Первые путешествия

Когда мы учились в старших классах, нам было по шестнадцать-семнадцать лет, отец купил мне машину – старую машину. Но мне казалось, будто у меня появилась новая свобода. Что ты хочешь делать? С другом мы решили, что поедем в Калифорнию – отличная идея! Поедем на машине в Калифорнию! То есть тебе шестнадцать-семнадцать лет, у тебя есть машина и ты говоришь: «О’кей, я хочу проехать на машине десять тысяч километров, чтобы добраться до Калифорнии, а потом прокатиться по всей Америке», – и ты едешь туда на три недели. Хорошо. Езжай и сделай это. В этом был особый авантюризм, это было волнительно и захватывающе! Мы просто делали все, что хотели. И это была отличная поездка: вокруг горы, океан, парки.

До этого автостоп долгое время был единственным способом долгих путешествий. До того времени, как у меня появилась машина, если я хотел куда-нибудь поехать, я ехал автостопом. В Америке это более опасно. В России люди останавливают машину и говорят: «Хорошо, сто рублей или чуть больше в зависимости от того, куда вам надо доехать…» – и это безопаснее. Но в Америке – намного опаснее. Тебе может попасться какой-нибудь идиот, поэтому нужно иметь определенные экстрасенсорные навыки и способности. Нужно очень быстро посмотреть и почувствовать: это плохой человек или хороший? Потому что ты всегда можешь выбирать, ехать тебе на этой машине или нет.

И мне всегда как-то везло, или же я «вытаскивал» из людей их лучшие качества. Не знаю, что это было. Такие путешествия были действительно опасны, потому что ты ловишь машину днем и ночью – вот как тогда путешествовали. Не было денег, чтобы поехать куда-то на автобусе. Если мне хотелось куда-то поехать, скажем, к маме во Флориду, (это было около трех тысяч километров), я путешествовал автостопом. Это было самым быстрым, увлекательным способом добраться до любого места – но и самым опасным. Я имею в виду, что там полно сумасшедших людей.

Помню, однажды меня подвозил один парень, бывший военный. Он подъезжает к заправке и говорит: «Подержи мою пушку». Я даже не знал, что у него было оружие. Он говорит: «На, подержи». Странный тип… Потом едем дальше. Через полчаса говорит: «Положи мою пушку сюда», – и продолжает: «Я тебя проверял». Я спрашиваю: «Зачем?» Он отвечает: «Потому что до меня эта пушка принадлежала кое-кому другому, и он пытался кое-что сделать. Все это время я держал тебя на прицеле из другого пистолета». Странный тип… Он вырос в условиях войны. Он вырос во время войны во Вьетнаме, где сегодня люди были дружелюбны с ним, а завтра могли бросить в него бомбу…

В общем, в этих путешествиях встречаются всякие разные чудаки… Они сажают тебя в машину, намереваются сделать с тобой что-то плохое, но потом выясняют, что ты хороший человек и оставляют тебя в покое, не пытаясь ограбить или спровоцировать на что-либо. В общем, это опасно. Но если я хотел что-то сделать, я это делал. И я взял с собой собаку. Я взял собаку в поездку в совершенно потрясающее место – Национальный парк Гранд-Каньон – это где-то две с половиной или три тысячи километров. Когда мне было около семнадцати лет, я решил, что уже достаточно взрослый. Мне там нравилась одна девушка. Я хотел поехать, чтобы увидеться с ней. Так что я просто взял собаку и поехал. Было много свободы, я взрослел, узнавал жизнь, встречал разных людей…

Мне всегда так нравилось встречать разных людей – самых разных, всех национальностей, всех цветов. Черные, красные, белые, желтые. Мои родители имели предубеждения против черных, они не любили черных. А мне они нравились, и у меня были чернокожие друзья. Мои родители смотрели на них свысока. Просто было такое время в истории, когда черные и белые не любили друг друга… Помните ситуацию в Америке, когда черных обращали в рабство? С того несправедливого времени мы до сих пор не достигли баланса в этом вопросе. Если бы мои родители старались увидеть в каждом человеке индивидуальность, они бы подружились с черными, ведь черные – хорошие люди.

Мои друзья и я встретили нашего первого черного друга в ресторане, обслуживающем клиентов в автомобилях. Мы обедали внутри или снаружи, и наш друг работал там уборщиком. Обычно мы помогали ему, а он благодарил нас тем, что предлагал нам еще еды на наш выбор. Почему-то мой отец имел насчет этого предубеждения, сильные предубеждения. Не знаю, почему. Может быть, потому что он рос среди белых. Но у меня были чернокожие друзья. У меня были самые разные друзья. Это здорово, это был мой выбор и моя свобода. Знаете, для меня так было интереснее, понимаете, иметь таких разных друзей… И моя бабушка, у нее всегда было столько предубеждений. Тогда во мне зародились сильные подозрения. Как ты можешь быть религиозным и не любить этих людей? Я все время задавался этим вопросом. Я знал, что эта религия не работает. Как можно каждый день изучать, смотреть в свою книгу, молиться, делать разные вещи и носить в себе злобу по отношению к этим людям? Я не мог ничего понять. Но в то же время мне нравилось разбираться в этих противоречиях и использовать знания для духовного роста.

Когда мне было четырнадцать, мы с друзьями иногда работали ночью, разгружая грузовики. Склад находился рядом с нашим домом, и мы ходили туда ночью и спрашивали водителей, надо ли им что-нибудь разгрузить. Позже (летом, после окончания мной университета) мы с братом Алленом водили грузовик с мороженым. На грузовике был музыкальный колокол. Мы звонили в него, и к нам подтягивались покупатели. Мы продавали необычное мороженое – такое нельзя было купить в магазинах. Это было в Детройте, где в основном жили чернокожие. Все эти чернокожие дети бегали, играли, резвились, было очень оживленно. Но иногда в этом районе бывало весьма опасно. Моего брата грабили там не менее двух раз, угрожая при этом пистолетом. Брат работал в этом районе в течение многих лет. А я – лишь два месяца, может, чуть больше. Я решил, что мне нужно заняться чем-то другим. Продавать людям мороженое не было призванием моей жизни, мне хотелось чего-то большего, чего-то значительного. Работа продавцом мороженого была просто подработкой на лето – но интересной, потому что тогда я понял, что в Америке есть самые разные люди: греки, итальянцы, поляки. В России или Китае такого нет. Россия и Китай – страны-одиночки в большинстве их регионов, поэтому там не так сильна этническая напряженность, как в Америке. Америка в этом плане испытывает сложности из-за расовых предрассудков. Многим черным не нравились белые, а белым не нравились черные, и люди причиняли друг другу боль только из-за цвета кожи…

Были и другие опасности в процессе взросления. Моего брата однажды побили, когда он находился в том районе, где было больше черных. Он был с другом, у которого, к счастью, была очень темная кожа. Так что они не тронули друга, и друг смог защитить моего брата. Просто была такая энергия: были расовые бунты, разные происшествия. Такое было время – это было где-то в шестидесятые, давно, другая энергия. Были бунты, люди могли напасть на тебя. Никто не знал точно, что будет дальше. Это были другие времена, другие нравы.

Тогда я начал путешествовать автостопом. Понимаете, это опасно. Однажды Аллен приехал из Флориды ко мне, и мы поехали во Флориду автостопом. В тот момент он жил во Флориде, рядом с мамой. Я же был единственным, кто жил дома с отцом. Аллен сказал: «Поехали со мной, повидаешь маму». И я сказал: «Хорошо». Я просто написал записку отцу: «Я еду на несколько дней на природу». Отец ни за что не разрешил бы мне ехать автостопом в такую даль, он бы стал беспокоиться за мою безопасность. Но мы это сделали: уехали посреди ночи. Представьте, каково это: ты должен бегать очень быстро, очень-очень, чтобы успеть сесть в машину, которая остановилась буквально на секунду. Потому что если тебя поймает полиция не на том участке дороги, тебе могут выписать штраф. Но это было здорово, в этом был некий азарт. Это было приключение: ты мог где-то путешествовать! Можно было действительно делать то, что хочешь в этой жизни. Ты рискуешь и делаешь все, что угодно! В общем, это было очень интересно: уехать на юг во Флориду, автостопом, впервые увидеть океан – там, в другой стороне. И снова встретиться с мамой после стольких лет разлуки – это было очень здорово. И я был рад, что смог найти в себе мужество, пойти на риск и сделать это!

Университетские годы

Вначале я имел очень слабое представление о том, чем бы мне хотелось заниматься в жизни. Я увлекался спортом и, как и многие люди, не знал, чему мне посвятить себя. Я не мог определиться. Я выбрал направление «Экология и окружающая среда», потому что мне хотелось делать что-то хорошее для Земли. Таковы были мои ощущения: нужно делать что-то хорошее для жизни, хорошее для нашей планеты, а все остальное приложится. Я не выбрал путь обычного бизнесмена. Мне казалось, что жизнь – это что-то большее, и что мне следует рискнуть и вложить свою энергию в то, что поможет Земле, поможет людям в гораздо большей степени. Так, выбор направления «Экология и окружающая среда» был довольно трудным делом, потому что это было ново и немодно в то время. Кроме того, не было четкого понимания, где можно было бы применить навыки в этой области.

Но я был страстно увлечен экологией, я понимал, что нам нужно заботиться о Земле, и в своем выборе следовал велению сердца и интуиции. Это позволило мне выполнить большой объем работы в США – в национальных парках, за которые я очень благодарен… Это также было определенным образом связано с другим моим исследованием в жизни: мне не хотелось идти по дороге, по которой шли все остальные, и я наблюдал за тем, чем занимались люди – бизнесмены, врачи, полицейские, ученые, исследователи, преподаватели, политики и другие, – пытаясь понять, кто из них был счастлив. Также я стремился понять, кто не счастлив, – я думал, это поможет мне сделать правильный выбор в собственной жизни…

В общем, так или иначе, мне кажется, что общение с природой наделило меня такой силой. Понимаете, было столько счастья. И когда я поступил в университет, я стал членом команды по бегу. Я сказал тем парням: «Не знаю, смогу ли я это сделать. Я боюсь, из-за тренировок у меня не будет оставаться времени на учебу». Потому что теперь я впервые переживал из-за учебы. Тогда я только-только поступил, и мне хотелось быть уверенным, что меня не отчислят. В университете я думал: «Теперь я должен работать. Теперь я должен делать уроки, потому что иначе меня отчислят, а шанс дается только однажды…» Я боялся всего этого, когда поступил в университет. Я думал: «Теперь я должен это сделать, потому что за это платятся деньги. Я плачу эти деньги, хотя на самом деле их зарабатывает отец кровью и по́том. Я не хочу, чтобы его труд пропал зря, ведь он пожертвовал стольким ради меня. Я просто обязан хорошо учиться. Мне нельзя поступать иначе. Я должен учиться достойно и добиться успеха».

И мой тренер сказал мне, что те, кто занимается спортом, лучше учатся. Я был очень удивлен. Я не особо верил его словам. Он сказал: «Если ты занимаешься спортом, ты лучше учишься». Но я-то слышал всякие истории о том, как известные футболисты провалились на экзаменах в университете и поэтому вылетели из спорта. Но тренер оказался прав. Потому что, если ты занимаешься спортом, это означает, что ты каждый день упражняешься. Ты на особом положении в университете. Другие люди – они только и занимаются тем, что ходят на учебу. Они очень ограниченные и никуда не движутся. Они чаще впадают в депрессию. Учеба-дом, учеба-дом – они теряют себя, выполняя рутинную работу… Тренер был прав. Ежедневные занятия спортом – это вызов: я должен делать лучше. Я должен бежать быстрее. Я должен прыгать выше. Это невероятно. Я должен двигать свою энергию и направлять ее не только в голову.

Когда мы живем только «головой» – это скучно. Что ты собираешься делать со всей этой информацией в своей голове? Зачем она тебе? Это не делает тебя таким уж умным…

В тот момент я об этом не знал. Теперь знаю достаточно хорошо. Потому что у меня были обе жизни! Я хорошо учился, был отличником в учебе и прекрасно показал себя в спорте. Но при этом я упустил одну важную часть – смысл, глубокий смысл своей жизни. Так было, когда я учился в университете. Я отлично справлялся со всеми заданиями, но при этом постепенно терял смысл своей жизни. Я не мог найти его в рутине университетской жизни. Я был успешным в учебе, в спорте, но внутри я боролся сам с собой. Я не знал, как направлять свою энергию, я только начал учиться тому, что называют Жизнью. Но поначалу вопросов было слишком много. Что делать? Ведь большую часть моей жизни занимала учеба, учеба, учеба – бесконечная учеба. И когда я закончил учебу, я почувствовал, что вот сейчас, наконец, наступит хорошая жизнь. И возможность жить креативно была своеобразной наградой. Понимаете, для меня хорошая жизнь означала работать в сфере экологии. Папа говорил: «Может, ты хочешь быть инженером, может, ты хочешь заниматься этим?», – но он не давил на меня. Он сказал: «Это твоя жизнь, твоя свобода. Ты делаешь свой выбор». Конечно, у него были свои идеи, но он никогда не давил на меня.

И так случилось, что я выбрал то, что ему было меньше всего по душе, – экологию. Потому что у моего отца был склад ума скорее республиканца. Он считал, что «мир большой и ты можешь делать все, что захочешь». А я был скорее демократом, чьи партийные идеалы звучали так: «Ты должен заботиться о Земле: сохранять чистоту воды и воздуха, не разрушать лес». У него были противоположные взгляды и противоположные идеи. Отец был весьма шокирован. Конечно, он любил природу, ему, в какой-то степени, нравилось заботиться о лесе – потому что он был охотником. И он прекрасно понимал, что его сыну нужно выбрать то, что будет ему по душе. Итак, я поступил в университет с чувством полной свободы и желанием построить свою жизнь. Для меня это было чем-то, что я любил, у меня не было абсолютно никаких амбиций и стремления к большим деньгам. Экология была тем, чем я хотел заниматься. Я знал, что она важна для жизни всех людей – таков был мой взгляд на эту науку.

Еще в школе я хорошо решал головоломки, и это помогло мне в дальнейшей учебе. Потом, когда я учился в университете, все мои друзья сдавали математику – год за годом была одна сплошная математика… Четыре года в университете и три из них они решали математику, математику и еще раз математику… А мне нравились головоломки, поэтому мне пришлось сдавать математику только дважды. Это были самые сложные два раза. Самые тяжелые… Я сказал: «Хорошо. Мне все равно. Я попробую». И после этого мне сразу выдали сертификат по математике, потому что я всю ее прошел на этом экзамене.

Мне как будто везло – вроде как у меня здоровое тело, я спортсмен, а значит, мозг работает хорошо. Но я просто не зациклен, не зажат… когда пытаешься найти и ничего не видишь. Я интересовался более глубокими вещами. Я увлекался экологией и занимался внутренними поисками, поисками себя. В университете у меня была другая жизнь. Я жил в университете, а он был действительно огромным – сорок пять тысяч человек. Университет штата Мичиган – это был рай бегуна. Ему принадлежал такой огромный университетский городок, в котором километры за километрами находились сельскохозяйственные и лесохозяйственные участки. Я мог бегать там, заниматься спортом и исследовать природу. Предметы в университете были для меня интересными, и я страстно хотел учиться.