– Должен тебя разочаровать. Это была не просто пешка, а довольно сильный чародей. Неужели он мог оказаться настолько наивен, чтобы ни за что, ни про что подставляться под непобедимый меч? – Как ты считаешь? Наверняка, все шло по его собственному сценарию, возможно, то была лишь уловка, игра, а сам он остался цел и невредим.

Алиен подперла кистью тонкий подбородок.

– У вас, магов, свои правила, конечно, – произнесла она задумчиво.

– Вот если бы ты не вмешалась, – продолжил я, —

– Исход мог бы стать совершенно иным.

Она иронично усмехнулась:

– Ага, например, наша смерть.

– Например, наша смерть, быть может, – серьезно подтвердил я, —

– А быть может, и нет. Не все так прямо, как дорога, и не все так бескомпромиссно, как отточенный клинок.

Алиен взглянула на меня чуть искоса, с грустинкой в глазах.

– Кстати, что он там бормотал насчет дорог? Можно ли верить этим предсказаниям?

Хотелось бы мне ее успокоить!

– Не знаю. Я предпочитаю не думать об этом. Что хорошего может пообещать темный предсказатель?

– Да, ты прав, – кивнула она, —

– Ну, что, пойдем?

И мы поднялись из-за стола.

Воспоминания о том, что последовало дальше, были настолько сладки, что я сам не заметил, как погрузился в глубокий сон. И приснилась мне девушка. Не Алиен – другая. Смуглая, черноглазая, смоляные волосы, блестящей волной покрывающие плечи и темным покрывалом спускающиеся ниже, до самой талии, тонкой, как у осы. Вокруг ее хрупкой шеи звенело-переливалось монисто, а платье из красного шелка ровно облегало точеную фигурку.

Девушка улыбалась и смотрела на меня уверенным, чуть зовущим взглядом. Мне вдруг захотелось сказать ей что-нибудь, но я не успел, так как первые лучи восходящего солнца беззастенчиво пробились под мои сомкнутые веки, прогнав сон.

Я поднялся, перекусил, разыскал пасшегося в лугах Джокера. Он казался не слишком довольным, когда я взгромоздил на его высокую холку седло, и мне было понятно его настроение, но нам нельзя было отдыхать слишком долго: по моим внутренним ощущениям не так уж много времени всем нам оставалось.

Когда мы добрались до очередного жилого селения, я вновь взялся за расспросы. И напрямую, и обходными путями я пытался выяснить, не проезжал ли здесь интересующий меня рыцарь, и не знает ли кто-нибудь случайно живописную поляну, скрытую в лесу, на которой стоит деревянная изба с алыми петушками на ставнях и двумя раскидистыми дубами вместо ворот – место из моих видений.

Но, несмотря на подробное мое описание, повторенное не один десяток раз, я лишь впустую потратил более двух часов: никто не сумел рассказать мне ничего конкретного.

Поэтому я продолжил путь на запад, дальше и дальше, и поскольку никакие приключения пока меня не находили, и я сам их искать не собирался, а монстры и прочие творения тьмы на время, видимо, решили держаться от меня подальше, делать в дороге было все равно нечего, я вновь погрузился в воспоминания.

В этих воспоминаниях Алиен – не рыцарь в блестящих доспехах, с забралом, закрывающим лицо, – а уставшая девушка с грустными глазами, сидела, опираясь о мое плечо и задумчиво глядя в пламя костра. Светлые волосы длинными прядями закрывали лопатки, которые казались чуть ли не хрупкими – тому, кто не знал, какая сила в них таится. Тонкие, но мускулистые руки выглядывали из рукавов суконной мужской рубахи, которая, как ни странно, придавала еще более женственный вид ее обладательнице.

Я вдруг увидел ее воочию, словно она вновь была рядом, словно не разделила нас эта неожиданная пропасть. Как она склонилась чуть ближе и, дохнув на меня ароматом мяты, одними губами произнесла:

– Помнишь земляничную поляну?

Еще бы я не помнил! Мое зимнее колдовство, когда среди белых сугробов я создал для нее кусочек лета. Мне хотелось тогда произвести на нее впечатление, и, замечу без ложной скромности, мне это удалось. Но сколько сил было потрачено впустую, из одного лишь бахвальства, – об этом ей знать было вовсе необязательно.

– Да, конечно, помню, – ответил я, —

– Почему ты спрашиваешь?

– Просто вдруг захотелось чего-то такого же, похожего. Чтобы вновь мы вдвоем, и доброе волшебство, словно нет никакой войны, нет бесконечной битвы, и нет ощущения, будто все катится в пропасть, – Алиен подняла на меня взгляд, и в ее зрачках плясали крохотные искорки костра.

– Не могу. И хотел бы, но не могу. Ты знаешь, что сейчас не время. Любая мелочь может внести перевес, поэтому нам пока не до игры – выжить бы, на самом деле!

– Да, я понимаю. Извини, – она обхватила плечи руками, словно ей стало зябко, —

– Иногда я становлюсь совсем слабой.

Я улыбнулся, привлек ее к себе.

– Мне сложно представить тебя слабой. Это нонсенс, оксиморон.

Алиен улыбнулась в ответ, но в глубине ее глаз, по-прежнему, таилась печаль.

Значил ли на самом деле что-нибудь этот миг? Изменилось бы хоть что-то, если бы я ответил тогда по-другому? Разумом я понимал, что нет, но сердце начало придавать значение всякой мелочи, отыскивая причину ее поступка, причину, которой попросту не существовало! Видимо, я тоже становился слабым. И этому тоже не умел найти объяснения. Прежде мне не доводилось столь глубоко копаться в собственных чувствах, я считал, что не подвержен подобному пороку, которым обычно почему-то так гордятся люди. С моей точки зрения это всегда было не более чем глупым способом времяпрепровождения. А мне всегда было, чем заняться. Но сейчас…

Резкий толчок седла вывел меня из задумчивости. Джокер остановился и тревожно втягивал воздух широко раздутыми ноздрями.

– Ну, чего ты испугался на этот раз? – спросил я как можно бодрее.

Конь повел чуткими ушами и скосил на меня один глаз.

– Поехали? – но он не сдвинулся с места.

– Все ясно. Опять решение проблем полностью на моих плечах, – я спрыгнул с седла и, покрепче перехватив посох, шагнул вперед, раздвигая зеленые заросли.

Моему взору открылась река. Абсолютно черная, непрозрачная. Вода в ней, нарушая все законы природы, не текла, а словно бы еле ползла, густая, похожая скорее на сладкую патоку, чем на жидкость. Я подошел ближе. Воздух над берегом был неестественно, мертвенно неподвижен, и вокруг стоял отвратительный запах чего-то гниющего.

– Да, что-то купаться не хочется, – проговорил я сам себе.

Надо подумать, как перебраться на другую сторону. И не бросать же здесь Джокера!

В смоляной воде слабо виднелись какие-то длинные размытые силуэты, не похожие ни на рыб, ни на что-то еще, известное мне. Они скользили мимо, оставаясь совершенно неподвижными, словно привидения. Меня не сильно интересовало их происхождение, но приближаться к реке вплотную явно не стоило.

От мерзкого запаха начинало тошнить, и пора было предпринять что-нибудь действенное. Однако ничего умнее, чем мост, мне в голову почему-то не приходило. Высокий, полукруглый мост, достаточно прочный, чтобы перевести по нему коня, – он возник перед моими глазами, словно уже существовал на самом деле. Это потребует много затрат – физических и ментальных – и большое количество времени – того, которого особенно не хватало. Но другого пути, похоже, не было – реку ведь не обойдешь.

Я вздохнул и принялся за работу. Вначале я создал воздушный каркас, он перепрыгнул с одного берега на другой и застыл, словно бесцветная радуга. Дальше я сосредоточил все усилия на придании ему максимально возможной материальности. Дурацкая работа! Пространство вокруг скрипело, создавалось впечатление, будто гигантская рука скручивает давно заржавевшие болты. По моему лицу градом струился пот… «Пожалуй, – подумал я, – при помощи обычного топора и досок результат мог быть достигнут гораздо быстрее и легче». Но плотником я не был. Поэтому приходилось пользоваться своим привычным инструментом – магией. И сейчас я, наверное, больше всего напоминал человека, который при помощи дорогостоящего хрупкого прибора забивает гвозди.

Усмехнувшись про себя этому сравнению, я удвоил усилия, и где-то через полчаса мост был готов. Он не отличался особым совершенством, но я вовсе не задавался целью создавать архитектурное произведение; для меня самым важным являлось, чтобы по нему можно было перебраться на тот берег.

Джокер сперва противился моим отчаянным усилиям и ни в какую не хотел приближаться к черной воде. После еще получаса борьбы и уговоров я почувствовал себя совершенно измотанным. На лошадь не действовали ни обычные слова, ни особая, специальная магия – именно из-за этого свойства мой выбор когда-то пал именно на нее, несмотря на излишнюю пугливость, лень и множество других отрицательных качеств. Но это имело, как оказалось в дальнейшем, и свои неприятные последствия.

– Ну, все! – вспылил, в конце-концов, я, —

– Если хочешь – оставайся. Может, послужишь для кого-нибудь славным обедом. Туда тебе и дорога! – и повернувшись к нему спиной, вступил на слегка прогнувшийся мост.

И – к моему величайшему удивлению – покорно понурив голову, Джокер шагнул за мной. Видно, здравомыслие все же взяло верх (если в его упрямой голове, конечно, водились какие-нибудь мысли). Во всяком случае, оставаться в одиночестве ему явно не хотелось. Поэтому, или по какой-либо еще причине, презрев опасность, мой верный конь двинулся за мной следом по подозрительно шатавшемуся мосту.

Я старался не смотреть вниз, и вовсе не потому, что боялся высоты, а потому, что скорее чувствовал, чем видел, как подо мной плывут-ползут черные маслянистые волны, и некие бесформенные твари перемещаются в их глубине. Доски под моими ногами скрипели, и мне казалось, что вот-вот какая-нибудь из них не выдержит, и я рухну вниз, прямо в черные скользкие глубины. Отвращение, граничащее со страхом, сковывало каждое мое движение, но я вынуждал себя думать о том, что каждый шаг приближает меня к противоположному берегу. Позади я слышал тяжелую поступь и дыхание Джокера. Если мост выдерживает его, то почему он должен сломаться под моим весом? – Эти мысли придали мне бодрости, и я едва не сломал тонкие перила, шарахнувшись в сторону от возникшего внезапно фонтана черной воды прямо передо мной.

Что за?.. Сквозь просветы между досок я увидел, как внизу возникло движение, река вздулась горбом, и некая огромная туша поднялась к поверхности, явно пытаясь дотянуться до моста. У нее были выпученные глаза и осьминожьи щупальца, которые извивались в отчаянном порыве, устремленные вверх. И – ей почти это удалось! – я едва успел отдернуть ногу, когда одно из них попыталось обвиться вокруг моей лодыжки. Следующее едва не выбило опору у меня из-под ног, ударив по доске впереди так, что весь мост зашатался с жалобным скрипом.

Сражение в нескольких метрах над темной водой не входило в мои планы, и я, перепрыгнув еще через несколько протянутых ко мне щупальцев, почти бегом устремился к берегу. Тварь внизу бесновалась, выбрасывала вверх фонтаны воды. Я пару раз поскользнулся, уворачиваясь, один раз едва не упал, но, когда мне стала уже надоедать эта игра в «догонялки», я, наконец, достиг противоположного берега и спрыгнул на твердую землю.

Следом послышался безумный топот, будто дикий слон пытался уйти от погони, и весь покрытый пеной, с выкаченными от ужаса глазами, Джокер соскочил следом за мной, чуть не растоптав меня на месте.

– Эй, полегче! – прикрикнул я на него и замахнулся посохом.

Весь дрожа, конь отпрянул, остановившись. Он как будто не понимал, за что я так на него злюсь.

– Вот так, – произнес я, ни к кому конкретно не обращаясь, —

– Если тебя не погубят монстры, то прикончит собственная лошадь.

Джокер, естественно, молчал, но мне показалось, что вид у него чуточку виноватый.

– Ладно. Повеселились – и хватит, – я взялся за оборванный повод тяжело дышавшей лошади, и мы пошли прочь от черной реки.

Как ни удивительно, пережитые приключения ни капли не повлияли на мой сон. Едва моя голова коснулась свернутой попоны, заменявшей мне подушку, как я тут же провалился в забытье. И мне опять приснилась темноволосая незнакомка. Теперь она склонилась у ручья, внимательно изучая свое отражение. На ней было все то же красное платье и серебряное монисто. Сложив ладонь лодочкой, она зачерпнула воды, затем словно бы обернулась ко мне, и на меня пристально взглянули сразу две пары глаз: ее собственные и глаза ее двойника в прозрачной воде. Это было странное ощущение, от которого я не избавился до конца, даже проснувшись.

Мне стало ясно, что сон мой – не просто сон, но что он означает, я пока не разобрался. Еще один знак? Или зов? – Очень похоже. Если бы я не тратил столько сил и времени на поиски, наверное, я бы скорее разобрался с этим. Но пока у меня не было такой возможности, поэтому я решил оставить все как есть, и продолжать свой путь, хотя и был весьма заинтригован.

А что, если это все – звенья одной цепочки? Случайностей не бывает, как говорил мой учитель, живший на этой земле несколько сотен лет назад. Ну что ж, тогда мне, тем более, по пути с моим странным сном, и где-то дороги наши пересекутся.

Я ехал вперед, и сердце мое отчего-то снова заныло. Может, оттого, что я, повинуясь некоему внутреннему потоку, полностью отдался размышлениям? Одна мысль тянула за собой другую, разматывая клубок воспоминаний, которых мне не хотелось больше касаться. И вот они уже выползли из глубин, и опять я вижу…

Мы сидели с ней на лесной поляне, как часто сидели по вечерам, останавливаясь на ночлег. Костер почти догорел, угли едва тлели в бархатной тьме окружившей нас ночи. Разговор между нами что-то опять не клеился, поэтому молчание наше затянулось, а когда я взглянул на свою спутницу, то увидел, что она уже дремлет, уронив голову на дорожную сумку. Волосы ее растрепались, из-под них виднелась рука, тонкая, но отнюдь не хрупкая, совершенная, словно выточенная из алебастра. Даже во сне длинные пальцы сжимали рукоять меча, лежавшего рядом. Я так отчетливо помню эту руку! И почти не помню лица… Я бы рассмотрел его повнимательней, чтобы память впитала каждую линию, каждую мелкую черту… Но я ведь не знал тогда, что вижу ее в последний раз, не мог знать.

Было довольно поздно. Черные облака набегали на полуостров луны, и ее тусклый отсвет, заливавший поляну, временами совсем растворялся в ночи; тогда лес казался еще более таинственным и чужим. И еще было нечто, насторожившее меня. Сперва я решил, что мне просто чудится, но потом ощущение стало сильнее, заставив меня подняться и на цыпочках отойти от костра.

Я решил не будить Алиен: она выглядела такой усталой. И к тому же я был уверен, что справлюсь один. Если же опасность окажется более серьезной, чем я полагал, то она и сама проснется, решил я; Алиен – не беспомощная девчонка, и чутье ее ненамного слабее моего.

С этой мыслью я зашагал через кусты, осторожно раздвигая ветки. И за мной увязался Джокер: возможно, он тоже ощутил исходящую из тьмы угрозу и не захотел оставаться без защиты хозяина, а может, просто решил прогуляться за компанию.

Позже я много раз думал: «Почему я все-таки не разбудил ее? Ведь тогда все было бы иначе!» И каждый раз пытался убедить себя в обратном: ведь чему суждено произойти, то произойдет обязательно.

Я первым нашел тех, кто, похоже, разыскивал нас. Стая ночных волколаков шла по нашим следам, почти не таясь. Наверное, их терзал слишком сильный голод, раз они потеряли всякую осторожность. Я не ожидал, что противник окажется таким многочисленным, и вот тогда впервые пожалел, что Алиен нет рядом. Ее огненный меч пришелся бы очень кстати. Однако поздно было отступать, когда я сам ввязался в битву.

Сперва преимущество, конечно, оказалось на их стороне. Я не стану сейчас описывать подробности. Скажу только, что битва между нами продолжалась до самого утра. Стая к тому времени поредела больше, чем наполовину, и утратила боевой задор. Однако и я выдохся. Поэтому, когда оставшиеся в живых волколаки начали отступать, решив, что я им все-таки не по зубам, я не стал их преследовать. Мое последнее заклинание, посланное им вдогонку, уложило на месте еще четырех, а оставшиеся рассеялись по окрестному лесу.

Оглядевшись, я обнаружил, что оказался довольно далеко от места нашего ночного лагеря. Я окликнул Джокера, и он-таки соизволил явиться на мой зов, хотя делал это далеко не всегда. Через минут двадцать мы подъехали к лесной поляне, где в кругу выжженной травы темнели потухшие угли. Стояла рассветная тишина, над землей стлался молочный туман, и – никого не было.

Я огляделся, обошел вокруг – нигде ни одного следа и ни намека, куда могла подеваться моя спутница. Тогда я замер, вслушиваясь в голоса просыпающегося леса, – я все еще сохранял спокойствие – не могла же она исчезнуть просто так, без всякой причины! Здесь не было битвы: я бы сразу понял это, и она никуда не собиралась – во всяком случае, мне об этом ничего не было известно. Ее никто не мог увести силой, тем более, не оставив следов… И тем не менее, Алиен исчезла. Исчезли ее вещи, исчез Скай… И я не обнаружил ни единого намека на то, как и почему это произошло.

После ночного боя у меня почти не осталось сил, поэтому возвращение в птичий облик проходило с трудом, даже через боль. Но я сумел развернуть потяжелевшие крылья и подняться в воздух.

Что-то внутри меня с самого начала твердило, что все бесполезно. Но я не слушался внутреннего голоса и продолжал наматывать круги над зеленой чащей. Ветер и отчаянье слепили меня, я с трудом удерживал высоту, час за часом облетая лесные пределы. Но это было безрезультатно. Я обязательно увидел бы ее, не мог не увидеть, если бы она, на самом деле, была! На земле, под землей, еще где-то! Происходящее казалось просто дурным сном.

Наконец, усталость взяла верх, и я почти упал в мокрую от росы траву, и лежал там, стараясь унять колотящееся сердце, уже в человеческом обличье. В мыслях царил невероятный хаос. Вот тогда, неожиданно, я вспомнил про перстень, проклятый перстень, оставшийся у нее на пальце! Теперь ничто не поможет мне отыскать ее, понял я и едва не закричал от отчаяния.

Она исчезла – а вопросы остались: Что произошло? Отчего она вдруг покинула меня? Куда ушла, уехала, улетела?! Они не находили ответа, да и не могли найти, потому что смысла во всем этом не было ни грамма.

Она просто исчезла – и все. И когда эта мысль окончательно утвердилась в моей голове, я впал в какой-то ступор, а потом меня охватило глубокое забытье, перешедшее в сон. Я проспал чуть более суток, а, проснувшись, мгновенно все вспомнил, и боль, вернувшаяся ко мне, оказалась столь острой, что мне захотелось вырвать собственное сердце.

Лишь снова тронувшись в путь, я сумел постепенно прийти в себя, поражаясь в то же время силе и горечи охвативших меня эмоций. Для меня это было в новинку, я не мог найти им объяснения, и чувствовал себя, словно первопроходец, словно созерцающий дивное и страшное чудо путешественник: растерянным, изумленным и потрясенным до глубины души…

С тех пор прошло уже больше двух лет. Многое изменилось вокруг, но не внутри. Мир постепенно перерождается, становясь другим. Тьма, что гораздо чернее ночи, наступает постепенно, но неотвратимо. А я все так же иду по следам, выискивая тайные знаки, скрытые намеки, спрашивая, ища и, по-прежнему, не находя точного ответа. Я иду по следам…