– Истину говорю, – решил прервать тишину Листопадов. – Я есть политик, правда, уже в некотором роде списанный, так сказать, отправленный на пенсию.

Последние слова хозяина избы несколько успокоили Бендера. Он с облегчением перевел дух и резким движением левой руки вытер пот со лба. В комнате вновь повисла напряженная тишина, которую на сей раз решил прервать великий комбинатор, постепенно приходивший в себя.

– Как? – промолвил он. – Вы и впрямь были политиком? Неужели? Расскажите, пожалуйста! – и в глазах Бендера загорелся яркий огонек.

Андрей Андреевич присел на кровать, застегнул все пуговицы на рубашке и руками зачесал волосы назад.

– Почему был? – несколько обиженно сказал он. – Я и сейчас политик, хотя, как уже сказано, списанный. Но не в этом суть.

Листопадов с превеликим удовольствием решил рассказать о своей профессии. Он придал своему лицу необыкновенную важность, и Остап вдруг увидел в этом старичке действительно нечто «политическое».

– Итак, приступим, – торжественно произнес хозяин. – Начнем с определения, с понятия, так сказать. Что такое есть политика?

Ощущая наплыв вдохновения, он высоко поднял указательный палец правой руки, подчеркивая тем самым важность заданного им же самим вопроса.

– Политика есть субстанция, исходящая от властвующих субъектов и распространяемая на управляемых субъектов, – выпалил старик заученную в прошлом фразу.

Но это, как выяснилось, был лишь один аспект вопроса. Оратор немедленно раскрыл и второй ракурс сложного понятия.

– В концептуальном единстве с первым нужно рассматривать и другой аспект, который, диалектически выражаясь, немного ỳже, нежели первый. Политику также можно определить как систему мер и способов определенных субъектов, при помощи которых они ведут борьбу за власть или за лидерство.

Тут надо сказать, что все политики делятся на три категории. Первую составляют те, кто осуществляет высшее руководство страной, лидеры государства. Это серьезнейшие, умнейшие, авторитетнейшие личности нации. Каждый из них хочет стать первым или хотя бы попасть в двадцатку приближенных к кормушке и рулю. Между ними идет постоянная и ожесточенная борьба за абсолютную власть.

Самые стойкие побеждают, нервные, слабые и нетерпеливые проигрывают, иногда даже лишаются жизни. Постоянно находясь в состоянии войны за лидерство, политики первой категории вынуждены еще и заниматься делом, то есть управлением страной, поскольку в противном случае государство рухнет и бороться будет не за что.

Вторая категория политиков занимается тем, что вовремя улавливает настроения первой и посылает соответствующие импульсы вниз. Мечта данных субъектов – перейти в первую категорию. А для этого им нужно приглянуться лидерам страны. С этой целью они используют всевозможные ухищрения, основное из которых – элементарный подхалимаж.

Третья категория – мелкие политические сошки, непосредственные исполнители, о которых и говорить не стоит, поскольку они больше трудяги, нежели политики. Таких, конечно, на несколько порядков больше, чем политиков первой и второй категорий. Иногда личности из третьего эшелона случайно попадают во второй, и с этого момента в них вселяется бес, то есть желание попасть в первую категорию.

После этих слов Листопадов вдруг почувствовал потребность пройтись. Он встал и, заложив руки за спину, начал ходить по комнате.

Остап же пристально смотрел на него, примечая каждый, пусть даже незначительный его жест. Великого комбинатора переполняло чувство гордости. Еще бы! Он, всю свою сознательную жизнь проведший в грязной экономической сфере, сидит рядом с настоящим политиком!

А между тем «настоящий политик» продолжил:

– Благодаря своей смекалке, уму и благоприятному стечению обстоятельств я сразу оказался во второй категории, где и находился до конца своей карьеры…

Листопадов с каждой минутой говорил все увереннее и увереннее, лицо его становилось умнее и серьезнее.

– В конце прошлого века Россия стала страной недовольств и беспорядков. Чувствовалась необходимость коренных перемен. Для всякого умного человека не было секретом, что требуется реорганизация государственной системы.

Одним из таких вот умных людей, условно говоря, был и я – в те времена молодой парень, полный энергии и желаний. Мне было ясно, что обязательно будут перемены, но когда точно, я не знал…

При этом было очевидно, что в случае перемен руководить страной станут именно те люди, которые эти перемены и сотворят. А надо сказать, мне только и хотелось, что управлять. От всего остального я мог и отказаться.

Уже тогда я слышал, что есть в России политик по имени Владимир Ульянов, который, по моим данным, обладал ощутимым авторитетом среди своих соратников, а также среди масс.

Старик кашлянул и продолжил свое выступление:

– Я понял, что надо изучить его политику и подстроиться под нее. Вскоре я стал активным распространителем листовок Ульянова. В 1895 году мне удалось получить членство Союза борьбы за освобождение рабочего класса. Сами понимаете, рабочий класс и его судьба меня совершенно не интересовали, как и всех остальных членов этого союза. Его основная цель – завоевание власти при помощи рабочего класса.

Но этот союз по объективным причинам внезапно прекратил свое существование, после чего я пребывал в полнейшей растерянности. Хотя мое положение было не самым худшим – большинство моих товарищей находились в ссылках и тюрьмах.

Я бездействовал. Наконец, прослышав о создании Ульяновым новой организации, называемой РСДРП, решил вступить в нее. И присутствовал на первом съезде этой партии. Кроме меня, было еще, по-моему, восемь человек. Жизнь потекла в нормальном политическом русле. Завертелась и закружилась карусель интриганской борьбы.

Но пробиться в группу лидеров я так и не сумел, да и не очень сильно, наверное, желал, ибо считал, что надежнее всего быть во второй категории, в которой, скажу без хвастовства, я был в авторитете. Все меня уважали и любили.

Листопадов сделал очередную паузу, хлебнул воды и продолжил:

– После Октябрьской революции я как-то приуныл, поскольку достиг желаемого, и ощущал опустошенность. Чтобы развеяться, стал обращаться к экономическим вопросам, а в самом начале нэпа даже организовал коммандитное товарищество, извлекая прибыль. Жизнь стала интереснее. Потом я снова заскучал… Постепенное свертывание нэпа стало и моим свертыванием. Я сошел с политической арены – был вынужден это сделать, поскольку иначе…

Старик глубоко вздохнул. Лицо выражало состояние его души. Он был взволнован своими воспоминаниями.

Бендер почувствовал себя виновником этого состояния Листопадова.

– И вот теперь я нахожусь на свалке истории, – печально изрек Андрей Андреевич. – Обидно. А ведь я бы мог еще поработать… под руководством товарища Сталина.

Листопадов подошел к тумбочке и извлек из нее несколько книг классиков марксизма-ленинизма. Бендер с огромным интересом стал их листать.

Но через непродолжительное время великий комбинатор внезапно почувствовал невероятную усталость. Его веки отяжелели, глаза слипались. Когда же борьба со сном стала невозможной, Остап, пожелав спокойной ночи хозяину, уснул крепким глубоким сном. Через несколько минут изба наполнилась наполеоновским храпом великого комбинатора.

Утром Бендер принял предложение Андрея Андреевича погостить у него несколько дней. Такое решение командора было явным нарушением его графика, но он чувствовал настоятельную потребность получить дополнительное образование.

Целую неделю Остап читал политическую литературу, которой у Листопадова было предостаточно. Произведения Маркса, Энгельса и Ленина Бендеру нравились. Когда он чего-то не понимал, Андрей Андреевич растолковывал ему.

В частности, Листопадову пришлось разъяснять командору такие понятия, как «диктатура пролетариата», «троцкизм», «отзовисты», «ликвидаторы», «ренегаты»… Многие же другие термины Остап понимал и без разъяснений своего старшего товарища.

Неделя обучения пошла Бендеру на пользу. Он чувствовал себя намного умнее, соответственно и увереннее. Великий комбинатор уже и представить себе не мог, как бы он жил дальше без политики и вне политики. Желание борьбы, интриганства и обмана огромным потоком вселилось в его душу. Командор чувствовал свое новое возрождение и радовался этому. И когда Остап думал о политике и о себе в ней, у него учащался пульс.

Пришел день расставания. Андрей Андреевич был полон печали. Ему не хотелось отпускать гостя, но Бендер все уже решил, и уговорить его было невозможно. Жажда власти не давала ему покоя, терзала его, влекла на бой, а может, и на смерть. Да, Остап не знал, что ждет его в непроглядном будущем, но он считал, что иного пути у него нет. Великий комбинатор принял для себя важное решение: «Власть или смерть! Третьего не дано».

Остап присел на дорожку. Листопадов сел рядом.

– Как вы думаете, товарищ Бендер, удастся ли вам попасть к товарищу Сталину?

Задав этот вопрос, старик как-то стеснительно отвел глаза. Было видно, что он готовится о чем-то попросить командора.

– Конечно, – не подумав, ответил великий комбинатор, – а как же иначе. Не буду же я там, в Москве, общаться с политической мелочью. Бендер не любит летать низко.

Эти слова новоиспеченного политика и озаботили, и обрадовали Андрея Андреевича. Озабоченность его была вызвана тем, что в словах своего младшего товарища он почувствовал чрезмерную самоуверенность, соседствовавшую с детской легкомысленностью. Обрадовался же он потому, что мог озвучить заранее подготовленную просьбу.

– Не могли бы вы, товарищ Остап, – как-то тихо сказал старик, – исполнить мою просьбу. Я вот написал письмо, адресованное Иосифу Виссарионовичу, и хотел бы, чтобы вы лично передали его ему, коли вам действительно посчастливится увидеть Сталина.

Великий комбинатор немедленно согласился исполнить просьбу Андрея Андреевича и еще раз подтвердил свою уверенность в том, что встретится со Сталиным.

Листопадов извлек из чемодана, стоявшего под кроватью, серый бумажный конверт и протянул его Остапу.

– Прочтите письмо, – предложил старик.

В Бендере проснулось любопытство. Надо сказать, он всегда любил читать чужие записи и документы.

Достав письмо из конверта и бегло осмотрев его, великий комбинатор сразу понял, что оно было свежим – написано пару дней назад, то есть во время его пребывания в этом доме.

На удивление Остапа почерк у Андрея Андреевича был весьма ровный и красивый. Каждая буква выглядела как произведение искусства. В письме не было ни одной помарки.

Прочитав письмо, великий комбинатор еще раз убедился в том, что Листопадов – политик.

«Но он не великий политик, – думал командор. – Какой великий политик доверит такой важный документ, можно сказать, первому попавшемуся человеку?!»

Право, уважаемый читатель, я не знаю, можно ли вообще считать это письмо документом. Решение прими сам. А я лишь, пользуясь своим «служебным положением», приведу его полный текст.