает меня и что-то делает с тем местом, которое подарки получает, отчего оно жжётся сильно. Такое охорашивание у меня в первый раз, оно очень сильное, поэтому я не шевелюсь, чтобы не мешать меня хорошей делать. Я честно пытаюсь заснуть, но животик бурчит и не даёт. Животик у меня не знает, что я должна поскорее хорошей стать, поэтому и не даёт уснуть.
Тётенька в белом приносит мне тарелку с чем-то непонятным и кусочек хлеба. Маленький, конечно, ведь я же плохая девочка. Но она решила меня покормить! Наверное, тётеньке мешает мой животик, который очень громко бурчит и болит ещё, но я же терплю…
Очень быстро всё съев, я благодарю её и вот теперь очень легко засыпаю. Оказавшись в знакомом классе, я подбегаю к знакомым девочкам и усаживаюсь за стол. Они мне улыбаются, даже несмотря на то, что я плохая. Странно, но во сне у меня почти ничего не болит и дышится очень легко. Девочки садятся рядом, неподалеку держатся и мальчики, а тот дяденька, который учитель, кивает мне.
– Здравствуй, маленькая, – меня девочка старшая обнимает так, как будто я хорошая. Ой, я же забыла, мы играем в то, что я хорошая, а плохая – это другая девочка. – Расскажи о своём… о дне плохой девочки, – поправляется она.
– Сначала её делали хорошей в автобусе, – начинаю я рассказывать. – Он прыгал, отчего плохая девочка чуть не уснула. А потом была школа…
– Не уснула? – не понимает одна из хороших девочек, а я объясняю, как это происходит.
– Обморок от боли, – непонятно объясняет учитель, тяжело вздохнув.
– А потом в школе были старшие девочки, – продолжаю я. – Они такие хорошие!
Но вот тут мне начинают объяснять, что старшие девочки ни чуточки не хорошие, потому что они тоже дети. А раз они мне такое наговорили и пытались ещё об стенку хорошей сделать, то они совершенно точно не хорошие, а делают это, потому что плохие и хотят, чтобы все были плохими.
Я внимательно слушаю, но не понимаю, о чём говорят. Тогда одна девочка показывает мне в шаре, тут в классе такой шар есть, и в нём картинки разные. Вот она мне показывает, что должны делать хорошие девочки, а что делают плохие. Я внимательно смотрю и понимаю, что плохие девочки стараются быть хорошими, чтобы привыкнуть, и только те, которые не хотят, делают всё плохо. Значит, старшие девочки в школе не хотят, чтобы я хорошей стала. Это очень грустно, поэтому я немного плачу, но меня обнимают, отчего становится как-то спокойно.
– Учитель, её просто забьют дикие, – говорит та, что меня обнимает. – Мы совсем ничего не можем сделать?
– Флот ищет, – непонятно объясняет учитель. – Но пока ничего, ведь мы даже остаточные найти не можем…
– Тогда… – девочка задумывается, а потом обращается ко мне. – Если будет совсем плохо и ты будешь часто засыпать, произнеси такую фразу…
– Алиния, нет! – пытается её остановить дяденька. – Дети не проходят Испытание!
– Я не вижу другого выхода, – качает она головой. – У неё хоть какой-то шанс будет в поле Испытания, а так ведь совсем никакого.
– Хорошо, – кивает он, а потом делает со мной это, которое «гладить».
Девочка говорит мне фразу, которую я повторяю несколько раз, потом показывает жест двумя руками и начинает рассказывать, что когда я так сделаю, то окажусь в другом месте, где, наверное, никого не будет. Я не должна бояться, потому что, если я там окажусь, значит, я уже хорошая. Ну, почти. Она говорит, что да, но я-то знаю, что мне до хорошей ещё долго.
– Только я забуду, наверное, – грустно говорю я ей. – Я же всё забываю.
– Это ты не забудешь, – уверенно отвечает она мне.
И я ей почему-то верю. Очень сильно верю, потому что она же не будет меня обманывать? Хорошие девочки совсем не обманывают, я знаю. Поэтому я стараюсь быть хорошей, чтобы привыкнуть.
А потом меня начинают учить тому, как можно выжить в лесу. Где можно спать, а где нельзя, что можно кушать, ну и так далее. Я не всё запоминаю, но та девочка говорит, что я вспомню, если понадобится. А потом они начинают рассказывать сказки. Это такие волшебные сказки, которые я слушаю, раскрыв рот. В этих сказках нет плохих девочек, все хорошие. И никого не охорашивают, потому что жгучие подарки запрещены. Целая страна такая есть, ну, я так понимаю, потому что не знаю, что такое «планета». И ещё девочки говорят, что если у них получится меня найти, то меня заберут к хорошим, потому что я не такая уже и плохая.
Такие волшебные сказки, что я просто улыбаюсь. Я люблю сказки – про Бабу Ягу, Змея Горыныча, только я представляю себе их хорошими, потому что мне хватает того, что я плохая. А все вокруг должны быть хорошими… ну, хотя бы в сказке…
О проекте
О подписке