Одни смирялись с катастрофой и искали объяснение в русской религиозной мысли, в философии Николая Федорова, Владимира Соловьева, в учении Федорова о «всеобщем воскресении», в тезисе Соловьева, что Россия должна быть жертвой, чтобы примирить Восток и Запад, восточное и западное христианство, после чего наступит эра «Третьего Завета», когда не будет войн^[62].

Другие принадлежали к левой русской интеллигенции – эсерам, меньшевикам, анархистам. Облегчали свою жизнь, смеясь над собой, критическим отношением к дореволюционной России. Они стремились через Париж, Прагу, Хельсинки, Ригу, Берлин приобретать литературу о жизни в СССР, информировать сербов о Советской России. В основном, эта интеллигенция группировалась вокруг Земгора (представительство в Белграде находилось на ул. Кнеза Милоша, 45).

Пожалуй, добавлю здесь, что в Сербии можно было встретить «русских Хлестаковых», «отягченных званиями, орденами и прочими отличиями», да и смотрящих на сербов свысока. Иронично замечу, что к этому обязывало само звание «старшего брата», бывало, по привычке «баловавшегося» кокаином и др. наркотиками, искавшего и находившего «уличной любви»^[63].

Деньги, вернее, охота за ними, не исключала и вымогательства. Характерным примером может служить сюжет с посетившим в конце 1920-х гг. Белград Константином Бальмонтом. Под предлогом «избавления» от покушения на него монархическими кругами, некто Борис Флягин пытался получить некую сумму денежных знаков, но его «афера» была сорвана^[64].

Тема борьбы с «большевизанами», за Русь, царя самодержавного была едко обыграна в упоминавшемся журнале «Бух!!!». Итак:

«Подводя итог титанической борьбе русской эмиграции с большевиками наш специальный сотрудник установил среднее количество активной работы исполняемой каждым рядовым беженцем в течение одного года… 1. Слова: “Мы”, “борьба” и “Россия” произнесены 1.586.903 раза.

2. Песни: “Мы смело двинемся вперед” и “Что нам горе” пропеты 4.009 раз.

3. Выпито за “Единую Неделимую” и за возвращение “не позже, чем через полгода15.000 литр.»^[65]

Дальше следовали уж совсем фантазийно-издевательские строки. Этот провокационный текст имел свою подоснову, учитывая само эмигрантское житье-бытье, тяготы которого, случалось часто, топили в алкоголе.

Появление «пьяного руса» было, по свидетельству одного из современников, типичным для мест, где селились русские беженцы^[66].

Быт – это, прежде всего, жилье. Далеко не каждому была по карману отдельная квартира. Средний заработок составлял 900 динаров. В 1927 г. 50 динаров равны 1 доллару. Газета «Новое время» стоила полтора динара. Обед в «Русском ресторане» 18 динаров и 14 динаров. Абонемент на 15 обеденных талонов – 19,5 динаров^[67].

Возвращаясь к квартирному вопросу, скажу, что многие снимали так называемые углы, жили по нескольку человек в четвертушке или половине комнаты. Люди побогаче могли позволить себе меблированные комнаты. В Белграде таких общежитий гостиничного типа было несколько, например, «Семья», «Общество взаимопомощи», «Инвалидный очаг», «Россия»^[68]. С 15 декабря 1923 г. к услугам постояльцев открылись меблированные комнаты «Родина» с электричеством, паркетными полами, центральным отоплением, новой мебелью, сетчатыми и пружинными кроватями. Комнаты были разделены перегородками – у каждого свой отдельный угол. Утром и вечером – чай, кофе, какао, молоко, холодные закуски, пирожки. Все это стоило 15–20 динаров в сутки^[69]. Для экономящих каждый динар Государственная комиссия открыла дом для приезжающих по 3–5 динаров за кровать в сутки ^[70]. Из дешевых, но уютных, общежитий можно назвать и «Русский Очаг». Цены в нем были ниже прочих общежитий, а инвалидам предоставлялась особая скидка^[71].

Об условиях студенческого жилья может дать представление тот факт, что в общежитии на бульваре Короля Александра проживало 90 человек: половина разместилось в четырех его комнатах, вторая половина – в коридоре^[72]. Для справки – в Союзе русских студентов Белградского университета к весне 1922 г. было около 700 человек^[73].

Свой быт и досуг можно было значительно улучшить тем, кому посчастливилось вывезти – золото, бриллианты и пр. Такие люди были в эмиграции, для них росла сеть комиссионных магазинов, владельцы которых в большинстве своем тоже были из России. Итак, в Белграде «работали» следующие магазины: комиссионный И. П. Колченкова-Николаева, сербо-русский магазин Сретена Божиновича^[74], магазин Андрея И. Богданова, где, получив деньги за драгоценности, можно было купить «по дешевой цене чай, грибы, мыло, крестильные кресты, иконы, лампады и пр.»^[75] (Какая странная и ужасная картина по своему несообразию! – В. К.), магазин М. М. Покровского по приему бриллиантов и пр.^[76], антикварный магазин Иосифа Линевича^[77], магазин товарищества «Посредник»^[78], первый комиссионный магазин Русского общества взаимопомощи принимал на комиссию бриллианты, жемчуг, золото, серебро, разные драгоценности, старинные вещи, ковры, изделия русских беженцев, менял «русскую и иностранную валюту на самых выгодных условиях»^[79].

Можно было «найти» денег в «своих» кассах взаимопомощи, в различных фондах. В 1923 г. одна из них была организована в Союзе русских инженеров в Королевстве СХС. Известно, что в 1929 г. можно было взять не более 1 500 динаров на три месяца, в виде исключения на шесть, с уплатой одного процента в месяц^[80]. Но так как платили взносы своей «кормилице» нерегулярно, выдавали ссуды тем, у кого не имелось права на них, то в результате появились многолетние должники и т. д. Смута и беспорядок отличали это кредитное учреждение. Для того чтобы как-то обеспечить минимальную сумму в кассе в 1936 г. были организованы благотворительные вечера. В 1938 г. проведено два таких вечера с лотереями. Выручка в 2 600 динаров была сразу отдана взаймы наиболее нуждавшимся членам^[81]. Фактически, это кредитное учреждение лопнуло, как это случалось и в России с подобными «кассами».

В этом же Союзе в 1925 г. возникла другая идея об учреждении фонда помощи в случае смерти своего члена. Предполагалось уплачивать 2 000 динаров помощи. В фонд записалось 40 человек, которые за несколько лет внесли всего 1 200 динаров. Вся эта сумма в 1928 г. была выплачена семье первого умершего, а сам фонд прекратил свою деятельность^[82].

Совсем другая картина представала, когда в сфере помощи участвовал западный капитал. Достаточно назвать действовавший в Королевстве с 1932 г. Русский трудовой христианский союз (РТХД) – православный вариант профсоюза в странах Европы. Его члены могли пользоваться «кассой взаимопомощи, бесплатным лечением в Русской больнице в Панчево, в санатории Вурберг в Словении без ограничения времени лечения, правом проезда по железной дороге в полцены, правом на дома отдыха, на юридическую помощь и др. льготы»^[83]. Взносы – 10 динаров в месяц и еще два динара, если хотели пользоваться дополнительными льготами. В Союз могли вступить и члены семьи при ежемесячном взносе в 3 динара. Была предусмотрена и страховка в случае потери кормильца. Взнос в 14 динаров уплачивался каждых три месяца. Страховая сумма составляла 2 000 динаров^[84].

Бедняки, старики и старухи, бывало, с высокими титулами, бездомные могли надеяться только на благотворительную помощь.

Академик Сербской академии наук, лингвист И. Г. Грицкат-Радулович писала в свох живых воспоминаниях: «Сама я не забуду щемящего душу впечатления, которое произвела на меня жалкая конура княгини Шаховской. Мы с матерью побывали там однажды, потому что мать, прослышав о предельной нищете Шаховских, решила подыскать для княгини несколько уроков рояля. Про княгиню ходил слух, что она некогда была хорошей пианисткой. В этом ни на что не похожем жилище, куда входить нужно было через погреб с дровами, густо заснованный, черной паутиной, каким-то образом помещался рояль; под роялем были сложены старые журналы и ботинки в тазу. В комнате воняло – это был какой-то особенный запах, напоминавший не то гречневую кашу, не то очень засаленные игральные карты, которые иногда именно так и пахнут. Повсюду лежало тряпье, из кресел лезли жесткие усы. Зашел разговор о деле, но княгиня вскоре перевела его на тему о жидах. Проклятые жиды – они поработили нашу родину, они предали скипетр поруганию…»^[85].

Им собирали деньги на различных вечерах с лотереями, устраивали кружковый сбор. И здесь по традиции первенствовали женщины, среди которых не было жестокосердных. Из обществ можно назвать Мариинское сестричество, цель которого – помощь нуждающимся. Такая же задача стояла перед Национальным обществом русских женщин, руководимым Анной Николаевной Алексеевой (урожд. Пироцкая), вдовой основателя Добровольческой армии. Оно действовало с 1929 г., собирая по крохам средства, которые шли на помощь в первую очередь одиноким женщинам и детям. На свои считанные-пересчитанные деньги эти женщины отправляли некоторое количество детей в летние детские колонии, устраивали праздники.

Быт – это и привычная еда. И русские торговцы с выгодой для себя старались для москвичей, петербуржцев, жителей провинциальной России. Здесь можно было жить почти как в Петербурге или в Москве: ходить к русским продавцам на базар, покупать селедку у какого-нибудь «Петровича», а гречку у «Петра Поликарпыча». За русской колбаской можно было зайти в колбасную «Валентина», а за парижскими окороками к Рождеству в русский гастрономический магазин «Югославия»^[86].

В Белграде был даже свой союз русских торгово-промышленников (председатель совета В. Д. Ильин, председатель правления Г. Г. Миткевич и секретарь С. Я. Кривцов). Действовали на правах товарищества три русских банка: Кредитная Задруга с председателем проф. Я. М. Хлытчиевым, известным ученым и энергичным дельцом, Касса взаимопомощи при Всероссийском земском союзе (руководитель Г. П. Шпилевой) и Задруга чиновников (глава А. Ю. Вегнер)^[87].

В торговлю пускались многие, считая ее «легким и прибыльным» делом, позволяющим выйти из нужды: врач торговал фирменными мясными полуфабрикатами, архитектор продавал разные технические приспособления, университетский профессор разводил длинношерстных кроликов^[88]. Но и здесь было не все так просто: в определенных ситуациях приходилось применять гибкость, пускаться на некие махинации, даже нарушать закон. В своем большинстве такие действия не носили криминального характера. Но бывали и злоупотребления, такие, как продажа отдельных участков земли, официально объявленных неделимыми, получение прибыли от торговли марками якобы для оказания помощи слепым девушкам. В то же время были и противоположные случаи, когда бухгалтер, от которого хозяин требовал подписать ложный финансовый баланс, пытался покончить жизнь самоубийством^[89].

К февралю 1929 г. в столице Королевства насчитывалось 153 мелочные лавки, 70 молочных, 58 деликатесных, буфетов, колбасных, столовых, народных кухонь, магазинов винной торговли; 58 базаров, антикваров, разносчиков, 51 колониальная и бакалейная лавки, 15 комиссионных, 13 транспортных, 7 технических контор, 2 посреднические и рекламные конторы, 14 галантерей, 6 «агентурных» контор, 8 фирм по торговле автомобилями и прокатом, 4 предприятия занимались «спекулятивной» торговлей, столько же – мануфактурной, в 3 магазинах продавались мужское готовое платье и обувь, действовало 5 книжных и издательских предприятий, 2 магазина по продаже нот, музыкальных инструментов и пр., 2 посреднические конторы, занимавшиеся экспортно-импортными операциями, одно пароходное предприятие, одна фирма по торговле машинами, одна торговая цветочная фирма, 3 фирмы по торговле дровами и строительными материалами, одна меняльная лавка, одна фирма по торговле кожами. Всего 483 предприятия^[90]. Русские мастерицы «задавали тон» и в сфере моды. Здесь можно назвать модисток Н. Нинчич-Лукасову (Лукашову?), Ксению Сципион де Кампо, Граевскую, Захваеву, Т. Андрееву, Головину и С. Сомову. В косметике главенствовали Лидия Ираклиди, Кукина и Хоровиц^[91].

Кроме «лавочников» были и дельцы, профессионалы в области торговли, обслуживания, строительства, в других сферах хозяйствования, пионеры в новых отраслях.

Пароходное дело. 16 сентября 1924 г. в Саву близ Чукарицы спущен на воду первый пароход, построенный в Сербии. Строитель – известный волжский промышленник и судовладелец Дмитрий Васильевич Сироткин, деятель старообрядчества (1864–1953). За год до этого он выстроил первое в Сербии моторное грузовое судно «Коста». Длина нового парохода – 40 м, ширина – 5 м, 50 кают, 300 пассажиров. Теплоход назван «Воля». Планировался на рейс Белград – Вена. Использовался на внутренних рейсах^[92]. Личность настолько примечательная, что необходимо уделить ей больше строк. Его пароходство «Волга» включало 15 пароходов, 49 барж. В его руках было и его детище – судостроительный завод «Нижегородский теплоход», который работает и по сей день. Говоря кратко, он «держал в кулаке» Волжское судоходство и почти всю приволжскую финансовую систему. Он, как и все старообрядцы, много занимался благотворительностью. Максим Горький был его помощником в Комитете по народным столовым и чайным. Сама фигура Сироткина была им отражена в своем творчестве. Известные архитекторы – братья Веснины – проектировали для него ряд общественных зданий, храмов, богаделен. В 1913 г. был избран на четырехлетний срок городским головой Нижнего Новгорода. С радостью встретил известие о Февральской революции. Занимался политикой. Октябрьский переворот не принял. Спасаясь от предстоящего ареста и расстрела бежал из родного города. Закончил «свой бег» в Белграде. Во время занятия Белграда частями Красной армии помогал им при переправе через Дунай. В 2011 г. в честь столетнего юбилея его судостроительного завода Сироткину был открыт памятник. Одно из судов, построенных в том же году, получило его имя.^[93]

Безошибочна была ставка на производство русской водки, любимого напитка соотечественников, не привыкших к ракии, отдающей «парфюмерией». В 1923 г. Товарищество по производству водочных изделий «Орел» в Белграде выпустило в продажу: красную головку (цвет металлического колпачка), перцовую травник, лимонную, апельсиновую, белую головку двойной очистки, сухарную, хинную и английскую горькую^[94].

Экспорт-импорт. Пожалуй, одним из воротил в этой сфере стал выпускник Московского университета, защитивший докторскую диссертацию по химии Виктор Васильевич Шипатовский (1878–1944). Примерный семьянин – жена Софья и дети Виктор и Наталия. С 1922 г. он был владельцем торгового агентства «Новву». Его коммерческая деятельность заключалась в продвижении на рынок препарата для очистки металлических изделий, а также химпрепарата «Тепалина» для очистки накипи в паровых котлах, нагара в авиационных и автомобильных моторах. Параллельно Шипатовский представлял интересы нескольких английских текстильных фирм, в частности, Альфреда Мидвуда из Манчестера, а также производств по изготовлению корсетов. Понемногу приторговывал сукном, которое покупал в своих командировках в Великобританию. Его услугами представительского характера пользовались: немецкая из Лейпцига «Kluge &Porisch» (растительное масло, эссенция и химикаты), английская из Глазго «Hopkins &C.» (виски «Jim»), лондонская «Sir Robert Burnet», французская «St. James» (рейнское шампанское и ром), парижская «A. F. Pears» (мыло и парфюмерия). Шампанское поставлял к королевскому двору, в отель «Палас», ресторан «Русский царь». Имел представительство по поставкам из Бордо консервов, фруктов, овощей, рыбы в основном для снабжения королевского двора. Вел дела по всей Югославии^[95]. Это о нем в журнале «Бух!!!» (1932, № 11) писалось:

 
Без шляпы жил Роман Верховский,
Но в шляпе ходит Шипотовский.
Он без труда и без забот
Сумел устроить Оборот.
Он оборотистый был малый,
Таких немного есть, пожалуй.
Он был в Париже баронетом,
И был Мюнгаузеном при этом.
Пока еще была Россия,
Он был приятель папы Пия,
Был в Австро-Венгрии кронпринцем,
И жил у Габсбургов под Линцем,
И был на ты он с Карлом Мором,
С Рабиндранатом и Тагором;
А с королевой Вильгельминой
Он говорил с шутливой миной.
Ему сам Блок писал сонеты,
Он крестный папа Гарбо Греты
И он в угоду этой даме
Два дня сидел в воздушной яме!
Он десять раз весь свет объездил,
Он на медведе белом ездил
На дирижабле и верблюде,
Он был в Клондайке, Холивуде,
Стокгольме, Чили, Тель-Авиве,
Он поклонился Браме, Шиве.
И возле города Манилы
Его раз съели крокодилы,
А после дружеской беседы
Им закусили людоеды.
Волками сожранный в Канаде
Воскрес на кладбище в Белграде,
А из пустыни жаркой Гоби
Он для продажи вывез Хобби
И занесен в словарь Брокгауза…
Он – доктор и гонорис кауза.
 

Среди торговцев из Москвы выделяется имя Пантелеймона Васильевича Заболотского (1887–1947). По прибытии в 1920 г. из России, где он был чиновником министерства торговли, сумел устроиться в кампанию «Russo-Serbe», которая осуществляла экспортно-импортные операции, развивала торгово-промышленные отношения со славянскими странами^[96]. В ноябре 1924 г. фирма прекратила свое существование, но по другим данным кампания была на белградском рынке до 1927 г. В качестве пайщиков упоминаются университетский профессор и удачливый делец Яков Хлытчиев, Валентин Гайдуков, Роберт Смит (англичанин), Михаил Белоусов из Парижа и Николай Залин из Берлина. В то же время Заболотский известен как один из основателей и председатель правления фирмы «Holz& Metalhandels Industry A. G.». Вместе с Михаилом Фоминым был владельцем фирмы «GlobusHaus G. m. b. H». С 1935 г. вел финансовые дела в основном с американской фирмой «Братья Селигман». Через эту фирму был подключен к делам фирмы «Батиньоль», занимавшейся подрядами на большие строительные работы (Земунский мост, дорога Печ – Приштина и др). Имел дела с организацией «Trepca Mains Ltd», т. е. с рудниками в Боснии^[97]. Его сын Борис (1909–?), по профессии инженер-электротехник, вел строительные дела и стоял с 1934 г. во главе строительной кампании «Стан» (Квартира), деятельность которой была короткой из-за недостатка средств^[98].

Можно назвать еще одно имя – Анатолий Иванович Прицкер, инициатор издательства «Народна просвета» («Народное просвещение»)^[99], выросшего в одно из крупнейших предприятий в Югославии.

Основная масса русских, заинтересованных в торговле, устремлялась, прежде всего, в сферу обслуживания.

Открывались русские закусочные, молочные, кондитерские, служившие одновременно и чайными, ночные кафе, которых Белград раньше не имел: «Казбек», «Сейм», «Русская лира» и др. В Белграде появилось диковинное блюдо – блины, поедание которых принимало массовый характер на масляной неделе: встреча – понедельник, заигрыши – вторник, лакомка – среда, широкая – четверг, тещины вечерки – пятница, золовкины посиделки – суббота, прощание, целовник, прощеный день – воскресенье. Масленица – один из любимых русским народом праздников: она и «масленица объедуха, деньгам приберуха, тридцати братьям сестра, сорока бабушкам внучка, трехматерина дочка».

И конечно, важное место отводилось традиционной рекламе. Я позволю себе привести здесь ее достойный образец, помещенный в «Новом времени».

 
К БЛИНАМ
Всегда на масляной неделе
Блины на родине мы ели
Обычай наш уже такой
И, надо думать, недурной,
Но без закусок и вина
Не съешь, пожалуй, и блина!
Но где же русскую взять водку,
Достать шотландскую селедку.
Купить омаров и сардин,
Как не на Косовской, 1?!
 
 
Чего там, право, только нету,
Не перечислить и поэту!
Икра нежнейшая донская,
К тому ж совсем не дорогая,
Копчушки, кильки… а балык;
Проглотишь собственный язык!
Грибы, консервы и соленья,
А шпроты всем на удивленье!
Но нет! Всего не перечесть,
Что в магазине этом есть!
Пускай любитель гастроном
Сам убедится лично в том!
А я скажу вам только то,
Что говорил уже давно:
Кто знает Дроботова, – те
Должны поверить свято мне,
Что самый лучший магазин
Ей-ей на Косовской, 1^[100].
 

В старой Скадарлии (район увеселительных и питейных заведений) орала русская песня. В белградском журнале «Русский голос» в 1931 г. писали, «Вакханалии увеселений и танцев превзошли всякую меру пристойности»^[101]