Глава 7

Я держала на руках сына, поглаживая нежную кожу, вдыхая детский запах. Рядом был мужчина, высокий, крепкий как скала. Он убрал за ухо выбившийся локон и поцеловал меня в висок, обещая жаркое продолжение наедине вечером. Сердце щемило от того, что этому не суждено сбыться. А потом он поцеловал сына. В окно светило яркое тёплое солнце. Я смотрела через открытые ставни на буйство зелени, а перед глазами всё меркло. Я медленно, но верно погружалась в зыбкую тину бессознательного, не в силах отличить сон от реальности. Громкий противный сигнал прерывал моё видéние и вытаскивал меня из сна.

Глаза сами собой открылись, и я смотрела на белый потолок с тусклой полоской света. Я села на кровати. Голова раскалывалась, сильная боль молоточками забивала гвозди в каждый нерв. Я потёрла глаза руками, пытаясь отогнать наваждение. Адский пищащий сигнал исходил из телефона. Противный будильник надрывался как будто из последних сил. Но звуки будильника ведь именно такими и должны быть. Будить, заставлять подниматься, жать отбой неверной рукой.

Вы когда-нибудь просыпались с чувством, что сон реальнее действительности? Даже не так. Сон и есть реальность. Тот ребёнок – мой сын, самый настоящий, а мужчина – очень близкий человек, которого я отлично знаю и понимаю. И то солнце светит в месте, где я живу, в моём доме. Но тогда почему я сижу на узкой односпальной кровати в маленькой комнате? Окна зашторены, но тот свет, что пробивается и оставляет полоску на потолке, совсем не то солнце.

Говорят, небо везде одинаковое, мол, поднимите голову, посмотрите на голубую даль и белые облака, и вы всегда почувствуете себя дома. Так вот, я не чувствую себя дома. Здесь солнце чужое, и небо тоже, и особенно облака. Почему я так думаю? Откуда эти мысли?

Дверь в комнату закрыта, но за ней слышались характерные звуки – треск жареной еды, звон посуды, утреннее радио играет весёлую музыку. Слишком обыденно. Я с трудом встала и пошла на запах жареного бекона. Сразу за дверью за поворотом в узком коридоре я нашла кухню. Девушка, тихо подпевая радио, выкладывала яичницу на тарелки.

– Доброе утро. Ты помнишь, кстати, что сегодня твоя очередь готовить завтрак? Но тебе адски повезло, что я проснулась раньше и не стала тебя будить. Так что, голодными мы сегодня не останемся.

Я смотрела на девушку и не помнила её. Какой-то странный голос в голове что-то пытался мне сказать. И этот голос был мужским. Что он делает в моей голове?

– Хела? Ты странно выглядишь. – Девушка подошла ко мне, чтобы коснуться моего лба. – Температуры у тебя нет. Не выспалась что ли? – Потом она рассмеялась. – Ты так смотришь на меня, как будто видишь в первый раз. Эй, я же твоя подруга – Елена. Ты вчера перебрала конечно, но не до такой же степени!

У меня и правда было такое впечатление, что я вижу её в первый раз. И если бы она не назвала своё имя, то я бы его и не вспомнила. Наверное. И почему Елена? Просто Лена для неё слишком примитивно? А меня саму и правда зовут Хела? Мои родители, похоже, знатные шутники. Я наконец села на табурет.

– Мне снился странный сон.

– Кошмар?

– Нет, скорее наоборот. Там был ребёнок, и мужчина, и дом, и тёплое место. И все мои.

Елена опять расхохоталась, похоже, это её обычная реакция на любое заявление.

– Ну, ты всегда хотела простых радостей жизни – мужика, семью, ребёнка. Вот они тебя и снятся.

– Мне до сих пор кажется, что они настоящие.

– Ты вчера перебрала, поэтому не удивительно, что тебе до сих пор кажется. Аспирин в верхнем ящике, сама достань. И ешь давай быстрее, а то опоздаем.

– Куда?

– На работу, – она опять смеялась.

И вот тут очередной провал. Кто я? Кем работаю? Я не знаю ответов на эти вопросы. У меня на лбу выступила испарина от умственных усилий. Сколько нужно перебрать, чтобы не помнить о профессии? И потом, для таких провалов в памяти недостаточно одного пьяного вечера, нужно планомерно годами разрушать нейроны головного мозга психотропными веществами. Я что, алкоголичка или наркоманка?

Я достала из верхнего ящика аспирин. Почему надпись на упаковке на немецком? Почему я вообще об этом думаю? Я вдруг поняла, что не знаю, на каком языке думаю. Приехали, тормозите, я выхожу. Алкоголичка, наркоманка, психопатка? Или просто дура? Аспирин не улучшит мои мыслительные процессы, но снимет головную боль. Я заела таблетку заботливо приготовленной яичницей и выпила кофе. Елена уже убежала собираться и в очередной раз поржала надо мной.

Подруга перебрала прошлым вечером и проспала завтрак – хихиханье. Подруга не помнит собственное имя – смех. Подруге снится сон о семье – хохот. Подруга забыла о работе – гомерический охот.

А мне было совсем не смешно.

Я не понимала, кто я, где я, сколько времени у меня на сборы на работу, про которую я тоже ничего не знала. В ванной я не помнила, которая зубная щётка моя, и никто не додумался прилепить для меня стикер с именем Хела. Как люди вообще со мной живут? Я опять удивилась, как странно звучит это имя. Моё имя. Как будто оно похоже на то, как бы я хотела, чтобы меня называли, но не совсем так.

Я залезла в душ, но решила не мыть голову, потому что мне вряд ли хватит времени на сушку волос. И я не знала, какое полотенце моё или халат. Надо завязывать с алкоголем или что я там употребляю.

С одеждой в шкафу было проще. С одной стороны висели три почти одинаковых чёрных костюма и белые рубашки. Я скривилась. Ненавижу чёрный цвет, а на моей работе, похоже, строгий дресс-код. Кем я работаю? Передо мной вдруг мелькнуло видение – совсем другая униформа, больничные халаты, шапочки и перчатки. Но образ рассеялся так же стремительно, как и появился, а на лбу опять выступила испарина. Почему я вдруг подумала о больнице? Лежала там недавно? Лечилась, не долечилась? Но чем больше я пыталась разобраться в своих странных мыслях, тем сильнее болела голова, и даже аспирин не помогал.

В итоге я натянула рубашку и чёрный брючный костюм. Одежда сидела как влитая, но у меня стандартный размер, и я легко могу одеваться в масс-маркете даже без примерки. Я причесала волосы, и мне они показались основательно выгоревшими на солнце, не как после двухнедельного отдыха, а как будто я постоянно жила на солнце. На теле тоже был ровный золотистый загар. Не думаю, что с моей белой кожей можно загореть до состояния шоколадки. Но если постоянно жить под южными лучами, то цвет кожи будет именно таким. Под солнцем из моего сна. Чёрт!

Дверь распахнулась:

– Хела, поторопись уже, нет времени наводить марафет!

Я в очередной раз потёрла глаза и потащилась за опять хохочущей Еленой.

– Ты телефон забыла, подруга! – Елена заботливо протягивала мне сумку с обычным женским набором барахла, куда я закинула телефон. И мы наконец вышли из квартиры.

Узкая лестница вела вниз с третьего этажа. На улице светило солнце, обычное, не жаркое. Я не сразу поняла, в какой мы стране. Но подумать об этом было некогда, потому что мы едва успели на автобус.

– Хела, сегодня твоя очередь идти за продуктами. Список у тебя в телефоне. Только не забудь, пожалуйста. – Она опять рассмеялась. – Ты приняла аспирин?

– Да. – Я наклонилась к ней поближе, чтобы прошептать на ухо, а то половина пассажиров и так уже к нам прислушивалась. – Что я вчера такого приняла?

Елена опять весело захохотала.

– Да ничего такого, штук пять коктейлей. И всё!

Блять! Тогда почему я чувствую себя так, как будто вчера ширялась не по-детски?

– Хела, это твоя остановка. На случай, если ты не помнишь, где работаешь, то иди по направлению к той вывеске – «Картье». – Она опять заржала, а меня это порядком стало раздражать. Как я живу с ней, и ещё не прибила её за постоянный ржач на пустом месте? Смех без причины – признак дурачины. Вслух я ничего не сказала.

Вылезла из автобуса, огляделась по сторонам. Обычная улица, магазины располагаются стройными рядами. Обычные люди в деловой одежде спешат по делам. Я зашла в магазин Картье и не помнила, что я тут должна делать. Вряд ли мне по карману здешний ассортимент.

Женщина за стойкой средних лет с аккуратной причёской в безупречном чёрном костюме подняла голову:

– Доброе утро, Хела. У тебя пять минут до инвентаризации. Поторопись, пожалуйста.

Я стояла как вкопанная, пока не увидела открытую дверь. Надо приходить в себя, а то люди скоро начнут догадываться, что со мной что-то не так. Я прошла во внутренние помещения, нашла шкафчики, на одно из них заботливо было наклеено моё имя. Ну хотя бы тут не ошибусь как с полотенцем и зубной щёткой. Я сложила сумку внутрь, перевела телефон на беззвучный режим, сложила его в карман пиджака и вышла в зал. В пять минут я уложилась.

Инвентаризация заключалась в опустошении сейфа с драгоценностями, переклеивании ценников и перемещении драгоценностей на витрины. Очень похоже на анекдот с клизмой. Один знает – как, другой знает – куда. Через полчаса инвентаризация была закончена, а я чётко понимала, что это всё не моё. Кризис среднего возраста у меня что ли?

Глава 8

Я ехал, стараясь не превышать скорость, хотя ужасно бесился ограничениям и правостороннему движению, потому что когда я был в ярости, то сознание переключалось на автоматический режим, где я без тормозов и разметки.

Я резко затормозил у ворот, вылез, даже не закрывая машину, и пошёл к ограде. Я не хотел звонить и входить, предупреждая о своём визите, поэтому перелез через ограждение. Если здесь есть камеры и постоянное наблюдение, то внутри уже знают о моём появлении, заодно и проверю, какая тут охрана. Это глупо и опрометчиво, потому что я без оружия, одна надежда на режим берсеркера. Я обошёл дом и вошёл через заднюю дверь, тут не принято запирать двери кроме ворот.

Никто меня не встретил. Я прислушался. В гостиной работал телевизор, кажется, шёл футбольный матч. Я, тихо ступая, двинулся на звук. Он сидел на диване, закинув ноги на журнальный столик, и было похоже, что он совсем не осведомлён о моём визите. Тем лучше для меня и хуже для него.

Я подошёл к нему со спины незамеченным и сделал захват сзади, резко перекрывая кислород. Он захрипел и схватил меня за руку, пытаясь оттолкнуть. Жест любителя, но не профессионала. Я придушил его ещё немного и резко отпустил. Он сполз с дивана, хватаясь на шею и пытаясь судорожно впустить побольше кислорода в лёгкие. А я встал перед ним.

– Где держат Олю?

– Чего? Дэн, ты сдурел?

– Ты прокололся, Даг.

– Я тебя не понимаю, Дэн.

– Ты рассказывал нам про книгу. Про розовый песок, серебряные шпили и янтарь. Припоминаешь?

– Нет.

Я схватил его за шкирку и потащил на кухню. Он пытался вырываться, но я уже понял, что против бывшего чемпиона ММА он не боец. Я отпустил его на полу на кухне и начал рыться в ящиках в поисках нужного предмета.

– Так где Оля? Где мне найти розовый песок, серебряные шпили и янтарь? А, Даг?

Наконец я нашёл подходящий предмет – молоток для отбивания мяса, и взвесил его в руке. Даг начал отползать, в его глазах был чистый ужас.

– Правая рука или левая, Даг? Какой ты колешь анестезию?

Он отчаянно мотал головой, а в моих глазах он видел холод и ярость, и это его приводило его в ужас. Я схватил его за левую руку и положил ладонью на стол.

– Подожди! Подожди! – Он уже плакал и орал. – Я вспомнил! Подожди!

Я отпустил его руку, и он на коленях пополз в комнату. Я шёл за ним, не выпуская молоток. Он дополз до кабинета, вытряс корзину для бумаг, роясь среди вороха выброшенных листовок. Каких только глупостей люди не делают в стрессе. Я почти закатил глаза.

– Вот! Смотри! – Он протягивал мне листовку.

Я взял её, скептически глядя на цветную рекламу, где крупными буквами красовались пять строчек стихотворения:

Там, где розовый песок моют на берегу реки,

Чтобы создать из него порох.

Там, где серебряные шпили

Одинаково отражают солнечный и лунный свет.

Там, где янтарь стоит дороже самого чистого бриллианта.

Реклама поэта, который пишет фанфики по мотивам фантазийных Хроникам Амбера. У него на прошлой неделе был поэтический вечер в Пафосе. Очень символично. Я фыркнул.

– Даг, что ты мне подсунул?

– Подсознание – странная вещь, Дэн. Разве ты не понимаешь?

– Нет, – я поднял бровь в немом вопросе. Моё терпение было на исходе, а он очень похоже заговаривал мне зубы.

– Я был пьян в дым, рассуждал о писательстве, мне пришли на ум эти строчки, и я их связал. Я это не придумал, только вспомнил. И сейчас, когда ты спросил первый раз, у меня ничего не ёкнуло, пока ты не применил силу. И тогда моё подсознание под воздействием сильного стресса нашло забытую рекламу, которую я случайно прочитал.

Я прищурился, обдумывая его слова. Сомнительно, поэтому я поднажал. Схватил его за правую руку и положил на стол, замахиваясь для удара. Он заплакал как ребёнок, выкрикивая:

– Не делай этого! Пожалуйста! Я сказал правду! Пожалуйста!

Я отпустил.

– И ты не знаешь, где Оля?

Он хныкал, боязливо глядя на меня.

– А что с Хельгой? Она пропала?

– Её похитили.

– Боже, Дэн, я не знал.

Я внимательно смотрел на него и считывал реакции. Он и правда был сильно напуган, не подготовлен, не ожидал моего визита и вообще не похож на человека, который мог сначала подставить, а потом так глупо проколоться. Он не дурак. Тем более, если он в деле против меня, то должен был знать, что я опасен и могу применить силу. А потому он не сидел бы дома, глядя в телевизор и подставляя золотые руки реаниматолога.

– Извини, Даг.

– Ты меня напугал, Дэн. Где ты этому научился? Армия? Ты служил в спецслужбе?

– Можно и так сказать. Извини ещё раз, я пойду.

– Дэн, если тебе нужна моя помощь, то я готов. Вы с Хельгой стали мне близкими друзьями, – я никогда не пойму и приму, что посторонний человек мог искренне помогать.

– Спасибо, Даг.

Я пошёл к машине и некоторое время сидел, тупо глядя на листовку. Какое отношение поэт мог иметь к исчезновению моей жены? И почему мистер Винсон, серьёзный человек, его цитировал?

Я несколько раз яростно ударил руками о руль и заорал, что было сил. Легче не стало, но я опять начал думать. Вместо рациональных решений в голову лезла экзистенциальная чушь.

В своей жизни я о многом сожалел. Но по-другому было нельзя. Я или должен был стать зверем, или должен был погибнуть. Но последние пять лет жизни с любимой Олей я ни о чём не сожалел. Я наконец освободился от негативных мыслей, позволил себе воплотить в жизнь самые смелые мечты и начал наслаждаться жизнью в полную меру. Я один несу ответственность за свою судьбу.

Больше тридцати лет я готовил почву, чтобы начать жить – получал опыт, тренировал тело и дух, зарабатывал деньги, экономил время, чтобы стать тем надёжным человеком, которому Оля будет доверять. И не справился с ролью её защитника. Будь я прежним, я был бы готов ко всему, что сейчас с нами происходит. Но такой я не готов. Я опоздал.

Время не щадит никого. Оно неумолимо и движется вперёд несмотря на то, что мы не готовы к будущему. Я боялся, что уже слишком поздно, уже никогда не будет прежних мечтаний, наивности, спокойствия. Но я должен действовать, превозмогая неуверенность в своих силах, тревогу и чувство вины. Я должен продолжать ради Оли и нашего сына. Она отдала мне всю себя и даже создала нашу частичку.

Наша жизнь не вечна, а потому нельзя останавливаться, нельзя откладывать важные решения и ответственные действия. Нужно только пересилить себя в этот момент слабости и сделать первый шаг.