Сам же хозяин направился к обеденному столу, где на серебряном подносе стоял высокий керамический кувшин ручной работы, украшенный восточными узорами, налил из него воду в стакан, выполненный в том же стиле, и вернулся к приезжему.

Жорж с благодарностью принял предложенную кружку, отпил и поставил на придиванный столик.

– До знакомства с Филиппом я руководил некоторыми раскопками, – начал свою повесть араб, по–хозяйски устроившись на диване, – но, к сожалению, так и не удавалось найти что–то ценное для науки. Затем мне сообщили, что мою группу расформировывают и перекидывают на объекты, где работали археологи из других стран, для обмена опытом, как любят говорить. Я был крайне возмущён и отказывался принимать тот факт, что человек из Залива знает о моей стране больше, чем Я. Чужестранец будет учить МЕНЯ?! – Мужчина восклицал с такой страстью, что легко представлялось, как было задето его самолюбие в то время. Он немного помолчал и продолжил уже спокойным тоном: – Я был молод, меня душили зависть и амбиции, но платили мало, а ещё приходилось кормить семью, поэтому я вынужден был смириться. Так мы познакомились с Филиппом, и всё изменилось! Не устаю благодарить Аллаха, – Ахмед воздел руки к потолку, – за то, что дал мне возможность познакомиться и подружиться с таким удивительным человеком. Упрямый, своенравный, делал только то, что считал нужным. Пока одни безуспешно копали в одном месте, мы с ним в других местах совершали исторические открытия. Однажды, впоследствии раскопок, он обнаружил древнюю вещь – деревянный ларец – выдающееся художественное произведение древнеегипетского прикладного искусства. Ларец был покрыт тонким слоем золота и расписан военными сценами. В тот день я работал на соседнем участке и к его находке не имел никакого отношения, но, когда мы привезли ларец в департамент, Филипп заявил, что это Я нашёл шкатулку. Я пытался открыть правду, а он отдёргивал меня и говорил: «Поверь, так надо!», – Ахмед постарался голосом изобразить Филиппа. Получилось забавно, и Жорж улыбнулся. – Было много подобных случаев, – с ноткой печали вздохнул рассказчик. – В итоге я стал знаменит и почитаем в своей стране. Меня повысили на работе, зарплата значительно возросла, благополучие моей семьи улучшилось. Тогда я догадался, зачем он это сделал – хотел помочь мне, презиравшему его когда–то! Наше знакомство переросло в крепкую многолетнюю дружбу. Я ни на минуту не забывал о его поступке и надеялся, что однажды смогу отблагодарить его. И момент настал!

– Настал, – эхом откликнулся Жорж, невольно напрягшись в ответ на торжественное восклицание араба.

Ахмед неспешно подошёл к невысокому книжному стеллажу и с той же триумфальной улыбкой вернулся к французу, протянув ему статуэтку.

Жорж покрутил в руках фаянсовую фигурку сидячей женщины со страусиным пером на голове, разглядывая стекловидное покрытие голубого цвета, которое придавало ей неповторимый блеск. Египтяне верили, что фаянс отражает свет бессмертия и наделён силой возрождения, а изделия из него считались волшебными, наполненными неугасимым мерцанием солнца, поэтому фаянс так и называли – «тьехенет» – сияние вечности.

– Маат? – Жорж непонимающе посмотрел на араба.

– В тот день, когда мы нашли её, я в последний раз видел Филиппа, – Ахмед сел на диван, – но история эта началась задолго до этого. Мы проводили раскопки в фиванском некрополе и основные работы планировались в Долине Царей, но Филипп собрал небольшую группу и трудился в некрополе Дэйр эль–Бахри. Тогда он и наткнулся на странную гробницу. На стенах склепа не было никаких росписей, рассказывающих о жизни покойного или изображающих ритуальные сцены, как это принято. Там не оказалось ничего из того, что обычно помещали при погребении: ни каноп, ни ушебти, ни драгоценностей… Ничего! Один саркофаг. Простой, деревянный. Внутри не бальзамированная мумия, а полностью разложившийся труп, и в его руке был зажат короб, в котором находился прекрасно сохранившийся папирус. Коллеги тогда заключили, что покойный при жизни служил писарем, но Филипп с этим мнением не согласился. Он позвонил мне за неделю до своей смерти и попросил встретиться у той гробницы. Я никогда не видел его таким взволнованным. В тексте Филипп вычитал указание на нечто сокрытое в склепе, и мы нашли. – Ахмед кивнул на статуэтку. – Я обнаружил её совершенно случайно; она была замурована в потолке гробницы. Филипп до последнего утверждал, что этот свиток особенный, что он таит в себе неразгаданные тайны. Естественно, это предположения, но я верю моему другу.

Жорж слушал, вдумчиво рассматривая древнеегипетскую логографию на статуэтке. Выцарапанные пиктограммы, словно ювелир корпел над ними, сложились в читаемый текст:

– {«Истина во мне, стоит лишь узреть»}, – перевёл он прочитанное.

– Филипп неспроста гордился тобой! – с благоговением воскликнул Ахмед. – Он неустанно хвастался, какой умный и способный ученик у него растёт, и, как всегда, был прав.

– Спасибо, – без энтузиазма отозвался Жорж, изучая фигурку и повторяя шёпотом слова, будто ждал, что ему вот–вот откроется сакральный смысл прочитанного. – Я не понимаю, что это означает, – сдался окончательно. – Думаю, без свитка не обойтись. Вся ценная информация, наверняка, там.

– Ах, да! – неуклюже всплеснул руками Ахмед, вскочил с дивана и скрылся в соседней комнате, вернулся с маленьким деревянным коробом параллелепипедной формы. – Вот, держи.

– Ничего себе, – Жорж ошеломлённо принял новый артефакт. – И свиток, и статуэтка у вас. Как так?

– Филипп жутко злился, что приходится много времени тратить на оформление различных разрешений для перевозки древних вещиц через границу, поэтому оставил их у меня. Он планировал уладить некоторые дела на родине и сразу же вернуться, чтобы продолжить исследования, но… – На смуглом лице араба появилась тень скорби.

Жорж с недоверием смотрел на Ахмеда:

– Почему вы не отдали артефакты в департамент?

– Ну, во–первых, официально над ними работал Филипп, и никто не знает, что они у меня, – замешкался гостеприимный хозяин, стараясь выглядеть убедительно, но голос выдал волнение. – А во–вторых, мой друг очень переживал за своё дело и не хотел, чтобы оно было утеряно.

Жорж молчал. Сложно сосредоточиться и думать спокойно, когда словно лавиной накрывает слишком много неожиданной информации, а времени её осмыслить катастрофически мало.

– А сами почему не закончили? – не укладывалось в голове необъяснимое бездействие коллеги. – Я, к примеру, не стал бы терять двадцать лет и сам бы занялся поисками.

– Признаться, мысли такие возникали, – ухватил визитёр новое замешательство доброжелателя и его попытку подавить раздражение, – но твой дядя сделал для меня очень много, и лучшим способом выразить свою благодарность – помочь тебе завершить его дело. Я знаю, он желал бы этого.

Желал бы…

Снова всплыли обрывки из забытого прошлого:

{«…Тебя ждут великие открытия! Обещай, что не сдашься… Обещаю!»}

Жорж не понимал, что заботит больше: настораживающая недосказанность со стороны араба, которую прямо нутром чуял, или осознание того, что настало время выполнить обещание, которое даже не помнит. Может, вообще и не это обещал.

Любопытство пересилило, и он всё же открыл короб с торца, вытряхнул оттуда свиток и аккуратно развернул. На первый взгляд это был папирус, который принято называть Книгой Мёртвых, но текст написан не иероглифическим письмом, а иератическим. Жорж перебирал и нашёптывал разные варианты расшифровки записей, пока слова не составили собой предложения. Тогда он зачитал:

{«Я та, кого избрал Он, Я та, кто погубила Его,

Я та, кто вызвала гнев породившего нас.

Он был дан мне создавшим жизнь,

Но наказан и сокрыт впредь от взора.

Око Атор узрело Владык рождение

И не могла Мут отныне защитить.

Я скорблю, ибо не имею власти быть рядом, лишь видеть.

В заточенье скитаясь, ожидаю начала возврата к Нему,

Ибо знаю, закован Он и ждёт меня.

Я вижу, как Он плывёт ночью по ней и входит туда.

Они ждут меня там, зовут к себе.

Их нет, и я стремлюсь к ним.

И нарекаю, побеждая Исефет, воссоздай Истину,

Предстань на Суд пред Хентименти.

Речь искренняя лишь очистит сердце и с той поры возымеет силу.

Небти защитят, став незримой защитой на пути к Сидящей на Троне.

Тогда буду свободна я и войду туда как равная.

Пусть порождения Апопа не заставят отступить и идти назад.

Предстань пред ними и произнеси речь свою,

Не сбившись и ничего не упустив, ибо речь должна быть покорна.

Пусть к тайным глубинам тянет сердце,

Ибо жду там, на возвышенном месте.

Да возликует сердце моё навеки при встрече!»}

– Бред какой–то! – досадливо нахмурился Жорж, закончив читать.

– Терпение – лучший друг археолога и лингвиста, – поучительно проговорил Ахмед, не скрывая восторго. – Если бы было легко, писец не хоронил бы его с собой, а Филипп не потратил бы последние годы своей жизни на расшифровку.

– Это абсолютно ничего не значит. Фигурка же у вас. – Жорж нервно зашагал по комнате; никогда не чувствовал себя таким безнадёжно тупым. – Может, статуэтка – просто подарок, который ваш писарь так и не решился вручить своей возлюбленной после разлуки, а письмо, если судить по тексту, писала женщина, так что ваш покойный – и не мужчина вовсе. С чего вы взяли, что эта бумажка особенная?

– Я рад, что Филипп не слышит тебя, – осуждающе покачал головой Ахмед. – Ты говоришь, как те многие из наших коллег, которые завидовали ему и высмеивали любую его попутку доказать полезность открытия.

Пристыженный скептик растеряно замер посреди комнаты.

– Покойный был мужчиной. Думаю, нет необходимости объяснять, как с помощью экспертизы это устанавливается, – строго отчитал Ахмед, растянул папирус на столике и указал на какие–то закорючки. – Он прямо в тексте помечал результаты своих поисков, и, видишь? там стоит всего одна пометка.

Жорж склонился над свитком:

– Похоже на энхориальное письмо, – пробормотал озадаченно, изучая мелкие крючковатые и округлые линии чёрного цвета под строчкой {«Побеждая Исефет, воссоздай Истину»}. – Если не ошибаюсь, здесь что–то про Поля Иару. Чёрт, не понимаю! – вспылил, но осёкся и сконфуженно буркнул: – Пардон.

– Уверен, это тебе пригодится, – араб достал из кармана халата изрядно потрёпанную временем и частым использованием книжицу в коричневом кожаном переплёте, обвязанную посередине ремешком, и положил на стол.

– Неужели… – смутная догадка озарила лицо молодого археолога, и он осторожно взял презент.

– Филипп никогда не расставался со своим блокнотом, – подтвердил предположение даритель, – а в тот день перед отъездом оставил у меня. Ты найдёшь там много полезного. Теперь это всё твоё, если захочешь, – он указал на разложенные на столе предметы.

Жорж задумчиво изучал очередной драгоценный артефакт – блокнот, и не испытывал той благодарности и радости, которую от него ожидал щедрый датель.

– Здорово, конечно, – проговорил он медленно, – но мне надо подумать.

– Дорогой мой, – доверительно подался вперёд араб, – я вижу в тебе те качества, которые восхищали меня в Филиппе – невероятный ум и упорство. Вы с ним очень похожи! Можешь полностью рассчитывать на меня, как это делал твой дядя. У тебя полно времени. Всё боится времени, но время боится пирамид и этих артефактов, – пренебрежительно махнул он рукой на предметы. – Пойдём лучше обедать. Голодный думает желудком, а сытый – головой.

Глава 4

[Париж.

На следующий день.]

Жорж вернулся домой взволнованный.

Елена вздохнула с облегчением и не стала лезть с расспросами, знала, сын не любит рассказывать о своих поездках, но вечером за ужином спросила:

– Как съездил?

– Нормально.

– Я же вижу, ты чем–то озабочен. Расскажи.

Сын окинул её молчаливым взглядом.

Елена ждала.

– Ты вообще когда–нибудь интересовалась делами Филиппа? – неожиданно с претензией выдал Жорж.

– Он часто рассказывал нам о своих приключениях и находках.

– И о свитке? – испытующе посмотрел на неё.

Елена помотала головой:

– Нет, о свитке не рассказывал.

– Так и знал, – разочарованно пробормотал он.

– Жорж, в чём ты меня обвиняешь? – непонимающе нахмурилась Елена. – Если я чего–то не знаю, это не значит, что мне наплевать! Я очень благодарна Филиппу. Он заменил тебе отца, многому научил, но, как и ты, часто находился в разъездах. Поэтому от него ушла жена, поэтому у него не было своих детей, поэтому я мало что знаю о нём. Его либо не было, либо всё свободное время проводил с тобой: постоянно чему–то учил, что–то рассказывал. Он очень увлечённо занимался твоим развитием, и благодаря ему ты вырос таким… чересчур умным, – стрельнула в него наигранно–недовольным взглядом. – Но я тоже старалась быть хорошей матерью! Поддерживала во всём, а взамен получаю упрямое молчание и упрёки, – закончила обиженно, погружаясь мыслями в прошлое. Филипп, когда узнал, что брат сбежал с любовницей от беременной жены, проявил благородство. С Жаном Елена жила в съёмной квартирке на окраине города. Филипп предложил Елене переехать к нему в центр Парижа. Она, не задумываясь, согласилась; перспектива растить ребёнка в одиночку не радовала, а Филипп был добр, ничего не требуя взамен.

Совесть неприятно кольнула Жоржа, напомнив о себе. С раннего детства он регулярно занят, мало бывает дома и никогда не делится с матерью подробностями о своей жизни. Всегда казалось, что ей нет до него дела, занят ребёнок – и ладно. Со временем эта мысль засела так глубоко, что смирился с этим и окончательно закрылся от неё.

Жорж пересилил себя и кратко рассказал о визите к арабу. Приятно было наблюдать, с каким вниманием мама слушает, и осознал, что сам рад поделиться с ней рассуждениями:

– Хоть убей, не понимаю, зачем Ахмед хранил артефакты у себя двадцать лет. Не год, не два! Уже давно расшифровали бы текст и выяснили его ценность. По его словам, Филипп хотел, чтобы эту тайну раскрыл я, поэтому ждал подходящего момента, чтобы передать эти «сокровища» мне.

– Не сомневаюсь, – подтвердила мама, – но не займёт ли это и у тебя слишком много времени? Тебе двадцать шесть лет, пора задуматься о собственной семье. Пора не сокровища искать, а жену!

– Опять двадцать пять, – Жорж закатил глаза. – Всему своё время. Выбор такой огромный, здесь главное не ошибиться.

– Ах вот как ты объясняешь свои многочисленные мимолётные отношения? – мама неодобрительно выгнула бровь.

– Угу, – с полным ртом смешливо бросил сын.

– Угу, – передразнила его с улыбкой. – Вы ведёте себя очень легкомысленно, молодой человек. Я требую внуков! – и сменила тон на серьёзный: – Ты собираешься заняться свитком?

– Собираюсь, и, с твоего позволения, незамедлительно, – Жорж поднялся, поцеловал маму в макушку и ушёл.

Елена задумчиво посидела с минуту и набрала нужный номер в телефоне.

– Всё в порядке? – сходу проявил участие Жан.

– Да. Друг Филиппа отдал ему какой–то свиток, и он собирается его разгадывать.

– Так и знал!

– Знал?! – возмущённо вскрикнула Елена.

– Ну, не то, чтобы знал, – замялся мужчина. – Предполагал. Филипп рассказывал о нём незадолго до… смерти.

Елена пристыжено вздохнула:

– Прости, что не пустила на похороны. Мне и без того было тяжело.

– Я не имею права упрекать тебя, – тихо ответил голос в трубке.

Елена промолчала. Двадцать лет назад Жан осмелился позвонить ей. Извинялся, просил, умолял не наказывать за новую любовь. Первым порывом было бросить трубку, но искренность и отчаяние в его голосе тронули, она сдержалась и выслушала. Оказалось, Филипп тайно делился с предателем подробностями о малыше. Известие о смерти брата вызвало у Жана помимо скорби – страх: боялся, что окончательно потеряет сына. Елена смягчилась и согласилась изредка оповещать о событиях в жизни Жоржа взамен на обещание, что изменник не станет связываться с сыном лично. Жан не перечил и выполнил все условия.

– Лена, я хочу попросить тебя, – вернул из неприятных воспоминаний мужчина.

– Очень любопытно, – фыркнула она. – Тебе не кажется, что это слишком?

– Я хочу познакомить Жоржа с Сергеем, – заявил Жан.

Повисла напряжённая тишина.

– Лена, прошу тебя! – жалобно призвал он. – Мы не молоды. Другого такого шанса не будет. Они должны знать!

Женщина сурово сжала губы.

– Лена! – умоляюще вскрикнул Жан.

– Что?!

Послышался облегчённый выдох:

– Когда мы с Филиппом что–то исследовали вместе, это нас объединяло. Общая цель и идея – вот что сблизит их! Убеди Жоржа поработать с Сергеем.

– Жорж никогда не согласится привлечь к своим делам постороннего! – абсурдность идеи разозлила Елену.

– А если сказать, что Сергей – сын старого друга Филиппа? – несмело предложил мужчина. – Жорж по–прежнему уважает дядю; так может, услышав его имя, изменит своё правило?

– Сомневаюсь.

– Насчёт Сергея я тоже, но, прошу, давай попробуем.

Глава 5

[Россия. Екатеринбург.

Тот же день.]

Отец не звонит по пустякам.

Тянуло придумать отговорку и отложить внезапную жажду родителя встретиться на неопределённое время, но знал, не сработает. Уже проверял. Если тот вбил себе в голову увидеть отпрыска, обязательно приедет лично.

Вот спасибочки, лучше самому ехать к нему!

Озлобленность давно иссякла и свернулась в глубине, превратившись в тихую, безмолвную обиду.

Раньше они с удовольствием проводили время втроём, но автокатастрофа унесла из их счастливой и размеренной жизни единственное связующее звено – маму, когда ему было шестнадцать лет, и всё резко изменилось. Отец осунулся, замкнулся, начал избегать общество собственного сына, зато подолгу и с большим удовольствием задерживался на работе с аспирантами в любимом Научно–Техническом университете.

А он заполнял пустоту в сердце разными провокационными выходками. Злость кипела внутри, жутко чесались руки позлить отца в ответ на его требования строгой дисциплины и отличной учёбы, и полное отсутствие маломальской любви. Дражайший папочка планировал, что отродье получит хорошее образование и пойдёт по его стопам.

Стать учёным?! Преподавать в институте?! Батя вконец свихнулся?! Да ни в жизнь!