– Я намерен сделать то же, – заявил Флавий. – Отчего мы всегда смотрим на город, лишь когда нужно показать его гостям?

Лис окинул взором линию домов с цветочными террасами – что он тут не видел? Итирсис красив, особенно с реки, но разве для этого нужно как-то отдельно смотреть? «Фортуна» шла вдоль самых центральных улиц, каждый камень тут ведом ему хоть на глаз, хоть на ощупь.

– Когда я уезжал, здесь были здания пониже, – продолжил его высочество. – Представь, я даже застал последнюю лавку цирюльника – парики уже выходили из моды, но дамы постарше от них отступать не желали.

– Моя бабка еще хранит тот самый, в котором прибыла в Ладию, – не смог остаться серьезным Лис. – Но на приемы перестала надевать.

– Мне, пожалуй, тоже придется заняться гардеробом, – с неохотой признался Флавий. – Ни одной шляпы из тех, что не будут осмеяны вами, юнцами.

Алессан промолчал, заметив другое – помимо Селима на палубе только Флавий не прятал головы от солнца. Каковы бы ни были причины, это рождало сходство.

– Шляпники еще живут на Заречной? – его высочество старался говорить беззаботно.

Лис качнул пером.

– Не доводилось их там видеть. Свет предпочитает тот салон, что на углу Соборной площади.

Флавий кивнул, но понадеялся, что вопросы моды удастся оттянуть еще немного и потом с выдохом переложить на плечи Леоноры. Пока обойдется парой слегка перешитых камзолов. Вон, и по набережной некоторые гуляют безо всяких шляп.

По мостовой пронесся экипаж, едва не зацепив замешкавшейся леди. Ее кавалер, которому следовало сменить руку и закрыть спутницу со стороны дороги, разразился бранью вслед неосторожному кучеру. Шляпа последнего кроя ничуть не мешала ему использовать многие старинные обороты.

– Мода сменилась, а люди прежние, – несколько даже успокоился его высочество.

Алессан полагал себя представителем нового племени, и вердикт о неизменной человеческой природе совсем его не вдохновил.

– Всегда есть те, кто позорит свое сословие.

Позади опять раздался скорый говор принца. Флавий на миг задержал дыхание, оглянувшись, но Селим все еще стоял у борта, и веселость его относилась к той же сценке с экипажем. Гость не выказывал и доли интереса к покинувшему их царевичу, хотя поведение последнего отдавало дипломатическим скандалом. Ожидавший натиска Флавий обманулся и оказался теперь в странном положении забытого бунтовщика.

С прогорклым ощущением подвоха царевич вернул свой взор вперед, и вдруг родные места одарили новым теплым воспоминанием.

– «Магово ристалище». Отметился? – спросил он почти с мальчишечьей хитринкой.

Неприметный чугунный мост, под который шла «Фортуна», носил иное имя, но местные давно его забыли, полагая полем битвы гордецов – притом битвы таинственной и безмолвной.

«Ристалище» открывало свою суть ночью, когда поднимало створы и с изнанки оказывалось вдруг усыпано ювелирными шедеврами. Кольца, броши, кулоны были накрепко впаяны во всю нижнюю поверхность моста, маняще сверкая под фонарями. Достать их, впрочем, удавалось редко.

История этого расточительства брала начало полвека назад – какой-то юный чародей на спор впаял туда свое кольцо, да так, что ни бедняки, ни друзья-маги не сумели его вытащить.

Седмицей позже под мостом сияла уже дюжина колец с гербами высоких домов, демонстрируя умение наследников распределять заряд и ставить защиту на свою отметку. Попрошайки полночи проводили в попытках вытащить дармовые сокровища. Скоро пронюхав расклад, они волокли добычу не скупщику, а прямиком другим аристократам, лучше соперникам – те покупали дороже. Криворукого чародея укрывал позор: не умеешь защитить – не лезь! Магистры, конечно, могли бы разом поснимать весь этот золотой фонд, но в молчаливом соглашении не трогали арену отпрысков.

За полвека традиция окрепла, каждый уважающий себя маг, поднаторев, оставлял под мостом свою отметку. Предпочитали золотое кольцо с различимым гербом, но годилась любая ценность – важно лишь встроить код, прямо указующий владельца.

Алессан поднял голову. Галерею тщеславия можно было различить в деталях – невообразимо пестрая, она лишь кое-где она зияла дырами от вынутых колец.

– Мое левее, – улыбнулся он.

«И жемчужная заколка Леи, – различил он магию знакомого автографа. – Когда успела?»

Детьми они хотели отмечаться вместе, Лис даже помогал магичке освоить защиту. В отрочестве, кажется, об этом позабыл.

– Я оставлял фибулу, – кивнул Флавий на другую сторону. – Держится еще. А там – кольцо батюшки твоего. Диего все просчитывал, готов ли, а я страшно хотел его опередить и рискнул означиться на целый месяц раньше. Кажется, мы оба справились.

Флавий замолк на мгновение, чтобы вдруг огорошить:

– Он прислал тебя за мной смотреть?

Алессан запнулся. Лгать не имело смысла – иного повода прибыть сюда ему не выдали, но истина рождала неприятную преграду. Флавий и сам пожалел о вопросе – и надо ль было рвать хотя бы видимость непринужденной встречи? Испортил сам себе остаток дня.

– Только чтобы подготовить адвоката вашему высочеству, – юноша досадливо отвел глаза на отражение под бортом.

Маг-навигатор вращал водяные колеса с дивной синхронностью. «Фортуна» шла прямо, как на параде, и в повисшей неловкости приближалась к Виноградному мосту – самому широкому и романтичному в Итирсисе. Кованые лозы овили его перила, позолоченные гроздья кое-где изящно свесились к реке.

Музыканты подгадали этот миг, чтобы сменить полет вальса на протяжную печаль старинной песни.

Юный Лис не знал романса, но Флавий так и застыл. Прощание магов морского корпуса с городом вдруг отдалось чем-то больным и близким. Так пели, когда без надежды на встречу хотели сказать «я тебя никогда не забуду».

Шрам дождя на чугунной ограде

И моста виноградные кисти

Мы оставим для тех, кто на суше —

Сильным не подобает корысти!

Мелодия стелилась над рекой без слов, но Флавию достаточно было и собственной памяти.

«Вот кто понял бы, – подумал он о без числа ушедших морских гвардейцах. – но им хватало воли заранее смириться с тем, что ничему не быть как прежде. За что я цепляюсь?.. Еще эта скрипка душу рвет!»

Смычком как будто возили по самому сердцу – пронзительный звук навеки слился с образом тонкой руки Леоноры. Ему не довелось услышал ее игры с момента новой встречи. Так ли восхитительна ее музыка по сей день?

Что за нелепость! Она играла все эти годы – значит, мастерство только выросло!

Захотелось оказаться рядом с женой и дочерью за тридевять земель отсюда. Зачем эти попытки что-то доказать Двору? Едва забрезжил свет, как явился Селим, и даже доверенного племянника пристроили вести заметки. Столица давно уже вытеснила его из своих пределов, она принадлежит иным. Попроси бывший пленник права удалиться в глушь – едва ли ему откажут. Путь очевиден и прост, не пора ли стать рациональным?

Не на зов горизонта ответим —

Мы всегда ходим там, где не звали.

Мимолетная мирная гавань —

Полстопы на случайном причале.

Диего до сих пор не дал рекомендации открыться. Долго ли ждать подсказки? Это его семья, а он опять томится бездействием, пока призраки прошлого воспряли и вяжут императора пеленой обновленных сомнений.

Раз уж в столице он лишь половиной стопы – пора взойти на борт. Рассказать о семье, если придется – мужественно принять отставку и уехать. Арис, конечно, осядет здесь, но супруга обретет заслуженное место рядом.

«Завтра же потребую аудиенции, – злая решимость плеснула кровь к вискам царевича. – А значит, сегодня побуду примерным сыном.»

Под цепким взором сына Диего царевич вдруг отпрянул от леера и звонким шагом вернулся делегации.

Принцу в этот миг вещали об Итирсисе пафосно и неискренне. Посольский глава и сам рад был бы оставить пустую речь, утопить взор за ограду тенистого парка и тайком пустить слезу по-стариковски. Настроение это, впрочем, враз переменилось, когда за спиной возник царевич Флавий.

Быть буре? Делегация затихла в напряженной готовности сглаживать дерзость, но не могла лишить его высочество права на слово.

– Как вы находите нашу столицу, дорогой принц? – обратился царевич любезно, точно как подобало представителю правящей династии в неформальной обстановке с равным гостем.

Подоспевший Алессан с жадностью ловил в ответном взоре обернувшегося принца хотя бы что-то, о чем не стыдно будет доложить отцу. Однако, оба высочества смотрели друг на друга свободно и прямо.

– Итирсис поразит любого, – с готовностью проворковал Селим. – Я счастлив, что его величество позаботился не только о нашем комфорте, но и о досуге.

«Где его хитрость? В чем игра?» – изыскивал внутренний Флавий.

– Вас не утомляет наше усердие? Должно быть, вы многое знали о городе прежде?

На прошлой встрече тассирец так подчеркивал роль пленника в изучении Ладии! Пусть еще потешится – Флавию надоело чувствовать себя виновным.

– Нет, о царевич, – Селим улыбался деликатно и не более, чем требовал высокий случай. – Смотреть город, как учить язык – всегда найдется что-то новое.

Флавий не выказал удивления, но определенно ждал иного.

– Ваш ладийский великолепен, – осторожно вмешался посольский глава.

Селиму подбросили дивный повод вспомянуть уроки пленника прямо или намеком с провокацией. Флавий снова подобрался – ну, атакуй!

– Прилежание поощряет и ваш закон, не так ли? – повернулся он к вопрошавшему.

Безупречен! Ни показной скромности, ни южной гордыни – и ни краешка взгляда в сторону Флавия.

Его высочество моргнул очень и очень медленно. Слова последнего куплета колоколом грянули в его уме:

Расцарапано шпилями Гильдий,

Окрыленно ударами марша

Сердце общее верит – вернемся!

Только будем ли все еще – «наши»?

Подвоха можно более не ждать – подвох здесь развернулся с самого начала.

Сценку для простолюдинов тогда, на Соборной площади, Селим отыграл в дружеском тоне. Представление для знати режиссировалось тоньше – молодой дипломат как будто бы слишком усердно игнорировал бывшего пленника.

Для окружающих сговор их просто бросался в глаза.