Глава 1. Красный велосипед

Аня провела рукой по тонкому речному льду, сметая снег, оставляя кровавый след. Под оголившимся ледяным стеклом бурлила мутная вода, пузырилась, кипела. Девочка ударила рукой, хотела разбить, но лед, хоть и был тонким, не поддался. Она ударила снова.

С илистого дна, откликаясь на удары, начало подниматься что-то маленькое, грязное. «Фарфоровая кукла?» – удивилась она и продолжила колотить и скрести лёд, сдирая пальцы в кровь, ломая ногти. Кукла металась вместе с водой ручья, билась с той стороны, трескалась и крошилась. От очередного удара с кукольного лица откололся кусок щеки, обнажая искусно выполненные фаянсовые мышцы и сухожилия. Короткие светлые волосы извивались змеями. Аня присмотрелась, и сердце сжалось, кирпичом продавливая грудную клетку. «Это мальчик?»

– Эй! – Крикнула она. Голос эхом разнёсся над ручьём, вороны взлетели с веток, каркая. – Эй! Кто ты? Да кто ты?! – Завопила она ещё громче и ударила по льду кулаком.

Кукла открыла глаза.

«Синенькая юбочка, ленточка в косе-е…», зашипел радиоприёмник, внезапно поймав волну. Девочка подпрыгнула, проснувшись на переднем сидении девятки.

– Разбудило? Выключить? На этой дороге всегда так, то ловит, то нет. Из-за холма вывернем, нормально ловить начнёт.

– Да нет, оставь, – проворчала Аня, вытирая холодный пот со лба.

– Скоро приедем. Ты чего? Опять кошмар?

– Нет пап, всё хорошо, давай окошки откроем, жарко.

***

Аня Волкова распаковала спортивную сумку на втором этаже облезлого деревянного дома. В этой комнате раньше жил ее отец, с рождения и до переезда в город на Неве после поступления в «Муху». Рисовал он всегда хорошо, правда, в основном пейзажи, выросший в степных краях, насмотревшись на холмы и траву. Академические дисциплины давались ему хуже, хотя по этому поводу он никогда не грустил, ведь истинной его страстью стала керамика. Точнее, она была его истинной страстью вплоть до встречи с Людмилой. И вот, отметив небольшую студенческую свадьбу, весело пробежав по Поцелуеву мосту, выждав пару лет, чтобы «встать на ноги», в жизни их молодой семьи появилась Аня, как и отец, получившая фамилию Волкова.

По началу Волковы жили в небольшой квартире в панельном районе, а затем, перебрались в центр, во многом благодаря стараниям и заработкам жены. Страстью Людмилы никогда не были ни муж, ни дочь, ни семья. Увлечённая политикой и карьерой, она редко бывала дома, ломая стереотипы о том, что главным добытчиком в семье должен быть мужчина. Но Аню и её отца это не смущало. Нельзя было сказать, что семья их не счастливая, хоть соседи и смотрели косо, да и одноклассники посмеивались. Но всё было хорошо. Было, до того зимнего дня, когда, вернувшись после секции плавания, в квартире на одном из центральных островов, двенадцатилетняя Аня услышала телефонный звонок.

Она все чаще задумывалась о том, какие страшные события запомнились ей из раннего детства. Она тонула в ручье и разбивала голову, упав с паутинки во дворе. Столько крови, текущей по лицу и футболке, она ни до, ни после не видела. Ужас в глазах смотрящих на неё детей, её подружку даже стошнило. Вспоминались и просто жуткие моменты. В городе тогда было неспокойно, и сообщения криминальных сводок провоцировали детей всем двором бежать и смотреть скорее, что же приключилось. Аня видела и дырки от пуль в стенах домов-колодцев, и ржавые хлипкие каталки с накрытым простыней телом, но даже это всё она бы не отнесла к очень уж плохим воспоминаниям. Но, тот звонок…

Сначала, он показался всем отличной новостью. Любой плясал бы от радости по квартире свой победный танец, а её отец именно так и сделал. И вот, в год двенадцатилетия, вместе со звонком от куратора галереи современного искусства, в жизнь Ани Волковой ворвался «чужой успех». Это стало страшным сном наяву. Страшнее даже тех кошмаров, что снились ей почти каждую ночь. Ведь теперь Аня росла в семье двоих успешных родителей. И казалось бы, счастье, но нет.

Она чувствовала себя самым ненужным существом на планете, в этой новой жизни родителям всегда было не до неё. «Ну ты же уже не маленькая, сама понимаешь», «это же для того, чтобы у тебя всё было», «в нашем детстве вообще ничего такого не было, а сейчас вон смотри, закончится выставка, придёт гонорар, что захочешь тебе куплю! Хоть пони! Нет, ну я серьёзно, Волчонок, хочешь пони?»

И если с самого рождения Аня привыкла видеть маму только по утрам, когда та спешила на совещания, собрания… «сегодня в штаб», «наблюдателем», «завтра поездка с председателем в область»… то смириться с отсутствием отца было сложнее. Квартира стала пустой. И тихой. Иногда заходила бабушка по матери, но и эти визиты были недолгими, здоровье у неё хромало. А потом настал май.

Все одноклассники с упоением ждали прихода этого предлетнего, пролетающего в одно мгновение месяца, ведь вот, неделя, две и «ура! Каникулы!». В понедельник вечером Аня Волкова сидела одна на кухне, доедая пюре с сосисками, которое она научилась очень вкусно готовить. Слишком тихо. От яркого света майских вечеров, готовящихся стать белыми ночами, в углах потолка точно сгущалась темнота. Слишком тихо и темно. Две тарелки, накрытые плёнкой, стояли на столе. Она не верила, что кто-то из родителей решит явиться на ужин, но убирать еду в холодильник не хотелось. Надежда – самый жестокий из ядов, с этим её «ну а вдруг?!».

Но «ну а вдруг» не случился во вторник, как не случился и в среду, в четверг она ненадолго встретилась утром с мамой на кухне. Получив наличных и сухой, словно птичий клевок, поцелуй куда-то в макушку, осталась одна доедать завтрак и собираться в школу. Аня злилась сама на себя, ведь даже этому нелепому поцелую она обрадовалась.

– Словно объедки мне кинула, а я и счастлива. – Пнула она жестяную банку, с грохотом прокатившуюся по двору.

В последнюю из майских пятниц Аня вернулась домой ближе к вечеру, после плавания и художки. Провернув ключ в замке, она с порога унюхала мамину стряпню и услышала папину дурацкую любимую песню, доносившуюся из кухни. «Неужели Новый год вдруг настал?» – подумала она и даже на всякий случай посмотрела в зал, на место, где в углу каждый год стояла ёлка. Но это была обычная майская пятница, за окном уже совсем по-летнему плыли облака, обрезаясь точно рамкой, карнизами двора колодца.

– Почему вы оба здесь? – Аня застыла в дверном проёме кухни. Мама прыснула, подавившись вином, а папа заливисто расхохотался.

– Здороваться не учили? Это что за вопросы такие? Потому что мы оба тут живём.

– Да!? Вот не похоже.

– Волчонок, не язви, мама вон вином всё залила.

– Ой, не начинай, не всё, вот уж и пару капель пролить нельзя, Ань, садись, бери котлеты на сковородке, на столе салат.

Уплетая за обе щеки вкуснейшие котлетки, Аня уже размечталась, что тот звонок был чьей-то злой шуткой, и теперь всё наладится, и они вот так будут ужинать дома, каждый день, все вместе. Как вдруг отец сказал:

– Мы тут посовещались по нашим расписаниям и бабушку ещё спросили, в общем, Волчонок, я знаю, ты, конечно, не любишь там бывать, но на каникулы придётся поехать к дедушке в деревню. Мамы полтора месяца не будет в городе летом, а я неделю тут, неделю там. По всему Поволжью выставки.

– А? Как это? К деду? Без тебя? И что мы там с ним делать вдвоём будем?

– Нет, подожди, почему без меня? На машине с тобой поедем, и я между выставками приеду, уже прикинул маршруты и даты, там не слишком далеко. На пару дней буду заезжать, а в августе и на неделю получится, порыбачим, в речке покупаемся, да, Волчонок?

– Ма-ам, нет, ну пожалуйста! Почему мне тут не остаться? Я справлюсь! До этого же справлялась.

– Нет, Ань, до этого полдня в школе, а после школы секции, а на каникулах что? В квартире будешь всё лето сидеть? Или одна как шпана по дворам слоняться? Ну уж нет. Да и дедушка рад будет.

– А день рождения? В июне же день рождения, вы приедете? Или что, его тоже вдвоём с дедом отмечать?

– Так у тебя же там были какие-то друзья? Вот их и позовёшь, папа, скорее всего, приедет, а я очень постараюсь.

– Какие-то друзья?! Мам, я их в последний раз видела, когда мне было пять! Я уже и не помню никого.

– Ой, не начинай, две недели будет, перезнакомишься со всеми.

Аня пнула спортивную сумку под кровать. С первого этажа доносился хохот дедушки и отцовские глупые шутки. «Перезнакомишься со всеми, конечно…» – поёрничала она книгам и кассетам, с грохотом рассыпавшимся по столу. Кроме чтения и музыки, никаких занятий придумать она не могла.

– И чем это лучше лета в квартире? Там хотя бы с одноклассниками можно было бы погулять. И телевизор ловит.

Отец уехал рано утром. Аня радовалась, что хотя бы додумался разбудить её, чтобы попрощаться, но позавтракать вместе отказался. Собрав бутербродов и термос чая, он прыгнул в машину и укатил по просёлочной дороге, поднимая пыль.

И всё застыло. Первая неделя лета тянулась бесконечно. Дедушка в основном молчал, раздавая редкие невнятные указания. Не ощущалось, что ему нужна какая-то помощь, и Аня думала, это потому, что он давно жил один и просто привык всё делать сам. Он лишь единожды поинтересовался у Ани, как много им задали на лето и справится ли она самостоятельно. И услышав положительный ответ, пробубнил что-то в духе: «Ну вот этим и занимайся».

На третий день, не в силах слоняться по дому и участку без дела, Аня откопала в сарае старый бабушкин велосипед. Постаралась отмыть его от ржавчины и грязи. Дед, вернувшись с дальних огородов на обед, помог смазать цепь, перекрутить сиденье и надуть колёса. И весь оставшийся вечер Аня каталась вокруг дома по песчаной тропинке, стараясь совладать с этим капризным железным монстром. По росту он был великоват, руль не слушался. В городе своего велосипеда у неё уже несколько лет как не было. Она с грустью вспомнила бежевый детский велосипедик, на котором каталась в начальных классах, и в очередной раз, еле войдя в поворот, решила закатить облезлого монстра обратно на участок. Дедушкин пёс облаял её у входа в калитку.

– Цезарь! Фу! Да я это, я, – ворчала Аня на короткошёрстную дворняжку.

В её роду точно были борзые. Ладно сложенный, совсем ещё молодой пёс прыгал вокруг, пытаясь закинуть лапы Ане на плечи.

– А ты чего только вокруг дома катаешься? – Дедушка отточенным движением схватил пса и зацепил цепь за ошейник.

– А можно дальше уезжать? – Удивилась Аня. Дед поднял бровь. – Ну, то есть я даже и не знаю, куда на нём поехать.

– Это в городе у вас везде машины и люди злые…

– Дедуль, да не злые там люди.

– Может, и так, просто много их, а тут, куда глаза смотрят, туда и катайся, никто тебе ничего не скажет и не сделает. Природа вон какая красивая, чего вокруг дома-то колесить.

– Да я и не боюсь, – как-то виновато пробубнила она, опасливо покосившись на овсяное поле, начинавшееся за забором участка. Поймав её взгляд, дедушка вытащил из-под растянутой футболки что-то маленькое, блестящее, на серебряной цепочке, и повесил внучке на шею.

– Оберег, чтобы ничего не боялась, – улыбнулся он.

– Дедуль, да не боюсь я! А что это?

Аня рассматривала монетку, подняв её двумя пальцами на уровень глаз. Через дырочку в центре была продета цепочка, цветы и завитки украшали обе стороны, а ещё непонятные надписи, совсем не похожие на обычные цифры.

– Да привезли когда-то давно, может, из Китая или из Японии, кто их там разберёт, эти черточки. Не знаю. Это бабуля твоя носила. Любила цветы на ней.

– Спасибо, – кивнула Аня, пряча подарок под одеждой. – А не жалко? Ты же теперь получается без оберега останешься.

Дед расхохотался, и Аня поджала губы, готовясь уже обидеться, но он потрепал её по голове. Было больно. Силу дед рассчитывать совсем не умел, но Аня отчего-то воспряла духом.

– Чего это, мне для внучки что-то жалко должно быть? Вот насмешила! А завтра, ты давай до Рейнеке докатись, там Тима уже спрашивал, почему к ним не заходишь.

Аня вспомнила, что в детстве летом играла с мальчиками Арсением и Тимофеем. Мальчишки с очень странной фамилией, она тогда ещё думала, что Волковы – это необычное семейное имя, но приехав к деду, обнаружила в соседях Шимдтов, Гоферов, Миллеров вперемешку с Петровыми, Ивановыми и Соколовыми. Но даже среди них «Рейнеке» звучало как шутка, как какое-то выдуманно-ненастоящее слово. Тима обиделся на неё, когда она в первый раз озвучила ему свои мысли. Дед же сказал, что это их бабка стращает, мол, потомки великих мукомолов и основателей деревни.

– Но это глупости все какие-то, уже при союзе не было здесь никакой мукомольни, всё порушили вместе с церквями, а большинство немецких фамилий, живших в степях ещё с Екатерининских времён, разбежались, сменились или обрусели. Но есть и те, кто остались, пережили. И теперь гордятся ими отчего-то чрезмерно. Ты перед Тимофеем извинись. Даже так, не гоже над чужими именами смеяться, он же его не выбирал. Мальчик он добрый, сразу простит, если извинишься.

Аня тогда извинилась. Вот и всё, что она помнила про соседей. А ещё, что Тима постоянно вредничал и отбирал её игрушки. Но тогда ей было пять. А сейчас? Просто приехать и позвать кататься?

– Как-то неудобно.

– Да отчего ж неудобно-то? Велосипед есть, погода вон, сказка, ни жары, ни дождей, ты только утром рано не заезжай, там пацанята отцу помогают с хозяйством, а после полудня шатаются по деревне без дела, хоть тебя с собой возьмут.

– Мама таких шпаной называет.

– Ну маме твоей виднее, конечно, да. Здесь дети – это просто дети. Чего дома сидеть, когда на велосипеде на речку можно.

Тима узнал её сразу. Ане даже стало как-то спокойнее от его болтливости и дружелюбия. Он вырос в красивого парня, вытянулся на голову выше, и рядом с ним Аня выглядела как ученица начальных классов. В школе она всегда стояла одной из последних в линейке на физре. А теперь и вовсе ощутила себя мелюзгой. А вот его младший брат Сеня вырос скорее вширь, он не был сильно выше Ани, да и толстым назвать его язык не поворачивался, Тима как-то сразу ляпнул: «Сейчас наш крепыш подойдёт и поедем». И, наверное, крепыш и было лучшим его описанием. В отличие от брата он не был болтлив и каждый раз, когда открывал рот, говорил какие-то гадости. Аня сочла его врединой.

Но уже через несколько дней поменяла своё мнение, когда на подъездах к их дому её облаяла стайка бродячих собак. Сеня выбежал на помощь. Он шумел, кричал, кидался в них камнями и палками, но ни разу не попал. Собаки, гавкая, разбежались, поджав хвосты.

– Ну ты и мазила! Спасибо, что помог, – улыбаясь, поблагодарила Аня, закатывая велосипед на лужайку дома Рейнеке.

– Ничего не мазила! Я же тебе не живодёр какой-то, собак калечить. Зачем? Припугнешь и разбегутся. В тебя бы камнем точно попал, – съехидничал он и получил за это подзатыльник от подоспевшего Тимы.

– Опять шавки эти прибежали?

– Ага, сколько не гоняй, возвращаются.

– Ты, Ань, не обращай внимания на его слова, – чуть позже оправдывался за брата Тима.

Они втроём добрались до маленького пляжа на ледяной и шустрой речке. Сеня сразу полез кататься на тарзанке, натянутой на склонившейся над водой старой ветле.

– Он камнем в меня грозился кинуть, – Аня сделала обиженный вид. Но она скорее притворялась перед Тимой. Она нисколько не злилась на Сеню, наоборот, ей даже понравилось, что тот не стал обижать собак. Больше всего она не любила мальчишек, издевавшихся над слабыми.

– Да это он шутил, конечно, говорю же, крепыш иногда перегибает, тем более с девчонками разговаривать не умеет совсем. Хотя мама говорит, что он животных больше, чем людей, любит. Но я думаю, это не так.

Сеня с кучей брызг плюхнулся в ледяную воду с тарзанки, исполнив сальто в два оборота, показавшееся Ане уж очень неуклюжим, отчего она в голос громко расхохоталась. Мальчик вылез из речки весь трясясь, с посиневшими губами, и, зыркнув на смеющуюся Аню, снова полез на тарзанку.

– А что это за собаки были? Они часто к вашему дому прибегают? – спросила Аня, поглаживая лист мать-и-мачехи, всё пригибавшийся обратно.

– Ай, да это цыганские, они встали с той стороны за асфальтовой дорогой.

– Где? Там, где поля с подсолнухами?

– Ага, чуть туда дальше, где лесок за полем начинается.

– И чего они там делают?

– Живут.

– В лесу? – удивилась Аня. До этого она видела цыган только на вокзале и прилегающих к нему улицах. И это были в основном женщины с маленькими детьми, предлагавшие погадать по руке.

– Да нет, не в лесу, у них там и палатки, и трейлеры, и даже генератор свой есть! Передвижной городок.

– А что они здесь делают?

– Да ничего особенного, работают, торгуют, меняются. Вон несколько человек к бате моему утроилось на две недели с полем помогать. К Соколовым тоже прибились, старый дом им ремонтируют. Тётки их потолок в «клубе» помогают белить. А как закончатся подработки, уйдут куда-нибудь, в Карамыш или в Полевку дальше поедут, кто их знает. Долго летом не стоят.

***

Вторая неделя лета тянулась не так грустно и уныло, как первая, отчасти благодаря Тиме и Сене, а отчасти потому, что Аня наконец-то договорилась с дедушкой об обязанностях. Ей доверили заботу о кроликах и курах, а также они с дедом разделили готовку. Ане выпало готовить ужины по пятницам и выходным. В отличие от прошлых приездов к деду, в этот раз ей даже нравилось жить в его доме. Хотя, скорее, ей нравилось, что ужинать ей не приходится в одиночку. Завтраки она пропускала, так как дед просыпался слишком рано, а обедала обычно либо в доме у Рейнеке, либо вместе с мальчиками ела бутерброды на берегу реки или на вершине холма. Каждый день они катались куда-то в новое место. Ребята будто выстроили план показать Ане за лето все интересные места в округе, хотя и отрицали существование такого плана.

И каждый раз она не справлялась с бабушкиным старым велосипедом. Падение за падением, на локтях и коленках уже не было живых мест. В конце второй недели лета, после поездки на дальнее озеро, свалившись там кубарем в ветловом лесу, Аня вернулась вечером к ужину. Дед вытащил ветку, застрявшую в её волосах, достал перекись и усадил на кресло, выгнав с него недовольного серого кота.

– Ты это, немного потерпи ещё. Два дня же осталось до дня рождения, – извиняющимся тоном пробубнил он. – Бабулин велосипед, конечно, не по тебе сделан.

– А причём тут мой день рождения? – дедушка охнул и замолчал. – Знаешь что-то? – Аня сузила глаза, точно хищная птица.

– Да чего мне там знать, ляпнул просто не подумав.

– Точно знаешь что-то! Папа приедет? Он тебе что-то говорил?

– Да не знаю я ничего! Любопытной Варваре… – дед схватил Аню за нос, и она услышала зловещий хруст, но всё равно весело рассмеялась.

– Так я тебе и поверила! – захохотала она и убежала переодеваться перед ужином. – Он сказал, что велосипед подарит? – свесив голову через перила, продолжила она приставать к деду на расстоянии.

– А ну кыш! Ты чего кошка так любопытствовать? Иди давай переодеваться и ужинать.