[1961 г. ]
Обедневшие частично рассасывались в своём селе: уходили в работники по договору на год или на несколько месяцев; частично уходили (в меньшем количестве) на сторону, например, «в казаки» – в работники к уральским казакам. Некоторое количество обедневших работали подённо, были подёнщиками. Контракты на постоянную работу обыкновенно заключались до Покрова. В договоре обычно указывалась двойная работа: деньгами, скажем, сорок рублей в год, и натурой: осминник пшеницы с любого края. В подённую работу входили: уборка сена, уборка хлеба (жатва, обмолот). Подённая работа оплачивалась в зависимости от создавшейся конъюнктуры: какой урожай, условия работы (срочность, состояние, например, если нужно срочно убрать, как говорят, подпирает – значит – можно запросить дороже).
Примерные цены были: для мужчин – 35–40 коп., для женщин – 30–35 коп., для подростков – 25–30 коп. при трёхразовом питании. Летом на жатве хлебов часто приезжали из соседних деревень татары со всеми своими семействами. Они заключали договор, примерно такой: жать пшеницу по 8 рублей за десятину и дополнительно обусловливали «карапчить» барона и столько-то чаю и сахару.
Некоторые крестьяне, помимо своих сельских работ на земле, применяли дополнительные, сезонные работы; например, ездили на уборку сена к Уфалею (примерно за 150 вёрст), ямщиками. Например, был мужичок – Терентий Яковлевич – он «ямщичил»: возил учащихся на каникулы и с каникул в Каменский завод по таксе: пять рублей деньгами и полпуда или пуд овса. За год он так делал до шести рейсов. Женщины прирабатывали на случайных работах по кулинарии, стирке белья.
Обычный же распорядок работ у мужчин был таков: весна, лето, осень – усиленная физическая работа, а зимой отдых, так как не принято было заниматься какими-либо дополнительными ремёслами.
ГАПК. Ф. р-923. Оп. 1. Д. 711. Л. 36 об.-37 об.
Находится только в «пермской коллекции» воспоминаний автора. В «свердловской коллекции» отсутствует.
[1965 г. ]
Поскотина.
В Зауралье сёла и деревни огораживались плетнями и пряслом, а загороженное пространство называлось поскотиной. На дорогах устанавливались ворота. Вся линия изгороди по небольшим участкам распределялась между населением. За каждый участок отвечал прикреплённый к нему житель села. В его обязанность входило следить за исправностью изгороди, ремонтировать или делать новую, если она обветшала.
Тракт.
Вся трасса тракта делилась на мелкие участки, которые распределялись между жителями прилегающих к нему сёл и деревень. В обязанность приписанных к этим участкам людей входило: устраивать по бокам дороги канавы для стока воды, очищать их от травы, укреплять дорогу насыпью песка – гравия. Часто можно было наблюдать такую картину: тракт походил на шахматную доску, потому что обработаны были только отдельные участки. К приезду губернатора тракт приводили в порядок.
Пожарный постой.
Было установлено дежурство в пожарном, громко выражаясь, депо. На дежурство нужно было представлять лошадь с упряжкой и человека. В пожарном депо числились: пожарная машина и бочка, в которой должна быть вода. В страду, когда спешно нужно управляться в поле, внимание к пожарному делу ослабевало, так что вся организация становилась фиктивной: случись что-либо, то и обнаружится, что или машина не действует, или дежурит какая-либо беспомощная Дунька, или лошадёнка такая измотанная: что чуть волочит ноги.
Караулы.
Ночью летом на колокольне был дежурный на случай пожаров. Для того, чтобы все знали, что он бодрствует, он время от времени звонил в один из маленьких колоколов. Было замечено, что как только гасили огонь в нашем доме, дежурный давал звонок.
Кроме этого были дежурные, которые ходили по улице с колотушкой. Эта колотушка передавалась по очереди. Ночью по селу разносилось постукиванье колотушек по улицам. Н. В. Гоголь прекрасно описал украинскую ночь, но летняя ночь – где она не хороша, когда жар спадает, воздух становится прохладным и чистым, тишину нарушают только сторожевые псы да дробь колотушек и позваниване на колокольне. А если ещё выпадет луна и осветит белоснежную церковь, то разве эта красота хуже украинской? С вечера иногда долго ещё где-нибудь наигрывает гармонь. Пыль ночью осела на дороги, которые погрузились в тишину, замерли, только «спасители Рима» иногда ещё на них не то спят, не то бодрствуют, переговариваясь между собой и зашумят, если их побеспокоит какая-либо запоздалая телега.
Проруби.
Как-то само собой установилось, что этим делом занимался кто-либо ежегодно: избирали его или нет. Прорубей на реке устанавливалось несколько по водопоям. Обычно делались три проруби: для черпания питьевой воды для людей, длинная – для водопоя скота и круглая – для полоскания белья, около которой устраивалась защита от ветра из берёзовых сучьев, прикрытых соломой и снегом. Работа «пролубного» оплачивалась натурой: он время от времен ходил по своим подопечным домам и собирал калачи.
ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 711. Л. 428–430 об.
[1961 г. ]
Не у всех деревенских девочек, конечно, она складывалась одинаково: классовая дифференциация отразилась и на их судьбе. Кроме того, в конце 19 в[ека] и в начале 20 в[ека] в деревне происходила такая стремительная перестройка быта, что примерно за тридцать лет в нём произошли разительные перемены. Настоящий очерк рассчитан, во-первых, на описание того уклада деревенской жизни, который был за 10–15 лет до конца 19 века, и на описание тех общих черт быта, которые характерны были для всей массы крестьянства, во-вторых.
В жизни деревенских девочек был короткий период раннего детства, когда они не выделялись ничем от общей массы детей: они играли вместе с мальчиками, наряду с мальчиками они выполняли некоторые работы в семье, например, качали ребёнка в зыбке. Но вот девочка уже настолько физически окрепла, что может держать на руках ребёнка и она становится нянькой. Если в семье нет девочек, то функции няньки могут [быть] возложены и на мальчика, но если в семье есть и мальчик, и девочка, то функции няньки считаются исключительной принадлежностью девочки: так определено природой. Особенно роль девочек как нянек велика в летнюю страду, когда малыши остаются на полном их попечении.
Няньки.
Конец июня и начало июля. Горячая пора сенокоса. Деревня совсем опустела: чуть свет все работоспособные из взрослых и подростков уехали на покос. Дома остались только няньки с годовалыми, а то ещё меньшими детьми – девочки 8–10 лет. Вот они, одетые в истрёпанные длинные рубахи с накинутыми поверху такими же юбчонками, а то и без них, с детьми на руках собрались в стайку к одной из подруг. Жарко. Дети капризничают, плачут, а девочкам хочется играть, ох, как хочется! И досада большая – у каждой из них есть мальчики – братья, чуть постарше, а, может быть, и моложе их, взяли с собой на покос, а вот их – оставили дома, и всё из-за этих капризников и ревунов. Дети в грязных рубашонках, к ним пристают мухи. Няньки то возьмут детей на руки, поукачивают их на руках, то положат их в тень на еланку, сунув им в рты пережёванный мякиш хлеба, а сами опять за игры. Играют и в «дядю Трифона», и «в разлучки». Дети, как дети! Вот появилась тучка, брызнул дождичек, и няньки запели:
Дождик, дождик перестань,
Мы поедем на рестань,
Богу молиться.
Царю поклониться.
Царь сирота,
Отворяй ворота
Крю́чком, замочком,
Шёлковым платочком,
Подшалочком.
Удивительно ли после этого, что у таких нянек часто мрут дети. Спроси́те, что было с ребёнком, и последует стереотипный ответ: да чё-то животиком помаялся и умер.
Немногие девочки учились в школе, и не потому, что не в чем было в школу ходить, а потому, что нужно было няньчиться с детьми: мать ткёт и не отрывает рук от бёрда, а какая-либо Дунька или Маланька сидит на печи или на полатях с ребёнком и водится с ним. Выскочит на босую ногу «до ветру» и опять за своё дело. В этот период няньчанья мало что девочки получали и из одежды: разные обноски, пимы или ботинки с чужой ноги. В более зажиточных семьях, правда, им перепадало больше: валенки скатают, сошьют новую рубаху или юбку, на голову купят платок. Но вот девочке исполнилось 15 лет, она уже подходит к тому возрасту, когда нужно думать о выдаче её замуж. На всё заботы и семейные расходы.
Подростки.
Если мальчики-подростки имеют какую-то определённую производственную физиономию в качестве борноволоков, то девочки-подростки являются чем-то неопределённым и в то же время находящимся в постоянном движении – своеобразным perpetuum mobile.[78] Вот они собрались компанией в лес за ягодами. Отправились в борки и дальше по беликульской дороге, через три-четыре часа, отобрав ягоды на блюдечки и прикрыв их фартуками, с платочками на голове и надевши какие-либо материны кофты, бегают по домам и продают землянику по 4–5 коп. за блюдечко, чтобы потом купить себе платок. Под «Девятую» они гурьбой идут к реке и волочат на коромыслах разные тряпки, половики, а в руках разные чашки, поварёшки, ступки, пестики, чтобы выполоскать в воде тряпки и вычередить, т. е. с песком протереть ложки, поварёшки, а иногда и самовары. Тут же немного в стороне от мальчишек купаются, кричат, визжат и брызгаются водой.
Вечером идут за телятами на гумна и с вицами в руках гонят их домой. На завтра их отправили на реку пасти гусей и следить, чтобы коршун не напал на гусят. Вот они подняли тревогу, кричат, бегают по берегу, кидают камни, чтобы отогнать стервятника. Выдумывают разные были и небылицы и рассказывают их друг другу. На следующий день их послали сушить выбеленные холсты на берегу реки, вечером – поливать огурцы, принести воды, поласкать бельё. Там, глядишь, появились грибы, и они с корзинами направляются в лес. Родители начинают ценить в них уже производственную силу: купят то платок, то ситца на юбку или кофточку. Они уже не ходят простоволосыми и вихристыми, как детстве, а с платком на голове. Заметно, что и в обиду себя мальчишкам не дают, а при случае и на кулачки пойдут, когда чувствуют, что сила на их стороне. Если при случае придётся поводиться с ребёнком, то они уже не поступят так легкомысленно, как в детстве, а пообиходят его и приласкают. Приучаются прибирать дома: протирать пол, двери, скамейки с песком – «чередить», дать коровам пойло.
Девичество.
Короткий это период – два-три года и пролетит стрелой. Сшились, наконец, ботинки на её ногу, скатали валенки, сшили шубу-частобор, купили шаль и подшалок, сшили сарафан и рубаху, разукрашенную на вороте и на рукавах вышивкой. Купили пояс, с вытканными на нём словами и с пышными кистями; в косу вплели разноцветные ленты, через шею перекинули стеклянные бусы – бери, получай красавицу писанную, любуйтесь парни! Да, она стала красавицей. Только в эту пору ей и покрасоваться, а как хочется радости, веселья! Никто так этого не понимал, как мать, и девушке по возможности предоставлялась свобода погулять, повеселиться: зимой «вечорки», весной и летом – «луг».
О проекте
О подписке