Цитаты из книги «В окопах Сталинграда»

До хутора Бурковского добираемся к вечеру.

Что-то со страшной силой ударяет меня в левую руку, потом в ногу. Зарываю голову в снег. Он холодный, приятный, забивается в рот, нос, уши. Как приятно… Хрустит на зубах… Как мороженое… А он говорил, что не помзы… Самые обыкновенные помзы… Только колышек сбоку. Чудак сержант. Все… Больше ничего… Только снег на зубах… 28

Разжаловали и – в штрафную. Больше об Абросимове мы не говорим. На следующий день он уходит, ни с кем не простившись, с мешком за плечами.

Фарбер не находит слов, сбивается, краснеет, опять ищет стакан и вдруг сразу выпаливает: – Вы сами трус! Вы не пошли в атаку! И меня еще при себе держали. Я все видел… – И, дернув плечом, цепляясь крючками шинели за соседей, протискивается назад.

Ширяев приполз сам, залитый кровью, с беспомощно болтающейся рукой. Приполз, еле через бруствер перевалился и сразу сознание потерял. Отправили в санчасть. Я зашел туда. Полчаса тому назад его отвезли в медсанбат на ту сторону. Всего батальон потерял двадцать шесть человек, почти половину, не считая раненых.

Карнаухова так и не нашли. Говорят, видали, как он с четырьмя бойцами ворвался в немецкие окопы. Там, по-видимому, и погиб.

Утром мы хороним товарищей – Харламова, Сендецкого и командира взвода с седой прядью.

Друг… э-э-э… друг… Мы идем на маленькую хитрость.

Я никогда не думал, что Харламов такой аккуратный. У меня в штабе он всегда все терял и забывал.

Харламов… Мой бывший начальник штаба… Смотрит и не узнает. На лице никакого страдания. Какое-то отупение. Лоб, щеки, зубы в земле. Рот приоткрыт. Губы белые.