Мне почти тридцать, но моя жизнь – это одиночество, запертое в четырех стенах. Я стараюсь ни с кем не общаться, потому что боюсь повстречать не тех людей. Речь не о мошенниках или грабителях, а о тех, кто существует на грани реальности.
Они могут быть ужасными сразу, а могут долго притворяться обычными людьми. Втираться в доверие, доказывать, что для окружающих они даже более нормальные, чем ты. Но рано или поздно их что-то выдает: бледная кожа вдруг становится синей, лицо искажается, суставы выворачиваются…
И эти твари сами ко мне липнут, будто считают за своего.
Вот почему я стараюсь не заводить знакомств, не высовываться и живу тихим одиночкой.
Эти люди словно привязаны к местам, где случилось что-то плохое. Катастрофа, несчастный случай, мучительная смерть. В большом городе смерть – обычное дело. Поэтому они встречаются мне повсюду, буквально каждый день.
Я называю их страдальцами. Не знаю, что они такое. Сначала мне казалось – это души погибших людей. Но потом понял: они скорее то, что родилось в момент умирания. Страдальцы – какое-то издевательское и насмешливое воплощение ужасной смерти, карикатура человеческой агонии.
Я избегаю мест, где хоть однажды повстречал их на пути. Мне постоянно приходится менять маршруты, делая их длинными и неудобными.
Раньше я часто ходил через один подземный переход. Там работали не все лампы, валялись окурки, местами осыпались стены и всегда воняло мочой, но этот путь сокращал мою дорогу к дому.
В этом переходе почти всегда было пусто, но время от времени один нищий укрывался там от непогоды. Он сидел на картонке. Грязный и с косматой бородой. На нем был дырявый свитер в клетку и две куртки со сломанными застежками. На голове синяя вязаная шапка с завязками и смешным бубоном, из-под которой торчали засаленные пряди немытых волос.
Этот бездомный не упускал случая попросить помощи. Всегда спрашивал: «Закурить не будет?» или «Мелочишки лишней нету?».
Да я и сам беден, как церковная крыса, поэтому отличался от него лишь тем, что меня пока еще не выселили из квартиры за долги по коммуналке. Мне с этим нищим нечем было поделиться. Думаю, чтобы заниматься помощью другим, сначала нужно помочь самому себе, а мне и это удавалось не очень.
Однажды поздним осенним вечером я шел по переходу и обратил внимание, что в этот раз нищий не сидел, а лежал на своей картонке, свернувшись калачиком.
Он сотрясался от кашля и замолкал, а потом снова начинал кашлять, захлебываясь слюной и мокротой.
Хоть я всегда и считал себя последним человеком на свете, который способен кому-то помочь, но у меня тоже есть сердце. Поэтому я снял свой старый шерстяной шарф и протянул нищему.
– Благодарствую, – прохрипел он и, чуть приподнявшись, крепко обвязал им горло.
Та ночь была морозной. Даже дома, закутавшись в одеяло, я чувствовал, как холод проникает под кожу. А утром пришлось снова идти на улицу в надежде раздобыть денег или хотя бы еды. Всю жизнь мне приходилось перебиваться случайными заработками, я не мог оставаться на стабильной работе, чтобы не прослыть сумасшедшим.
Раньше у меня были попытки устроиться в штат, но это всегда заканчивалось примерно одинаково – я заводил приятельские отношения с коллегами, а потом оказывалось, что некоторых из них не существует.
Совсем скоро реальные люди начинали относиться ко мне, как к чудаку, что болтает сам с собой, пялясь в стену. Клиенты меня пугались, сотрудники сторонились. Где бы я не находился, всегда все шло наперекосяк.
Тогда я решил, что больше не хочу испытывать разочарований от очередного увольнения и буду сам себе начальником. Образования у меня нет, ведь учеба в университете тоже предполагала общение с людьми, поэтому я стал подрабатывать где придется, едва сводя концы с концами.
В тот день я крайне нуждался в деньгах и был готов ухватиться за любое предложение. Поэтому спешными шагами покидал свою улицу, направляясь к центру.
Город за ночь присыпало твердыми снежными крошками, что напоминали крупную соль. Ветер продувал уши даже через шапку. Я натягивал ворот куртки повыше, пряча шею, и шел привычным маршрутом к подземному переходу.
И, спустившись по ступенькам, увидел того нищего. Он лежал на полу, примерзший к луже собственной мочи. Его губы и ресницы покрылись инеем, руки плотно сжимали плечи.
Подаренный шарф не спас его от этой морозной ночи.
Было только раннее утро. Я прошел мимо, зная, что труп скоро найдут другие люди. Они лучше меня знают, что делать в подобных случаях.
Для большого города смерть одного человека ничего не значит. Он как выпавший волос, который вычешут и выбросят. Никто не заметит пропажи.
Я продолжал пользоваться тем переходом еще долго. Каждый день проходил мимо того места, где скончался тот нищий. Мне хотелось верить, что его смерть была спокойной, а не мучительной. Вдруг он просто уснул и не проснулся?
Но однажды вечером, спустившись вниз, я увидел очертания человека в другом конце тоннеля. Он сидел на коленях, опустив голову.
Я, ничего не подозревая, шел ему навстречу. Думал: «Еще один бедняга укрывается от ветра».
Но внезапно он начал подниматься. При этом его суставы затрещали, как ломающийся лед.
Я остановился, сразу поняв, кто он такой…
Человек повернул ко мне бородатое лицо и кашлянул. Этот звук был настолько громким, что задрожали стены и местами посыпалась кафельная плитка.
– КХА! КХА! КХА! – с каждым разом кашель звучал все громче.
От этих звуков звенело в ушах.
– КХА! – изо рта замороженного человека вылетели зубы.
И он побежал на меня, тараща застывшие глаза. Из черного горла летели кровавые брызги. Кашель сотрясал тоннель.
Я бросился назад и выскочил из перехода, чтобы больше никогда туда не спускаться. Этот путь теперь был осквернен страдальцем.
Мне пришлось найти другую дорогу к дому.
И подробное происходит со мной постоянно. Проклятые страдальцы! Они всю жизнь мне испортили!
Мне было всего семь лет, когда я впервые встретил одну из этих тварей.
В детстве я легко заводил знакомства, но они почему-то не перерастали в дружбу. Поэтому порой мне приходилось гулять одному.
Я блуждал по городским окраинам, подбирал палки, камни и устраивал одиночные игры.
Однажды около леса мне встретился мальчик и сам навязался в приятели. Он ничем не отличался от обычных детей – просто пацан с короткой стрижкой, в яркой мультяшной футболке и спортивных шортах. На носу веснушки, а глаза светло-голубые.
– Как тебя зовут? – спросил тот мальчишка.
– Толя, – ответил я.
– А меня Женя! – он протянул руку в знак дружбы.
И его ладонь была теплой.
Мы виделись несколько раз. Не договариваясь, встречались в районе того же леса и гуляли вместе.
Этот Женя казался интересным парнем, хоть и немного странноватым. Ни с того ни с сего он мог предложить порассуждать на мрачные темы.
– Толя, как ты думаешь, если человек умрет на кладбище, это смешно? – однажды спросил он и с интересом посмотрел на меня.
– Нет, не смешно. Смерть – это как-то невесело, – ответил я.
– А мне кажется, что это смешно! – сказал Женя, широко улыбнувшись.
– Почему? – не понял я.
– Ну вот, умер он на кладбище, да… а его оттуда увозят в морг, переодевают, кладут в гроб и везут обратно на кладбище. Какой смысл? Можно же было сразу его закопать и не тратить время! – объяснил приятель.
– Да, наверное, ты прав, – наспех согласился я. Потому что просто хотел закрыть эту страшную тему.
Тогда я не задумывался о таких вещах, ведь особо не сталкивался со смертью. Лишь однажды мама сообщила, что наша пожилая соседка сверху умерла. Мне объяснили, что наша жизнь не вечна. Люди становятся стариками, а потом засыпают навсегда. Но кладбища, гробы, переодевания мертвых – об этом я не знал ничего. Все это проходило мимо моего беспечного детского мира. А вот Женя, кажется, сильно интересовался этой темой.
Порой я начал замечать, что у него иногда дергается голова. Просто время от времени он так ей качал, будто она болтается на пружине. Это выглядело дико, но я старался не обращать внимания. Думал, что о таких вещах спрашивать неприлично.
Однажды мы сидели на шатком деревянном мостике у небольшого ручья и кидали камешки в воду, стараясь напугать мальков и головастиков.
– А где ты живешь? – поинтересовался я.
– Тут недалеко, за этим лесом! – ответил Женя, махнув рукой в сторону густых деревьев.
– У тебя дома есть своя комната? – спросил я, пересчитывая, сколько осталось камней в кармане.
– Конечно! Большая комната! А почему спрашиваешь? В гости хочешь? – спросил приятель. – Могу пригласить, только если пойдешь с закрытыми глазами.
– Это еще зачем? – удивился я.
– А чтобы дорогу не запомнил! – ответил Женя, не объясняя смысла такой секретности.
Но мне почему-то показалось, что это будет забавная игра. Я пообещал не открывать глаза и сдержал слово. Шел, зажмурившись, прикрыв веки ладонями, а Женя направлял меня, временами придерживая за плечо.
Мы шли по одной из лесных тропинок. Я ничего не видел, но слышал, как легкий ветер качает ветки деревьев, как поют птицы и жужжат насекомые. Слышал голос приятеля, но мой слух не улавливал звука его шагов позади. И если он замолкал, то мне становилось неуютно, словно я один затерялся в этой чащобе.
– Женя, ты еще тут? – в очередной раз растерянно спросил я.
– Да тут я, тут. Не споткнись, корень торчит… Осторожно, впереди кочка, – подсказывал мальчик, а я аккуратно переставлял ноги.
Это продолжалось долго, и меня начала утомлять эта игра. Я чувствовал, как устали ступни, как веки болели от напряжения и как желудок начинал побаливать, требуя порцию обеда.
– Все. Пришли! – наконец сказал Женя. – Только глаза пока не открывай.
Я остановился. Мальчик прошел вперед и шумно дернул за что-то железное. Заскрипели петли не то калитки, не то старой двери.
Женя снова взял меня за плечо:
– Проходим! Только иди медленно. Там впереди лестница.
Я почувствовал, что оказался в темном и холодном помещении. Сквозь веки больше не пробивался дневной свет, в носу появился запах сырости. Я осторожно спускался по маленьким ступенькам, следуя за другом. Под ногами хрустел песок.
– Тихо! Тихо иди! А то упадешь и сломаешь шею, – сказал Женя, а затем повторил это снова прямо мне в ухо. – Упадешь и сломаешь шею!
Голос отражался эхом в стенах. Это прозвучало так жутко, что я мигом потерял доверие к своему приятелю. Задумался, а стоило ли верить почти незнакомому парню. И куда он меня привел? Что за дом такой, в котором надо спускаться вниз?
Ступеньки закончились. Я встал на твердый каменный пол и все еще держал глаза закрытыми, слыша лишь, как в том помещении тикают часы.
– Вот моя комната! – сказал Женя, стоя у меня за спиной.
О проекте
О подписке