Цитаты из книги «Ржавчина»

«Она не может ответить ему взаимностью». Как только эта фраза прокручивается у меня в голове, в кровь словно дофамин впрыскивают. Я чувствую как тепло растекается из глубин тела до кончиков пальцев. «Она все еще моя». Пусть и не в этой, реальной жизни. Какая-то часть ее души, сердца все еще принадлежит мне, и я не хочу отпускать. А потом ненавижу себя за это. Я эгоист. Знаю. Но все равно ничего с этим не делаю.

Как бы я ни старался, не получалось не думать о том, как она? Все ли у нее в порядке? Счастлива ли? А после слов Эрика эти мысли просто вышли из-под контроля, и несмотря на то, что об Анне мы больше не говорила, каждый раз, стоило нам с ним оказаться рядом, между нами начинала искрить не то ревность, не то странное понимание единства, как будто она повязала нас троих одной нитью, и мы никак не можем развязаться.

– А знаешь, что самое противное в этом всем, О’Доннел? – Я останавливаюсь. Эрик произносит обреченно, не глядя на меня: – Кажется, ты единственный сукин сын, кто может сделать ее счастливой. Нет фразы, которая могла бы ударить больнее. Потому что я единственный в мире, кто сделать этого не в состоянии. – Ты даже не представляешь, какую девушку потерял, – вздыхает Эрик. – Я бы полжизни отдал, чтобы она смотрела на меня так, как на тебя раньше. Я закрываю глаза. Мне нечем крыть. Потому что я отдал бы гораздо больше.

– У меня нет иных вариантов, – заметно разражается он, снова становясь тем самым Тобиасом, которого мы так хорошо знаем, и с каким-то особенным саркастическим наслаждением добавляет: – Но чтобы ты знала, секс ни с одной девушкой не сравнится с тем самым разом на заднем сиденье в Вирджинии.

Мне кажется, даже все и всегда знающая Джули не сможет на этот вопрос ответить. Я вижу, как она мечется, не зная, в какую сторону между любовью и гордостью сделать шаг. Знаю, она все еще его любит. Откуда? Потому что иначе не смотрела бы на него с такой болью в глазах. Не ломала себя изо дня в день, изображая силу и уверенность, а на деле едва собирая по осколкам. Я знаю, потому что чувствую то же самое. И точно так же, не представляю, что с этой любовью делать.

– Кажется, даже твои канцелярские друзья тебя предали. – Последнее предупреждение, О’Доннел, – цедит он сквозь зубы, тыча в мою сторону зажатой в руке линейкой. – И что ты сделаешь? Изобьешь меня этой штукой до смерти? Фрайзер не шевелится, не моргает. Его нарастающая злость настолько ощутима, что, кажется, ее можно потрогать. Вот так мы смотрим друг на друга секунд пять, а потом у него тумблер срывает. – Да пошел ты!.. – рычит Эрик и, громко хлопнув дверью, вылетает из комнаты. Я смотрю ему вслед, дожевывая. Кажется, это напоминает начало крепкой дружбы.

– От таких, как он, нормальных студентов нужно держать подальше. – Он еще и сын уголовника, сам недавно сидевший, – громко говорю, хлопнув его по плечу так, что Эрик аж подскакивает. Его глаза округляются. – Идем! Хватит сопли размазывать. Не съем я тебя. – Ваш ключ, – протягивает комендант связку, едва заметно улыбнувшись.

– Мы были соседями. Жили на одной улице. Когда как в кино, знаете, почти окно в окно. – А потом сам не замечая, выдаю всю историю подчистую. Про наше детство, игры, сумасшедших Джубиас и про то, как все рассыпалось в один день словно карточный домик, заканчивая вроде оптимистично, хотя и с надрывом: – Люблю я ее короче. – Но по факту хуже некуда, потому что бумага, прожигающая мой карман – словно карта, на которой одним пунктиром вытравлен путь к ней и одновременно за решетку. Мы оба молчим. – Я не знаю, что делать.

Повисает пауза, и я срываюсь с места, запираясь в ванной. Опускаюсь на пол, пытаясь справиться с панической атакой. Их не случалось со мной уже больше года. Лишь первое время после взрыва я начинала задыхаться от страха. Но сегодня, услышав голос Августа, снова вспоминаю тот день. А еще слова и поцелуи, каждый из которых ложь. Я сгибаюсь пополам, обхватывая себя руками, и тихо вою, упираясь лбом в холодный пол. «Это все в прошлом». Боль в прошлом. Страх в прошлом. Взрыв в прошлом. И самая сложная фраза, которую я заставляю себя произнести вслух. Чтобы знать. Чтобы услышать ее собственными ушами: – Август в прошлом.

– Да, класс, – отзывается она, но тут же добавляет: – Я ведь могу позвонить брату? У меня же день рождения. И никто не успевает рот открыть, как из динамика раздается знакомый голос. Отзывающийся в груди такой дикой болью, что меня едва не скручивает пополам. – Эй, детка, как ты? – Он делает вид, что шутит, но в голосе надлом. Он буквально сквозит фальшивыми нотами, хотя Август и смеется. – С