ГВЕНДОЛИН: Ученица чародея

На самом деле, его приезд стал для меня настоящим сюрпризом, хотя я и ждала его столько дней. – Смешно?

Просто трудно было поверить, что он, маг и чародей, известный далеко за пределами Западного леса, снизойдет до какой-то деревенской ведьмы, услышит ее зов и явится на встречу. Признаюсь честно, все во мне затрепетало, когда я увидела его, такого неожиданно молодого, как мне вначале показалось, и незнакомого, совсем-совсем другого, нежели в моих представлениях.

И я смотрела, широко раскрыв глаза…

Как он остановил серого в яблоках коня, не доезжая нескольких шагов, и взглянул на меня долгим-долгим взглядом, казалось, впитывающим всю мою душу. Как затем усмехнулся веселой, но вместе с тем, пугающей улыбкой, не выказывая ни удивления, ни толики вопроса, словно наша встреча – нечто само собой разумеющееся и оговоренное давным-давно.

Я ни словом, ни жестом не дала ему почувствовать свое замешательство, и постаралась выглядеть спокойной. Мама сказала бы, что во мне умерла актриса. Во всяком случае, кажется, он поверил в мою игру, не замечая ни моего смущения, ни трепета перед ним. Кажется – или поверил?

Почему эти, незначительные, вроде бы, детали были так важны для меня? Так сразу не объяснить. Пожалуй, это станет понятным из дальнейших событий.

Итак, я пригласила его в дом, не преминув заметить боковым зрением красноречивый взгляд, которым он окинул меня с ног до головы. Все-таки, все мужчины одинаковы, маги они или нет.

Войдя в низкие сени, он приостановился, привыкая к неяркому свету, затем проследовал за мной на кухню, одновременно служившую гостиной и моей лабораторией – святая святых любой уважающей себя ведьмы.

Он уверенно, как дома, сел на один из стульев у застланного скатертью стола. Его руки с длинными пальцами легли на колени, и он – весь внимание – повернулся ко мне. Вдруг показалось – а может, просто так легла тень – что он значительно старше, чем привиделось мне сначала. Суровое лицо утомленного странника, кое-где прорезанное неглубокими морщинами, густая щетина на подбородке…

– Итак?.. – произнес мой гость. В его голосе звучал столь долго сдерживаемый вопрос, что мне он показался даже рассерженным.

Я села напротив и изобразила самую чарующую улыбку, на которую была способна.

– Пожалуйста, не торопитесь. Отдохните с дороги, перекусите. У нас еще будет время для разговоров, – мягко произнесла я, и тут же почему-то оказалась на полу – табуретка каким-то непостижимым образом выскользнула из-под меня, а Конрад мгновенно навис надо мной угрожающей тенью.

– Не время для шуток, ведьма! Ты звала – я пришел. Но я, действительно, очень тороплюсь. Так что хватит увиливать и перейдем к делу.

В какой-то момент мне даже показалось, что он готов вытрясти из меня ответ силой, но это меня почему-то не испугало. Я слишком долго ждала, чтобы отпустить его прямо сейчас.

– Гвендолин, – мягко поправила я его, —

– Меня зовут Гвендолин. А вы ведете себя невежливо.

Его глаза секунду смотрели на меня изучающее, затем он протянул мне руку, подымая с пола.

– Думаю, можно на «ты», – произнес он, так же внезапно меняя тон, —

– Как-никак, мы все-таки коллеги.

Переход от гнева к спокойствию был настолько неожиданным, что испугал меня куда больше. Похоже, предсказать перепады его настроения абсолютно невозможно!

– Хорошо, ястреб, – ответила я, отряхивая платье, —

– Перейдем на «ты». Так как насчет обеда?

– Ладно, давай, – он махнул рукой, —

– Неси свою стряпню.

И я подчинилась, внутренне усмехаясь. Не то, чтобы я очень рассчитывала на свои силы, но попытаться-то все равно стоило.

Конрад съел до конца свою порцию и попросил добавки. Я с улыбкой поднесла ему еще. За обедом мы почти не разговаривали, только смотрели друг на друга, и это походило на молчаливую дуэль, короткий обмен невидимыми ударами.

– Очень вкусно. Спасибо, – мой гость встал из-за стола и зашагал по кухне, то плечом, то головой задевая невидимые паутинки чар, сотканные мной специально по такому случаю. Он их не замечает! Не может быть! Я мысленно потирала руки.

Конрад резко остановился посреди кухни:

– Вот только готовишь ты гораздо лучше, чем колдуешь!

Я замерла, не зная, что от него ожидать в следующий момент.

– Думаешь, я не отличу на вкус приворотного зелья?! Или не замечу, чего ты здесь понавешала? Думаешь, твоя паутина может задержать меня здесь?! Очаровательная наивность, – он вдруг расхохотался, и я с облегчением поняла, что он больше не сердится.

– Зачем ты снилась мне? – маг снова оказался рядом.

– Затем, чтобы увидеть тебя, ястреб.

– А зачем тебе видеть меня?

– Чтобы говорить с тобой…

Наши зрачки встретились, соединившись бездонным колодцем, и я ощутила, как проваливаюсь во тьму, но все еще продолжала отчаянно хвататься за самый край.

– Так говори! – его пальцы охватили мое горло и сжались, но не сильно, словно предупреждая. Мягкие кошачьи лапки, играющие с пойманной птичкой.

Я все-таки удержалась, балансируя на прозрачной кромке, разделяющей меня и не-меня. Но дальше… Дальше произошло то, чего я меньше всего ожидала: он поцеловал меня…

Рассвет разбудил нас, серый и безжалостный. Ночь уходила: удержать ее было, увы, невозможно. Бесполезно было просить ее повременить еще немного. Вместе с ней собрался уходить и он… А я вдруг поняла, что сердце мое вот-вот разорвется пополам, и еще поняла, что просьба моя окажется теперь бессмысленной и невыполнимой вдвойне, чем могла быть до этого… Что же я наделала!

Он, поднявшись с постели, взглянул на меня с улыбкой, впрочем, теперь уже какой-то мягкой и усталой.

– Так говоришь, приворотные чары, да? – спросил он, коснувшись моей щеки, —

– Будем считать, что они подействовали.

Я молча смотрела, как он одевается, борясь с душащим меня комом в груди. Наконец, когда маг повернулся ко мне спиной, что-то внутри не выдержало, и, прорвав невидимую плотину, слезы прямо-таки хлынули из глаз.

Конрад слегка поморщился, снова посмотрев на меня:

– Вот только не надо этого. Не выношу женских рыданий.

– Пожалуйста, не уходи! – я схватила его за руку, позабыв про стыд. Мне казалось, я просто не переживу этого. Неужели он настолько жесток и циничен?!

– Пожалуйста, у меня есть к тебе одна просьба!

Он остановился, не отнимая руки.

– Одна? Какая же?

Я всхлипнула несколько раз, пытаясь побороть слезы. Наконец, мне это удалось, и, сжав руки в кулаки, я заставила себя произнести то, о чем едва смела мечтать:

– Ястреб, возьми меня в ученицы.

Мои слова даже мне самой показались настолько дерзкими, что я бы не удивилась, рассмейся он в ответ. Но он остался совершенно серьезен. Взял меня за подбородок, заглянул в глаза.

– Сколько тебе лет, Гвен?

Он впервые назвал меня так, и от одного этого слова у меня по спине пробежали мурашки. И все же я не растаяла окончательно и не дала эмоциям заглушить голос рассудка.

– Двадцать три, – солгала я, не моргнув глазом, и тут же сообразив, что он все равно мне не поверил. Но не могла же я признаться, что этой весной мне только исполнилось семнадцать!

– Ты для этого искала встречи со мной? – продолжал маг, между тем, все так же серьезно.

– Да, – и теперь я была абсолютно искренна.

Действительно, я хотела с ним встретиться именно по этой причине… до недавних пор… до сегодняшней ночи… «Что же я натворила?!» – снова воскликнула я мысленно. И не смогла ответить самой себе.

– Прости меня, Гвен. Я, на самом деле, не имею ничего лично против тебя. Но я не беру учеников и никогда не брал. Может, когда-нибудь, в далеком будущем, когда глубокая старость не позволит мне слишком далеко отойти от камина и любимого кресла-качалки…

Шутливым тоном он пытался смягчить свой отказ, но все-таки это был отказ, какая бы форма ему не придавалась, и какую же боль он вызывал! Ведь сейчас я теряла все: надежду, что согревала меня все эти дни, пусть иллюзорную, но все же возможность когда-либо достичь настоящих высот магии под руководством самого великолепного – о, я не обманывалась на его счет! – из чародеев, и… свою только что обретенную любовь.

Я видела, как полыхают, сгорая, последние обломки моей прекрасной мечты, и не могла сдержать стон.

Конрад еще раз взглянул на меня и повернулся к двери.

– Мне, и вправду, нужно спешить, – произнес он, шагнув к порогу, —

– Я и так слишком задержался. Впрочем, – он на секунду остановился, чтобы стереть застывшую слезинку с моей щеки, —

– Я не жалею об этом, – и нежная усмешка сделала его губы невероятно желанными.

Но я отвернулась, чтобы не смотреть на него, чтобы не видеть этих насмешливых глаз и поднятой в прощальном жесте руки. В моем рукаве остался последний козырь. Интуиция подсказала, что самое время вытащить его на свет. Я не представляла себе всей его силы, но – сейчас или никогда!

– Я знаю, кого ты ищешь, – тихо произношу я, но от моих слов он вдруг вздрагивает и замирает на месте, как от удара.

– Повтори, что ты сказала?!

– Я знаю, кого ты ищешь, – послушно говорю снова.

Он смотрит на меня в упор, зрачки – как наконечники стрел, и ни намека на недавнюю нежность и сожаление в этих сжатых, узких губах. Я не понимаю, что за струну только что задела, но вижу, что путь выбрала верный. Что же – пусть возненавидит меня, если хочет!.. Но не прогоняет…

– Кого же? – нет, не ненависть и не гнев в этих словах. Другое. Но что? – Желание? Страсть? Внезапная, яростная надежда?

Способна ли я дать ему то, чего он так жаждет?

– Ты ищешь одного рыцаря, – произношу я и вижу, как его щеки заливает смертная бледность.

– Ну да, конечно, – словно в забытьи бормочет он, —

– Как я мог позабыть! Наведенными были только сны, лишь сны. А мое видение, видение этого места – было моим собственным, было одним из знаков!

В эти минуты он походил на безумного, и я не поняла ни слова из того, что он говорил. И не успела бы понять, потому что в следующую секунду он налетел на меня, словно хищная птица, каковой, впрочем, и являлся.

– Ты знаешь, где искать?! – Ты знаешь! – он уже не спрашивал, он утверждал.

– Нет, – честно ответила я, —

– Но мне известно, кто знает.

В эту минуту я поняла, что держу его душу в своих руках, держу очень крепко, и тайная радость залила меня, словно огнем.

– Что ж, – выдохнул он и взглянул на меня с выражением, которое я опять не смогла понять, хотя всегда читала чужие лица, как книги, —

– Я недооценил тебя. Ты победила. Пока. Все-таки, вынужден признать, у тебя есть кое-какие способности. Можешь считать себя моей первой ученицей. Собирай вещи. Мы едем немедленно.

– Куда? – я едва не плясала от ликования

– На край света, конечно же! – он улыбнулся, и в его улыбке опять промелькнул оскал хищника, —

– Показывай дорогу.

Давно остались позади любимые, знакомые с детства места. Исчез за поворотом мой маленький дом, на который я даже не оглянулась; уезжая – никогда не оборачивайся на то, что покидаешь навсегда. Я знала, что больше не увижу этих высоких сосен, и солнечных полян, и не вдохну летний воздух, напоенный ароматом хвои. Я была уверена в этом так же твердо, как и в том, что за все необходимо платить. Мне было безумно грустно, и сердце грызла тревога, но я знала – это лишь первая из жертв, которые придется принести, если я хотела чего-то добиться. А я хотела.

Конрад ехал рядом со мной, и снова его облик неузнаваемо изменился. Теперь он был почти стариком. Он сказал: «Так нужно. Это одно из условий нашего договора. Не стоит привлекать лишнего внимания, а мы его обязательно привлечем, путешествуя в том виде, как есть. Поэтому пускай тебя лучше принимают за мою дочь. Дочь чародея, сопровождающая престарелого отца, ни у кого не вызовет вопросов. И я смогу так же легко и беспрепятственно учить тебя всему по пути. Кроме того, есть еще один момент, о котором ты сама прекрасно знаешь. Можно быть либо любовницей, либо ученицей – но не одновременно! Выбирай».

Ход его мыслей был безупречен – не придерешься. И я со всем согласилась – а что мне оставалось делать? Кажется, это должно было превратиться со временем в мою вторую большую жертву, в мое наказание. Постоянно находиться с ним рядом, иногда даже касаться его, ловить каждое слово и каждый жест, благоговеть перед ним и делить все тяготы и опасности дорожной жизни – и не сметь даже взглянуть на него по-другому, иначе, чем с дочерней почтительностью. – Худшего испытания он не смог бы измыслить!

И чародей, действительно, не щадил меня. Его требовательность превосходила всякие границы, а эксцентричные выходки порой доводили почти до слез. Иногда даже сложно было сказать: намеренно он это делает или случайно. Но я не собиралась отступать от своего, стараясь не жаловаться, и бывало порой, что чувствовала себя вознагражденной сторицей, когда он держался со мной, как с равной, что бывало, впрочем, далеко не часто.

Так, в первый день после отъезда, Конрад завел со мной разговор о конечной цели нашего пути (на самом деле, естественно, промежуточной, – конечной только на данном этапе, и как он предполагал – для меня; о собственной конечной цели он никогда не говорил).

– Куда мы все-таки направляемся? – спросил чародей, покачиваясь в седле в такт шагам своенравного жеребца, —

– Кто поможет в моих поисках? Теперь можешь смело говорить об этом.

Я слегка склонила голову и взглянула на него из-под полуопущенных ресниц. Мне была хорошо известна сила этого взгляда. Но он, кажется, остался равнодушен.

– Мы едем к той, кого именуют Хозяйкой Леса или Госпожой. Она может дать ответ на твой вопрос. И еще на многие другие, важные для нас, вопросы, – сказала я.

– Разве я не сумел бы отыскать дорогу без твоей помощи?

– А разве я сказала бы тебе тогда, к кому мы направляемся? – Нет. Ее находят только те, кто должен найти. А меня она ждет.

– Понятно, – только и произнес он.

Мы долго ехали по болотистой низине, всматриваясь вперед сквозь низко стелющийся туман. Сырость все плотнее окутывала нас. Временами казалось, что воздух с трудом проникает в легкие, но это была всего лишь иллюзия, и мы медленно продолжали путь, который уводил нас в неизвестность.

– Ты ведь понимаешь, что после того, как мы отыщем Хозяйку Леса, необходимость в твоей помощи отпадет? – спросил вдруг Конрад, и я поразилась его прямоте.

– Но мы ведь можем очень долго ее искать, – ответила я, —

– А для тебя, как я поняла, дорог каждый день… Поэтому мы можем заключить своеобразный договор: я привожу тебя к Госпоже как можно быстрей, но до этого ты даешь мне слово, что позволишь следовать за собой и дальше.

Он усмехнулся. Усмешка мелькнула и пропала в длинной седой бороде.

– Цепкий котенок!.. Конечно, я могу дать тебе слово. Хоть тысячу слов. Но что помешает мне его нарушить? Как ты уже поняла, я никогда не признавал таких понятий, как «благородство», «честь», «верность клятве», а всегда действовал в соответствии с тем, что казалось мне наиболее разумным в данный момент. Увы, я не рыцарь!

– Да, я знаю, – кивнула я, прикусив губу.