– В одном ты ошибаешься, – произнес Владимир, прожигая Миру взглядом. – Ты мне нужна.
Весьма желанное признание. И отчего-то ничуть не радующее.
Мира сглотнула слюну, вдруг ставшую горькой на вкус. Странно, ведь она ела мед.
«А ведь он знает правду. И не простит, – мелькнуло в голове. – Если бы сбежала с другим, может, и простил бы. А так…»
– Что бы ты сделал? Сбежал вместе со мной? – с вызовом спросила Мира. – Пошел бы против отца? Опозорил бы семью?
Владимир молчал. Но о чем Мира говорит, определенно понял.
– Что бы ты не сделал, это было бы жертвой с твоей стороны, – продолжила она. – А я не хотела, чтобы ты жертвовал собой! Я… я…
– Принесла в жертву себя, – подсказал Владимир. – Ты не дала мне шанса сделать собственный выбор.
– Мой отец уничтожил бы тебя, – прошептала Мира. – Он не позволил бы нам… И если даже… Он придумал бы, как убить обоих. Неужели ты не понимаешь?
– Отчего же, понимаю, – кивнул Владимир. – И ты пойми, я тебя не обвиняю. Ты поступила… как подсказывало тебе сердце. Но у меня осталось чувство, что в твоем сердце мне не нашлось места. Ты предпочла спасать меня, а не попросить о помощи. Это… ранит мое самолюбие. До сих пор ранит.
– Ты… ты просто… – Мира задохнулась от обиды.
– Эгоист.
И вновь подсказка Владимира прозвучала кстати.
– Что поделать. – Он развел руками. – Я не смог тебя защитить. И тебе пришлось защищать нас обоих. Мира, я не понимаю другого. Ты сказала, что я тебе не нужен. Тогда зачем ты пришла?
– Просто так. – Она сделала над собой усилие и улыбнулась. Актриса она или нет! – Захотелось посмотреть, каким ты стал, как живешь. И помощи я у тебя не просила.
– Помощи не просила, это я уже слышал. – Владимир криво усмехнулся. – И запомнил. Я тебе не нужен. Ни тогда, ни теперь.
Как у него это получается? Вывернул ее слова наизнанку!
Разве этого она хотела? Чтобы он обиделся? Чтобы ненавидел?
Вовсе нет. Но и оправдываться за прошлое Мира не желала. А Владимир не желает понимать, что выбора у нее не было.
– Ты навряд ли поверишь, но я всегда любила только тебя.
Мира не выдержала сурового взгляда. Призналась в том, что собиралась скрыть.
– Поверить? – спросил Владимир. – Ты любила меня? Тогда зачем вернула кольцо?
– Какое… кольцо? – нахмурилась Мира.
– Я тебе много колец дарил? Кажется, одно-единственное.
Он о том колечке, что она отдала богине? О том самом?!
Владимир встал и вышел из кухни, но очень быстро вернулся. Поставил перед Мирой маленькую шкатулку.
– Открой, – попросил он.
В шкатулке лежало то самое кольцо. Неужели Мира его потеряла? И алтарный камень, на котором кольцо исчезло… Это был сон?
– Где ты его нашел? – Мира смотрела на колечко, не решаясь к нему притронуться.
– Там, где ты его оставила. В шкатулке для писем. Я надеялся, что ты оставила мне хоть что-то, хоть как-то объяснила… Но вместо письма ты оставила кольцо.
Владимир взял его, повертел в пальцах.
– Дешевое, – добавил он. – Но и его можно было продать. А ты вернула.
Сказать ему правду? Так ведь не поверит. Богов чтут, им приносят дары, просят о милости, но историй о том, чтобы дары исчезали на алтарном камне, Мира не слышала. Она могла потерять кольцо, но в шкатулке для писем, что хранилась у забора на даче в Малаховке, она его точно не оставляла.
– Это не я, – все же сказала Мира. – Это богиня Жива. Я ее просила помочь, и кольцо на алтаре оставила. Больше у меня ничего не было. А она помогла, и после я считала, что помог ты, потому что твой подарок.
Вот же! А ведь она не собиралась признаваться. Будто заставил кто!
Владимир улыбнулся.
То есть… это он?! Мира знала, что он менталист. Но как он мог? Сам же рассказывал, что дар неприятный, и его использование часто болезненно и для менталиста, и для того, кого заставляют подчиниться. И он никогда… и скрывал, только близкие знали…
– Что тебя так напугало? – спросил Владимир, нахмурившись.
– Ты. – Мира вновь не смогла солгать. – Твой дар менталиста… стал сильнее.
– Я и не думал им пользоваться.
– А я не собиралась признаваться… – Она прикусила язык.
Владимир уставился на кольцо.
– Я хотел, чтобы ты сказала правду. А серебро – прекрасный проводник. К тому же, оно побывало у богини…
– Теперь это артефакт?! – воскликнула Мира.
– Не уверен. Возможно. – Он протянул ей кольцо на раскрытой ладони. – Заберешь? Оно твое.
Она отрицательно качнула головой. Владимир не стал настаивать, положил кольцо в шкатулку, закрыл крышку.
– Заберешь, когда захочешь, – сказал он. – Оно твое.
Может, и правда, взять? Мира уже призналась, что не возвращала подарок. Она не принимает кольцо вновь, она берет свое. Волька подарил его Любаше, не Мире, но…
Мира положила руку на шкатулку, пододвинула ее к себе.
– С долгами мы разобрались? – поинтересовалась она. – Ты знаешь правду.
– Разобрались, – согласился Владимир.
– И знаешь то, что теперь я тебе не ровня.
– Знаю. – Он и тут не стал спорить.
– Но ты сказал, что я тебе нужна. Зачем?
– В содержанки не позову. – Владимир откинулся на спинку стула и скрестил на груди руки. – А в жены пойдешь?
– Нет, – ответила Мира, не задумываясь.
– Почему? Ты сказала, что любишь только меня. И я…
– Это несерьезно, – перебила она. – Ты не можешь не понимать, какой скандал…
– Плевать. – Теперь перебил он. – Если хочешь уехать, я продам дело, уедем вместе. Из страны? Хорошо. Выбери любое место на карте.
– Мне нельзя покидать город, – напомнила ему Мира.
Глупое возражение, но она должна была сказать хоть что-то. Потому что…
Нет, она верила, что Владимир не шутит. Женится. Увезет. Окружит заботой. Только…
Любовь это или одержимость? И кто знает, как поведет себя Владимир, добившись желаемого? Они не виделись пятнадцать лет! Он мог измениться. И она изменилась. Сможет ли он забыть, что она была актрисой? Невинность она не сохранила. И, возможно, детей у нее не будет…
– Сейчас нельзя. – Владимир повел плечом. – Следствие закончится, и будет можно. Мира, не отвечай сейчас. Ты устала, я, откровенно говоря, тоже. Не отказывай потому, что в очередной раз хочешь меня спасти. Я сам решаю, как мне жить. Подумай о своих чувствах и желаниях. Подумай о том, что я чувствую то же, что и ты, и могу исполнить твои желания.
– Хорошо, – согласилась Мира. Кажется, лишь потому, что ей надоело спорить. – Володя, но и ты подумай. Сможешь ли ты забыть, кем я стала, как я жила. Сможешь ли относиться ко мне, как к равной. Если тебя мучает лишь то, что я не позволила тебе себя спасти… Я соврала, когда сказала, что следователь разобрался бы, что я не убивала Бориса. Не разобрался бы. Мне отвели роль убийцы. Ты меня спас. С долгами покончено.
Судя по тому, как потемнело лицо Владимира, услышанное ему не понравилось.
Разговор мог затянуться на всю ночь, и Мира успела пожалеть, что вновь коснулась темы убийства, но Владимир так ничего и не ответил. Отправил ее спать. И до двери спальни проводил. Боялся, что заблудится? Или что сбежит по дороге?
Так и тянуло проверить, не запер ли Владимир комнату. Однако, поразмыслив, Мира рассудила, что даже если запер, бежать ей некуда, да и не хочется. А если дверь приоткрыть, можно зацепиться взглядом за мужчину… за любимого мужчину… и…
Судьбу лучше не искушать. Эдак потом Владимир посчитает, что женитьба на Мире – его долг. А ей нельзя за него замуж.
Нельзя…
Мира не позволила себе плакать. Смысла в слезах никакого, а Владимир и услышать может. Не стоит забывать, что он менталист.
Оберегом, что ли, озаботиться? От ментальных воздействий.
Мира на ощупь открыла шкатулку, что оставила на прикроватном столике, вынула из нее кольцо. Неужели, и правда, то самое? Не похожее, а то, что она оставила на алтаре Живы?
Тихонько вздохнув, Мира зажгла ночник. И кольцо на палец надела. А оно село, как влитое. Точно, то самое.
Она подошла к небольшой кумирне. Места идолу Живы там не нашлось. Оно и понятно, мужчины традиционно выбирают в покровители Перуна или Велеса. Или вот, как Владимир, Даждьбога. Но храм Живы в столице сыщется, и Мира непременно туда заглянет. Если богиня вернула дар, стоит поднести ей нечто иное. Хлеб испечь, например. Цветы собрать.
Мира вспомнила, что ей нельзя покидать город, и вздохнула. В парках цветники обрывать запрещено, покупать – не то, и хотелось самой букет составить. Значит, пока только хлеб…
В дверь постучали. Мира шмыгнула в постель и накрылась с головой одеялом. Сердце бешено забилось. Не от страха, что Владимир войдет. Не от осознания того, что она – в полной его власти. Не хотелось… разочаровываться. В ее воспоминаниях Владимир ассоциировался с надежностью и порядочностью. Он был идеальным мужчиной. И если он пришел к ней, чтобы воспользоваться правом сильного, она не будет возражать. Но это разобьет ей сердце.
– Ты же не спишь, я слышу, – сказал Владимир за дверью. – Я войду?
– Входи, – отозвалась Мира, откидывая одеяло.
Она села в кровати, прикрыв ноги. И попыталась улыбнуться. Но, видимо, актерского таланта не хватило, чтобы изобразить дружелюбие.
– Даже спрашивать не буду, о чем ты подумала, – хмыкнул Владимир. – И не обвиняй меня в том, что я читаю твои мысли. У тебя на лице все написано.
Это он при свете ночника разглядел? Мира отвернулась.
– Сегодня был трудный день, и завтра, полагаю, будет не легче, – продолжил Владимир. – Нужно выспаться. Вот… выпей.
Кружку в его руках Мира только теперь заметила. И приняла, осторожно принюхалась. Травы?
– Это что? – спросила она.
– Не яд, – заверил Владимир, улыбнувшись. – Отвар, с капелькой силы. Поможет уснуть.
– Ты и зелья варить умеешь?
– Я, Любаша, многое умею, – вздохнул он. – Кроме одного…
Он замолчал, а Мира побоялась уточнять. Взяла из его рук кружку, выпила отвар.
– Ложись, – сказал Владимир. – Приятных снов.
А сны, и правда, снились приятные, из детства. О том, как Любаша, спасая приблудного котенка, залезла на яблоню в саду, да там и застряла. И Волька велел прыгать, а сам ловил внизу, раскинув объятия. Поймал обоих – и Любашу, и котенка. А тот, паршивец мелкий, вместо благодарности за спасение, расцарапал Вольке лицо и сбежал.
Вольку, безусловно, было жаль. Кажется, ему еще и попало от матушки. Но Любаша навсегда запомнила это удивительное чувство: когда падаешь в уверенности, что тебе не дадут разбиться.
Снилось лето. Когда они с Волькой ходили в лес, за земляникой, на весь день. От ладошек пахло ягодой и травами. Волька взял с собой корзинку для пикника, Любаша собирала цветы. И после сидела на расстеленном на траве платке и плела венки – для себя и для Вольки. А он развел костер и поджаривал на огне кусочки хлеба и фруктов, нанизанные на палочку.
И летняя ночь, с небом, усыпанном крупными звездами. С запахом дыма и трав, со стрекотом кузнечиков и ржанием лошадей.
В ночное Любаша сбежала без спросу. Волька ругался, но одну не оставил. Там и Яр был, его младший брат, и другие мальчишки. А из девочек – только Любаша. Пришлось переодеться в брюки и рубашку. Волька притащил из своего, старого.
Удалось прокатиться на лошади. Любаша мертвой хваткой вцепилась в гриву, но не боялась. Рядом был Волька, он поймал бы, если бы она упала.
И повезло, что отец так и не узнал о той вылазке, иначе схватился бы за розги, да и Вольке досталось бы.
Проснувшись, Мира долго лежала, прислушиваясь к тишине в квартире и уставившись в потолок. И почему снилось только детство? Разве в юности, полюбив друг друга, они не были так же счастливы?
Были, но уже не так, как бывают счастливы беззаботные дети. Оба понимали, что отношения надо скрывать, что за любовь придется бороться. А после Мира все решила сама. И казалось, что поступила правильно, разумно. Но Волька до сих пор не может забыть обиду, что она нанесла тем решением.
– Ты надела кольцо, – заметил Владимир за завтраком. – Это ответ?
– Нет, – ответила Мира, отрицательно качнув головой. – Кольцо – твой подарок, верно. Но теперь еще и подарок богини. Может, тебе?
– Мне, – неожиданно согласился Владимир. – Я же его в шкатулке нашел.
– Тогда…
Мира попыталась снять кольцо, но не получилось. Оно сидело на пальце свободно, но не снималось.
– Артефакт, – задумчиво произнес Владимир, наблюдая за ее потугами. – Не одушевленный, но…
– Он тебя слушается? – предположила Мира. – А ты хочешь, чтобы я не снимала кольцо. Верно?
– Я хочу, чтобы ты сердце послушала, а не разум, – проворчал Владимир. – Выбор богини – ты, а не я. Зачем мне женское кольцо? Пожалуй, она хотела, чтобы я вернул его тебе.
– А от меня она чего хочет?!
О проекте
О подписке
Другие проекты
