В этот момент они себе еще даже не представляли, что именно им придется увидеть! В лесистой местности, на протяжении от парка «Свиблово», расположенного в Южном Медведково, вплоть до сквера по Олонецкому проезду, граничившему с районом Северное Медведково, и даже немного дальше, без какой-либо системы и при отсутствии причинно-следственной связи были обнаружены одиннадцать трупов людей разного возраста, пола, где, кроме всего прочего, имелись различия еще и в национальной, и в языковой, и в имущественной, и в должностной, и в расовой принадлежности; объединяло всех только одно: все они были убиты огромным ножом, имевшим в своем основании широкое лезвие, и растерзаны до такой степени, что узнать их было практически невозможно… с одного из покойных, обнаруженного еще до наступления утра, были изъяты следы обильных семяизвержений мужчины.

Принимая во внимание необычный, зверский, подход, применяемый к умерщвлению жертв, а также количество трупов, на исследование места совершения преступления следственной группой был потрачен весь оставшийся день, вплоть до самого вечера. Убийца получил прозвище Московского потрошителя, а уже практически к ночи пришла еще одна ориентировка, согласно которой значилось, что поезд, прибывший на Казанский вокзал из Новороссийска, в одном из своих вагонов не имел ни одного пассажира (Чурилову удалось сойти незамеченным за несколько остановок до конечной остановки, или отправного перрона), а начиная от города Новочеркасск и на протяжении более чем трехсот километров находились жуткие трупы, истерзанные, изрезанные ножом, и неподдающиеся своему описанию; в такой ситуации даже неопытному сыщику Ремишеву не составило особого труда сложить воедино всю имеющуюся картинку и сделать логичное заключение, что жестокий маньяк-убийца прибыл к ним из южной части страны, причем, скорее всего, исключительно из Ростовской области.

Воскресшее же из Ада чудовище, его словно что-то тянуло в северо-восточную часть столицы, где оно, оказавшись уже в Москве, всю ночь вылавливало одиноких, загулявшихся жителей, и если они попадались ему на открытой местности, то маньяк искусно, пользуясь прошлой практикой, заманивал их в лесистую часть района, несговорчивых попросту оглушал рукояткой ножа, после чего все также утаскивал в лесную посадку; тех же зевак, что попадались ему непосредственно в парках и скверах, он убивал прямо на месте, неизменно все своих невольных пленников жестоко терзая и безжалостно мучая, пока они не превращались в сплошное кровавое месиво; у некоторых, кроме всего прочего, отсутствовали в том числе и одни из самых значимых внутренних органов, где некоторые были обнаружены в непосредственной близости со следами их поедания, притом именно человеком, а не каким-нибудь диким животным, что легко определялось по вгрызавшимся в них зубам, а проще, по характерному прикусу. Его поимка, как это нетрудно догадаться, напрямую была поручена опытному сыщику Калистратову и его молодому напарнику, но и все остальные службы также были задействованы в столь необычном мероприятии, по своей беспрецедентности не знавшим себе до этого равных (в Москве уже довольное долгое время не случалось ничего хоть сколько-нибудь похожего). По окончании неотложных следственных действий и когда уже опросили всех, кого было только возможно, было принято решение, что на месте происшествия работу можно наконец-то заканчивать; в дальнейшем к лесопарковой зоне были приближенны задействованные на ночную службу наряды, уставшим же и вымотавшимся оперативникам к десяти часам вечера было разрешено отправляться домой – но с одним неизменным условием! – на следующий день, прямо с утра, продолжить прерванную работу.

– Как думаешь, – озадачил Калистратов воспитанника вопросом, когда они уже покидали территорию совершенного преступления, – кто это может быть? Лично мне кажется, что явно кто-то не «наш», а приезжий, возможно даже из стран ближнего зарубежья.

Именно сейчас, замотавшись за день, Юрий вдруг вспомнил про поручение, пришедшее из Новочеркасска, и в то же самое мгновение его практически осенило:

– Помнишь, Игорь, – у сыщиков между собой было не принято придерживаться армейской субординации, поэтому равнозначные сотрудники, пусть и имеющие различные звания, предпочитали устанавливать между собой панибратские отношения и обращались друг к другу исключительно только по имени, – я говорил тебе утром про задание, прибывшее в отношении некой Шалуевой Дарьи, поселившейся в нашем районе.

– Да, – согласился наставник, нахмурив лоб, как будто пытаясь что-то вспомнить либо анализируя, – вроде чего-то было… однако не пойму: как все это может быть связано?

– Если бы ты прочитал тот документ, а не отложил его в сторону, – горделиво сделал свое заключение молодой лейтенант, повергнув напарника в еще большие размышления, – то ты бы сейчас четко себе представлял, что нас просят проверить ту девушку на причастность к совершению убийств, полностью совпадающих с «нашими» как по жестокости, так и по манере их исполнения.

– Ладно, – недовольно промолвил старший оперативник, садясь вместе с Ремишевым в машину марки ВАЗ 2114 и направляя ее в сторону отдела полиции, – сейчас уже поздно – только на лишние проблемы нарвемся, если прямо сейчас направимся вытаскивать ее из квартиры – а завтра, прямо после оперативки, мы и посмотрим, что там за поручение и что за деви́ца; лично я что-то мало верю в то, что все это лиходейство смогла проделать девчонка… нет, здесь явно орудует зрелый мужик, причем имеющий огромную силу; кстати, такой же вывод можно сделать еще и по сперме, – здесь оперативник презрительно усмехнулся, – у представительниц прекрасного пола вряд ли смогут найтись подобные выделения.

– Но, – обиженным тоном заметил младший сотрудник, отворачивая голову и глядя на улицу через окно пассажирской двери, – там и не говорится, что убийства совершает именно эта молодая особа, там просто просят проверить ее на причастность, ведь, возможно, она знает что-то такое, что поможет нам выйти на настоящего маньяка-убийцу… не зря же она в таком спешном порядке «свалила» из своего родного провинциального городишки?

– Может быть, может быть, – задумчиво, словно только для себя, вымолвил Игорь, и на этом рассуждения напарников прекратились, так как они подъехали к отделу внутренних дел, а значит, пора было уже идти по домам, пока не «нагрузили» еще какой-нибудь лишней, совсем ненужной, работой, – не забудь написать подробный рапорт об осуществленных нами сегодня мероприятиях, чтобы к утру «воткнуть» его в уголовное дело, – крикнул сыщик, когда Юрий уже отошел метров на двадцать.

Почти в тот же самый момент двое сотрудников полка ППС, дежуривших вблизи лесистой зоны, окружавшей реку Яузу, мирно дремали в служебном автомобиле; в своей беспечности они наивно полагали, что при такой концентрации полицейских, сколько их было выставлено в ближайшей округе, вряд ли какой маньяк решится действовать как в этой, так и близлежащей к ней местности. Оба они были молодыми парнями, недавно закончившими школу полиции и теперь заочно проходившими обучение в высших юридических заведениях; сотрудники представлялись худощавыми, но тем не менее, при высоком росте, выглядели физически развитыми; молодые красивые лица и форменное обмундирование делали их практически одинаковыми. Рулевого звали Орешкиным Виктором Сергеевичем; он достиг двадцатитрехлетнего возраста и носил звание старшего сержанта полиции… Мерзоев Эдик Рафикович, его обычный напарник, был рядовой двадцатидвухлетнего возраста.

Вдруг! В окошко, расположенное со стороны водителя, постучал неизвестный мужчина; по своему виду он, скорее всего, приближался к пенсионному возрасту, но главной его отличительной чертой являлись большие очки, «сверкающие» в темноте и имеющие характерную квадратную форму.

– Господа полицейские, – сказал он ровным, спокойным голосом, не внушающим каких-либо нехороших эмоций либо же подозрений, – я сейчас проходил по скверу и наткнулся то ли на мертвое человеческое тело, то ли на что-то похожее; но вся беда в том, что я не отважился подойти поближе и рассмотреть все поподробнее. Вы не сходите со мной… не посмотрите?

Орешкин, выведенный из состояния сна столь необычным образом, толкнул напарника локтем и, разбудив его, промолвил голосом, содержащим чуть дрожащие нотки, что в столь необычной ситуации было, впрочем, делом вполне даже обыденным:

– Эдик, давай просыпайся, кажется, есть работа: вон гражданин говорит, что нашел то ли труп, то ли не труп; но, сам понимаешь, надо пойти убедиться.

Оба полицейских почти одновременно покинули удобный салон машины и оказались на улице.

– Ведите показывайте, – учитывая возраст просителя, старший сержант придал своему голосу вежливых интонаций, – посмотрим: что именно у «Вас» там случилось?

Чурилов – а как нетрудно догадаться, это был именно он – повел полицейских в самую глубину аллеи, направляясь к общественному туалету, где, действительно, на траве имелись следы волочения, ведущие к задней части строения. Сотрудники напряглись: дело, и правда, было нешуточным. Медленно продвигаясь вдоль примятой травы, «пэпээсники» шли, пока не уперлись в мертвое тело, изуродованное до невероятной степени; по всей видимости, некогда оно принадлежало молодой и красивой женщине. И Мерзоев, и его напарник Орешник от увиденного ими непривычного, проще сказать, крайне жуткого вида тут же отвернулись в стороны и принялись активно очищать свои желудки от непереваренной пищи – и в этот момент первый (тот, что был «помоложе») вдруг неожиданно захрипел, словно ему перерезали горло. Его напарник обернулся и, к своему величайшему ужасу, стал очевидцев просто кошмарной картины: мужчина, пригласивший их осматривать место совершения преступления, наносил многочисленные удары ножом в тело его товарища, на глазах уродуя туловище и превращая его в нечто несуразное, изрыгающее из себя кровь и рассыпающее под себя части кишечника и других внутренних органов.

Несмотря на тошнотворное состояние и необычность представшей его взору картины, второй полицейский все-таки сумел с собой справиться, извлек табельное оружие и трясущимися от страха руками начал вести бесперебойную, непрекращающуюся стрельбу. Однако мутность взора и сильное головокружение помешали ему произвести сколько-нибудь прицельные выстрелы; маньяк же, чувствовавший себя более чем превосходно, не замедлил переключиться на Виктора: недочеловек бросился на пока еще живого сотрудника, словно бы он был какой-то сошедший с экранов средневековый ниндзя, ловко уклоняющийся от предназначенных ему пуль… приблизившись, Чурилов нанес очередной жертве ножевое ранение в нижнюю часть живота, после чего возвратно-поступательными движениями начал поднимать лезвие кверху, разрезая брюшные ткани и освобождая кишечник, который тут же вывалился наружу. У сотрудника потемнело в глазах, и, теряя сознание, он повалился на голую землю; в последующем у него уже стала терзаться грудная клетка, разрезаемая острым и мощным металлическим лезвием, выворачивая наружу и сердце и легкие. К концу своей пытки убийца полностью вырезал у Орешкина пах и забрал его себе в качестве жуткого, чудовищного трофея, аккуратно положив сначала в целлофановый пакет, а потом в свой страшный, нагнетающий адский ужас, портфель. Он намеревался отрезать еще и нос, но в этот момент услышал осторожно приближающиеся шаги – это полицейские, несшие службу неподалеку, аккуратно двигались к месту, откуда послышались выстрелы.

Такое их поведение было разумным и вполне объяснимым: в сложившейся обстановке им не было точно известно, кто именно произвел эти выстрелы и с какой целью он это делал? Не исключалась такая возможность, что стрелять мог и сам преступник, а следовательно, никому не хотелось, не разобравшись в создавшейся ситуации, попасть под прицельный огонь притаившегося в засаде коварного недруга; как бы там ни было, но к месту происшествия с разных сторон шли шестеро сотрудников патрульно-постовой службы и трое спецназовцев. Чурилову, прекрасно ориентировавшемуся на местности и видевшему в темноте не хуже, чем кошка, легко удалось уйти незамеченным; однако для себя он сделал определенные выводы, что ему необходимо поменять местность своей чудовищной деятельности, дабы избежать лишних, ненужных ему, неприятностей; его мысли, по своей сути, были оправданны, ведь хотя он и был полноправным исчадием Ада, а потому, соответственно, являлся бессмертным, но тем не менее испытывать свое тело на способность противостоять многочисленным свинцово-стальным зарядам, обычно выпускаемым полицейскими в таких, и подобных им, случаях, бездушный убийца совсем даже не собирался и от этого неприятного опыта старался по возможности все-таки уклониться.