Если мои первые два дня в Париже были посвящены еде, прогулкам по городу и постижению парижской joie de vivre, жизнерадостности, то следующие несколько дней мне придется посвятить делам. «Давай, Элла, пора действовать!» – приказала я себе, заставляя встать с постели.
В отеле мне оставалось жить всего лишь четыре дня, и мне нужно было найти какое-то постоянное жилье, причем как можно скорее. Хлопоты о размещении на новом месте вышли на первый план, и я провела первые несколько часов великолепного солнечного дня в номере, просматривая объявления о сдающихся домах, субаренде и краткосрочной аренде. Цены тут были гораздо выше тех, к которым я привыкла в Мельбурне, особенно с учетом того, что мы с Полом всегда делили платежи из расчета семьдесят – тридцать. Я посчитала деньги и поняла, что мне придется снимать комнату в квартире, потому что могу себе позволить только это. Если бы я захотела жить одна, то растранжирила бы мои сбережения еще быстрее, чем рассчитывала. Не идеальный вариант, отнюдь.
К полудню я уже отправила несколько запросов и писем. Перспективы не слишком обнадеживали, но я начала уверенно. В окно моего номера вплывали запахи ланча и выпечки, и я решила, что не могу больше ни минуты задерживаться в отеле.
Я планировала пройтись до «Флэт Уайт», вчерашнего кафе, заказать там приличную чашку кофе и, пожалуй, справиться насчет работы бариста, если наберусь смелости. Немного поразмыслив над моей ситуацией, я постепенно приходила к выводу, что работа в сфере услуг, по крайней мере, на первых порах, в буквальном смысле купит мне какое-то время, которое я использую для поиска более заманчивых и престижных вариантов.
Дни, последовавшие за моим решением покинуть Австралию, проходили в лихорадочной панике – хлопоты с визой, множество картонных коробок, рулоны скотча, непрестанный стресс. У меня действительно не было времени думать, на какую работу я смогу рассчитывать во Франции и сколько мне понадобится денег. Мой мозг был слишком занят непрестанными колебаниями от ужаса к восторгу. Я сомневалась в своем плане, когда сдавала все свое барахло на хранение; потом исполнилась позитива, как только окончательно покинула квартиру Пола. Я задумалась, правильно ли делаю, уезжая из Мельбурна, когда написала Полу, где оставила ключи, потом поняла, что поступаю правильно, когда он даже не потрудился мне ответить. Короче, меня терзали эмоции.
Моя годовая виза для временной работы – Working Holiday Visa (WHV) – прибыла накануне моего вылета, и я с трудом удержалась и не бросилась с объятьями к почтальону, увидев в его руке большой конверт. Вместо этого я прижала к груди паспорт и поблагодарила вселенную за своевременную доставку пропуска для моего побега.
Но теперь, в Париже, мне не хватало комфорта моей знакомой работы в мельбурнском издательстве. Мне следовало бы сообразить заранее, что, если я приеду во Францию по временной рабочей визе – да еще со скромным знанием французского, – приличную работу я здесь точно не найду, но сидевшая внутри меня мечтательница все-таки надеялась, что мне подвернется что-нибудь интересное.
Я вспоминала, как великодушно повела себя моя прежняя начальница, когда я сообщила ей, что уезжаю. Я решительно вошла в наш офис утром в понедельник после разрыва с Полом. Я улыбалась, зная, что увольнение станет первым шагом в моем новом приключении. Я шла твердой поступью, с высоко поднятой головой. И только глаза – красные, с опухшими веками – выдавали меня. «Ты все равно ничего им не докажешь», – уговаривала я себя, когда без заметного результата пыталась замаскировать безобразие косметикой.
Швырнув на свой стол сумочку, я направилась прямиком в кабинет начальницы и спросила, найдется ли у нее минута, чтобы поболтать со мной.
– Вы уверены, что поступаете правильно? – осведомилась она. – Я могу сунуть ваше заявление в шредер и сделать вид, что никогда не держала его в руках, а вы просто возьмите отгулы до конца недели.
Но когда я рассказала ей про Пола, она поняла меня. И поддержала мое решение уехать во Францию – к моему удивлению. Скорее, я не ожидала такого и в душе даже надеялась, что она будет уговаривать меня остаться, возможно, даже предложит повышение и такую прибавку к зарплате, от которой трудно будет отказаться. Вместо этого она сказала мне, чтобы я не беспокоилась насчет отработки положенных после заявления об уходе дней и что я могу закончить работу, когда хочу.
Уход с работы стал необратимой точкой отсчета, и после этого мой переезд в Париж превратился из гипотезы в реальность. Я уже не могла переменить свое решение. А теперь мне надо было гарантировать, что, если во Франции у меня закончатся деньги, это не послужит удобным поводом вернуться в Австралию. Нет, мне нужна эта работа в кафе.
Когда я приняла душ, у меня уже бежали по телу мурашки от нервов, а когда зашла в «Флэт Уайт» с копией моего резюме в сумочке, то в шоке заметила, что чуть ли не дрожу. Это было странно, если учесть, что еще неделю назад у меня была приличная и стабильная работа на полный рабочий день.
– Bonjour, – помахала я бариста, одетому во фланелевую рубашку и рваные джинсы.
– Хей, – немедленно ответил он по-английски, явно отметив мой ужасный французский. – Вы хотите кофе? – В свою очередь, я сразу заметила его австралийский акцент. Хорошо это для меня или нет?
Поначалу меня сбила с толку его внешность австралийского серфера – светлые волосы, яркие голубые глаза и до смешного загорелые руки. Я удивилась, как он вообще ухитрился в Париже так загореть.
– Мне длинный макиато, пожалуйста, – решительно сказала я. Обычно я предпочитала флэт уайт, но тут подумала, что такой заказ поможет мне выделиться, докажет, что я кое-что понимаю в кофе.
– Тут или на вынос? – уточнил он.
– Тут, благодарю.
– Хватайте место, – улыбнулся он, и я засмеялась, потому что почувствовала, будто вернулась в Мельбурн.
На мгновение меня захлестнула вина, ведь я изменила традиционным французским кафе, но после отъезда из Австралии мне мучительно хотелось выпить приличный кофе; если австралийский бариста поможет мне в этом, я, пожалуй, прощу себя.
Я сидела и пила длинный мак – хотя в душе жалела, что это не флэт уайт – и рассматривала клиентуру. Мне надо было понять, как работали кофейная стойка и кухня, в этом кафе выпечка и прочая еда выглядели очень даже прилично: авокадо на тосте, разнообразные бисквиты и пирожные, необычные и интересные варианты гранолы. «Все блюда я бы с радостью ела на ланч», – подумалось мне. А кофе был превосходный. Я видела, что кафе «Флэт Уайт» мне прекрасно подходит, и уже начинала прикидывать, как бы словно невзначай поинтересоваться у бариста насчет работы.
Однако все мои мысли о том, как мне заговорить о вакансии, были отодвинуты на задний план после появления самого красивого мужчины, которого я видела в жизни. Если и существовала любовь с первого взгляда, то я оказалась сейчас ее жертвой.
Он был, как и положено, стандартно высокий, смуглый, стереотипический красавец: ухоженная щетина на лице контрастировала с накрахмаленной белой рубашкой и ярко-голубым легким шарфом. Он с легкой улыбкой оглядел кафе темно-карими глазами, и мне показалось, вот честное слово, клянусь, в самом деле показалось, что я сейчас упаду в обморок. Он небрежно прошел к кофемашине, оставив в своем фарватере волну слабых женских коленок (впрочем, возможно, только моих), пожал руку бариста и произнес низким, с хрипотцой, сексуальным голосом:
– Salut, Chris. Un espresso, s’il te plaît[16].
– Сейчас будет, дружище, – ответил бариста, вытряхивая портафильтр и перемалывая свежие бобы.
Я и так собиралась устраиваться сюда на работу под впечатлением от качества кофе, но если бы даже и не собиралась, то мысль о том, что я буду пожимать за стойкой руку этому загадочному красавцу-французу, завершила сделку.
Я глядела на этих двух мужчин и размышляла о том, как часто нас привлекают те, кто не походит на привычный для нас тип. Хоть я и могла признать, что бариста красив по-австралийски, что он буквальное воплощение небрежного и спортивного серфингиста, меня его внешность почти не привлекала. Возможно, оттого что я росла среди таких парней и в них для меня отсутствовал всякий интернациональный шарм. Зато этот француз был окутан тайной, зажигавшей что-то внутри меня. Моим первым впечатлением были таившиеся в нем крупицы необузданности, дикости, которые делают интересным общение с таким человеком.
Он быстро выпил эспрессо и небрежно выкатился на улицу, а через несколько минут – дав себе достаточно времени на то, чтобы поднять челюсть с пола, – я наконец набралась храбрости и решила спросить у бариста про работу.
– Классный кофе, – заметила я.
– Точно! – кивнул он. Очевидно, скромность не входила в список его добродетелей.
– Э-э-э, я видела в окне объявление, что тут требуется бариста. Я могу оставить заявку? – Я выудила из сумочки резюме.
– Конечно. У вас есть опыт приготовления кофе?
– Ну, до недавнего времени я работала в издательстве, но во время учебы в университете подрабатывала в сфере услуг. Так что да, я готовила кофе и раньше.
– Кофе не почасовая работа. Это стиль жизни.
Я подавила усмешку. Типичный австралийский бариста, считает, что кофе – это жизнь.
– О, абсолютно верно, – поддержала я его и неубедительно добавила: – И такой стиль жизни мне нравится.
Он взглянул на меня, держа в руке питчер с дымящимся молоком, и сказал под шум кофемашины:
– Тогда ладно. Почему бы вам не прийти на пробу? Мы поглядим, что вы умеете. Вы из Мельбурна или Сиднея?
– Из Мельбурна.
– Хорошо, – улыбнулся он, слегка вскинув брови.
Слава богу, мне хватило здравого смысла родиться в кофейной столице Австралии. Кажется, это прибавило мне несколько баллов.
– Так когда мне прийти? – задала вопрос я.
– Как насчет завтрашнего утра? К одиннадцати, после утреннего часа пик.
– Конечно. Тогда до встречи.
– До завтра. И не парьтесь насчет одежды, – добавил он, глядя на мое летнее платье с принтом из зеленых листьев. – У нас тут все просто.
Кто мог бы предсказать, что я буду выглядеть слишком стильно для особы, которая ищет работу? Или, может, я просто нехиппово одета на взгляд мельбурнского хипстера?
– Я Элла, между прочим. Приятно встретить соотечественника.
– Точно, – снова кивнул он, на этот раз без всякого интереса. – Я Крис.
Я ушла из кафе, не решив, нравится мне Крис или нет. С ним, казалось, легко поладить, но, когда речь шла о кофе, он был чуточку с придурью. Слишком фанател. Тем не менее я испытала облегчение, когда выпила чашку хорошего кофе и поговорила по-английски.
А воспоминания о том красавце-французе было достаточно, чтобы радоваться, что я зашла в то кафе и поговорила о вакансии. И я надеялась увидеть его снова, когда вернусь туда завтра.
О проекте
О подписке