Через пару дней беззаботного отдыха меня разбудил необычно оживлённый шум рабочих. Я соскочил с постели и, выглянув в дверь, увидел столпившихся вокруг гильдевого казначея плотников. Это означало, что Лихра Альфриксон и Рори возвратились.
Рори уже сидел за столом под навесом, держа кружку своего травяного отвара. Он махнул мне затянутым в наруч предплечьем, и я отправился к нему. Усевшись рядом и осмотревшись, я задал ему вопрос.
– Ты держишь меня за несчастного в старой игре в кости? Ты хотел втёмную использовать меня в своих делишках, и ничего не объяснил.
Несмотря на мой обвинительный тон юзендманн смотрел на меня в упор, и в его взгляде читался даже некоторый сарказм.
– Да, я хотел попридержать тебя в тени. К тому же, мне требовался свежий взгляд. – Он допивал свой чай, поглядывая на меня с улыбкой. – Я и сам не ведаю, что там, в трюме этого кнорра. Но заметил – ты с лёту определил, что дело тут нечисто. Не сердись на меня. Это дело очень важно для меня, и я рассчитываю на тебя, и надеюсь на твою помощь. Ведь ты – любимец богов, а их помощь нам тут была бы чрезвычайно уместна.
– Знаешь, Рори, пора кончать лить мне в уши патоку. Мне стало самому до зарезу интересно, что там скрывает Лихра. Я не мог подобраться к нему по суше. Сегодня, в честь прибытия Альфриксона, его спустят со стапелей, и сегодня же я разведаю, что за нергалов груз он там прячет.
Воля богов, действительно, благоприятствовала мне: Лихра осмотрел корабль и повелел немедленно загрузить на него провиант, все занялись срочной подготовкой к отплытию и были поглощены этим делом настолько, что не обращали на меня никакого внимания. Пользуясь этим обстоятельством, я пробрался на кнорр, и обнаружил, что его трюм разделён на две части перегородкой. И, если первая до отказа забивалась припасами, то вторая оставалась наглухо закрытой и охраняемой. Это лишь подогрело мой интерес, и я твёрдо решился на ночную вылазку.
Первым делом я тем же вечером отправился под навес, якобы, чтобы подкрепится оставшейся после ужина в котле кашей. Немного поболтав с охранниками, я выведал о двух стражах, охраняющих корабль на палубе, после чего ушёл в свой домик. Там, немного обождав, я выбрался через окно на противоположную навесу сторону и отправился прямо к берегу острова, чтобы с морской стороны подобраться к кораблю.
Шум морского прибоя заглушал мои шаги. Ветер с моря свежими струйками солёного воздуха обдувал моё лицо. Если раньше этот бриз был моим противником, который мог выдать и звуки передвижения, и запах мой стражам, то теперь он помогал моей скрытности, поскольку охрана корабля сама издавала шум, который скрывал мою вылазку.
Скоро добравшись до берега, я выглянул из-за огромного валуна. Мне открылось тёмное море, белой пеной устилавшей берег. Море у берегов этого острова не бывало спокойно. Как бы ни силилось солнце осветить его радостными лучами, как бы ни был тёпел и тих воздух, серые волны с несмолкаемым рёвом разбивались о прибрежные камни днём и ночью, и не было здесь местечка, где можно было бы укрыться от этого постоянного рокота. Только в бухте, где стоял кнорр Лихры Альфриксона, было совсем тихо, и корабль со спущенным парусом отражался в зеркальной поверхности волн.
Солнце давно скрылось за горой, и над землёй стала быстро подниматься пелена тумана. Лежащая на прибрежной гальке шлюпка была целью моего внимания. Она была достаточно легка, чтоб я смог стащить её в воду в одиночку, но тяжела в управлении в море. Однако, выбора у меня не было. Немного подождав за камнем, пока убывающую луну закроют облака, а туман окутает море, я подбежал к лодке и спустился к прибрежной черте. Среди наступившего мрака только два огонька светились той ночью: костёр, разложенный стражами под навесом на берегу, и огонёк, едва мерцавший в тумане – на кнорре. Теперь он был обращён кормой к берегу. Мне пришлось довольно долго тащить шлюпку, увязая по щиколотку в мокрой гальке, а затем идти по колено в воде, пока киль лодки, наконец, не оторвался от земли и не позволил мне пуститься по волнам.
Вопреки моим ожиданиям, шлюпка оказалась вполне управляемой, хоть для гребли огромными вёслами требовалось немало усилий. Отойдя от берега на приличное расстояние, я поймал течение, которое помогало мне приближаться к неясному черному силуэту кнорра, пятном выделявшемуся на окружающем тёмно-сером фоне неба. Подойдя ближе, я нащупал якорную цепь, ухватился за неё и привязал мою лодку за одно из её звеньев. Течение было столь сильным, что лёгкий кнорр колыхался на волнах, словно игрушечный, и медленно вращался вокруг своей оси. Я стал побаиваться, что меня на лодке скоро развернёт, и с берега я буду виден, как на ладони. Однако, всё это время до меня доносились с палубы громкие голоса стражей. Я уже стал подумывать отказаться от своей затеи, когда, прислушавшись, понял, что охрана изрядно угостилась мёдом и продолжала напиваться. По звуку брани также было понятно, что моряки отчаянно ссорились. Замысловатая пиратская ругань разносилась над волнами, как собачий лай, и ссора в любое мгновение грозила перейти в драку.
Я положил руку на звено цепи. Меня раздирало любопытство взглянуть на добрую кулачную расправу пьяных викингов. Я повис на цепи, вскарабкался по ней наверх и добрался до места, где якорная цепь соединялась с канатом. Лезть стало гораздо сложнее, мокрые медные борта корабля скользили под подошвой, и сам канат, в отличие от цепи, не давал возможности ухватиться. Однако, я с трудом перевалился за борт и замер, стараясь отдышаться как можно тише.
К моему удивлению, стражники тоже притихли. Выглянув из-за тюков, наваленных посередине, я всё понял: недавние соратники, одурманенные медовым элем, схватились, как взбесившиеся псы, как смертельные враги, свалились в пылу боя на доски палубы и сжимали горло друг друга с явным намерением умертвить. Через несколько мгновений всё было кончено: тот, что сидел на своём противнике, используя преимущество собственного веса, задушил его и сам свалился без сил. В неверном свете покачивающейся лампы я увидел его жёлтое лицо. Ни одной кровинки не было в нём и, осмотрев труп, я понял причину тому – его недавний соратник прорубил его плоть боевым топором, разорвав брюшную жилу, и кровь вытекла через зияющую рану быстрее, чем раненый успел её перевязать. Холодеющие пальцы его всё ещё сжимали гортань викинга, хотя в том не было уже никакого смысла. На палубе валялись, укачиваемые волнами, два мертвеца.
Я взглянул на остров. Два стражника под навесом, освещаемые огнём костра, беззаботно травили солёные морские байки. До меня сквозь порывы ветра донёсся их смех.
Путь к трюму был открыт.
Если первая часть трюма имела открытый спуск, то вторая была закрыта дверью на кожаных навесках и запрета на огромный засов. Я с опаской склонился над зияющим темнотой провалом, обратившись в слух. Ни единого звука не доносилось из трюма. Взяв масляную лампу, я осторожно стал спускаться по деревянной лестнице, освещая, скорее, не её ступени, а само помещение. С трудом отодвинув тяжёлый засов, я увидел её.
В неверных отблесках света лампы статуя излучала причудливое сияние, словно обладала собственным разумом и силой. Её форма была чудовищно изогнутой и неестественной для человеческого глаза, как будто она была создана в ушедшую эпоху господства нечеловеческой расы. Смешение человекоподобной фигуры с ползучими существами будило во мне тайные страхи и абсурдные ужасы ночных кошмаров.
Оглушённый неописуемой атмосферой трюма, я приблизился к статуе и прикоснулся к ней. Её поверхность была холодной и гладкой, прикосновение к золотой чешуе вызывало неприятную дрожь и пробуждало в сердце невероятное отвращение. Но и неясное влечение тянуло меня к ней, словно она обладала силой, способной разгадать тайны моего разума и души. Было страшно представить, сколько страшных знаний хранила эта золотая треугольная голова, сколько крови жертв забрызгивало её оскаленные клыки! Эти вопросы терзали мою душу, словно грязные когти крысы, впиваясь в мой разум и открывая новые, всё более ужасающие фантазии.
Я встряхнул головой, сбрасывая морок, с содроганием отдёрнул руку от золотой статуи и собрался уже выбраться из трюма, когда услышал неожиданный скрежет металла. По моей коже пробежал озноб, и баллок мгновенно покинул ножны, оказавшись в моей руке. Я поднял лампу выше, и из-за идола вышел могучий человек, волоча за собой цепи, сковывавшие его по рукам и ногам. Он вышагивал, согнувшись под весом этих цепей и деревянной колодки на шее, но взгляд его жёлтых глаз был твёрдым и непокорным, словно океан, готовый поглотить всё на своём пути.
– Здрав будь, друже! Ты-то, вроде как, не от темничников моих?
В первое мгновение я был ошарашен его появлением. Он не был похож на обычного раба. Множество опутывавших его цепей лишь подчёркивали исключительность его положения. Его одежда, даже порванная и истрёпанная, была богатой, хотя ни заросшее по самые глаза бородой лицо, ни внушительная, но сгорбленная фигура не говорили о его благородном происхождении.
Заметив моё замешательство, он устало опустился на пол, исподлобья оценивающе сверля меня взглядом своих маслянистых глаз.
– Давай дружить! Мя Кристофаном кличут. Рыжебородые отбили меня из ордынска плена. Это мя ещё там в оковы-то заковали, а то б я им не дался. Да только попал аз из огня да в полымя. И ныне здесь я – змеина сыть. Этот бородатый пират вбил себе в башку, что злата-змея может оживать, и ей треба-жертва нужна. Но ты-то не таков дурак, я это враз приметил. Нет, ты-то не их прислужник! Послушай, освободи меня, вдвоём-то мы враз вздвигнм ветрило и уйдём в синь-то-море. Воззри на это идолище – злата в нём довольно и тебе, и мне, и чадом нашим, и внукам их! Помоги ми – и аз помогу тебе…
Признаюсь, мои мысли и без того текли по этому руслу. Однако, неожиданный глухой стук о борт прервал их приятное течение. Мой собеседник напрягся – мышцы под когда-то роскошной атласной рубахой перекатились волной, он втянул ноздрями воздух.
– Лихру нечисть принесла…
– Хороших же работничков ты нанимаешь, Рори! – Прозвучал с палубы хриплый голос Альфриксона. Я поднял взгляд вверх, где, уперевшись в бока руками, стоял рыжебородый викинг. Из-за его спины, освещая факелом трюм, выглядывал юзендманн.
Вернувшись в свою хижину, я тут же разделся по пояс и принялся мыться. Во время разведки я изрядно пропотел. Ни викинги, ни бритунийская знать обычая мыться не придерживались, и смердели, как вепри. Я же перенял такую привычку от венедов, которые мылись в натопленных избах до двух раз в неделю даже во время Северного похода на Верхнюю Логу.
Рори знал об этой моей особенности и, если не одобрительно понимал её, так терпеливо принимал. Дождавшись, пока я одену свежую рубаху, он заговорил.
О проекте
О подписке
Другие проекты