– Как же, убежишь от него! У капитана везде глаза и уши. Поймает и уж тогда точно убьёт, а я хочу выжить, вырасти и отомстить, – не по-детски злобно и серьёзно ответил юнга.

– Но ты бы хотел покинуть этот проклятый корабль? Что ты видел в своей несчастной жизни кроме побоев на этом разбойничьем судне? Нам нужен смышлёный помощник. Пойдёшь с нами?

– Капитан не отпустит, – серьёзно ответил мальчишка.

– Это мы возьмём на себя. Ты пойдёшь с нами?

– Да, а чего мне здесь терять. А если не понравится, я сбегу от вас запросто.

– Так как же тебя всё-таки зовут? – опять спросил Масар.

– Таракан.

– Это, понятно, прозвище, а имя твоё как?

– Все и всегда звали меня Тараканом, потому, что я быстрый и живучий.

Жрецы переглянулись и без слов поняли, что он им подходит.

Когда раздался крик «Земля!», оба жреца поднялись на капитанский мостик и стали обсуждать детали предстоящей высадки. Ночью они подойдут как можно ближе к берегу, и их на шлюпке доставят на берег. Заходить в порт в этих местах опасно. Слишком известен чёрный корабль своими чёрными делами, а за голову капитана Рейгонара многие правители прибрежных стран назначили солидное вознаграждение. Когда детали обговорили, жрецы перешли к другому делу.

– Капитан, нам нужен мальчик для мелких поручений, отдайте нам своего юнгу.

– Что!? – Рейгонар вытаращил на них свои звериные глаза из-под рыжих густых бровей и прорычал сквозь зубы. – Да вы совсем обнаглели, мало того, что я вас бесплатно переправил через океан, а теперь, рискуя шкурой, высаживаю на берег, так вы ещё хотите забрать моего сына! Это уже слишком. Не будь вы теми, кто вы есть, давно бы кормили акул.

– Как, этот заморышь – юнга – ваш сын?! – искренне изумился Даруг.

– Да он мой сын и моя собственность, подавиться мне бочонком рома!

– Но мы думали он вам чужой, вы и ваша команда так жестоко с ним обращаетесь.

– Ничего, пусть привыкает. Молодой. Кости целы, а мясо нарастет. Только так из него может вырасти настоящий джентльмен удачи. Он уже попробовал вкус крови, когда вспорол брюхо тому толстопузому торгашу, – самодовольно прохрипел капитан.

– Тогда продайте его нам, раз он ваша собственность, – предложил Даруг, надеясь на жадность капитана.

– Что можно получить за этого мерзкого таракана? – презрительно выплюнул из себя Рейгонар. А в глазах его отразилась алчность. Он знал, что жрецы богаты и не скупятся, если им что-то нужно.

– Мы дадим хорошую цену.

– Две тысячи золотых пилютов, – ощерил свои хищные клыки пират.

– Это очень много, за эту цену можно купить всю вашу команду с оружием и припасами на целых три месяца, – возразил Масар.

– Это не простой мальчишка. Он мой сын. Он чертовски смышлёный малый. Выносливый и послушный. В ваших хитрых делишках он может оказаться незаменимым.

– Всё равно это слишком высокая цена, – настаивал Масар.

– Да не скупитесь вы. У вас, жрецов, денег много, как рыбы в океане. Товар того стоит, – засмеялся отец мальчика.

– Наши деньги вас не касаются, а цена слишком велика, – торговался Масар. – Только за ваше неукоснительное выполнение договора мы дадим триста пилютов.

– Триста пилютов?! – громогласно расхохотался капитан в лицо жрецу. – Такого слугу вы больше нигде не найдёте. Только из уважения к Архагору полторы тысячи.

Торг был не долгим. Сошлись на тысяче золотых пилютов. Масар снял с пальца перстень с камнем Хората. Он стоил как раз тысячу и передал его продавцу. Редкий камень засиял в грубых пальцах пирата, а его отблески отразились в алчных глазах негодяя.

– Эй, Таракан, – Масар окликнул мальчишку, который чистил камбузную посуду на шканцах, – брось эту работу. Собери свои вещи и жди нас в нашей каюте. Теперь ты служишь Храму.

Мальчишка без слов бросил всё и мигом исчез под полубаком. Через мгновение он выскочил на палубу с маленьким мешком и бегом помчался к кормовой надстройке. Колченогий кок грязно выругался ему вслед, но не остановил, так как знал, что без согласия капитана юнга не посмел бы бросить работу.

Как только Солнце утонуло в океане, чёрный корабль двинулся к берегу. Темнеет в этих широтах очень быстро и есть шанс избежать лишних глаз. А к рассвету они должны быть уже вне видимости берега.

Ночь действительно была черна как дёготь, да ещё и туман опустился на воду. Огня не зажигали. Пираты работали в кромешной тьме. Хоть и отпетые негодяи, но опытные моряки, они действовали безошибочно, ориентируясь только по звукам и на ощупь. Жестокий капитан умело и беспощадно дрессировал свою команду как хищников в цирке. Каждый знал корабль как свои пальцы и по команде бросался именно туда, где и надлежало ему быть.

Смазанные заранее тали почти бесшумно спустили на воду шлюпку. Шестеро гребцов и фоковый боцман быстро заняли свои места. Таракан мгновенно скатился по штормтрапу в шлюпку и занял место на носовой банке. За ним осторожно в шлюпку спустились жрецы и их багаж. Отдали гаки, и шлюпка отвалила от борта. Опытные гребцы гребли быстро и почти беззвучно. Уключины с секретом не скрипели. Пиратам ни к чему было привлекать внимание к своему присутствию в этих водах. Боцман как зверь вслушивался в плеск волн и безошибочно вывел шлюпку к пологому берегу. Когда под форштевнем зашелестела галька, четверо моряков спрыгнули в воду и приняли на руки пассажиров с их вещами. Мальчишка спрыгнул с носа первым и тихо побрёл на берег. В нём уже давно выработался инстинкт скрытности, а теперь ещё и передалось напряжение всех гребцов. Жрецов опустили на твёрдую землю и оставили у ног поклажу. Где-то рядом сопел бывший юнга. Пираты растворились во тьме, будто их и не было, лишь лёгкий плеск выдавал движения в воде. Ни слов прощания, ни рукопожатий, ни добрых пожеланий. Глупо желать удачи убийцам и подонкам. А пиратам в свою очередь было глубоко плевать на двух жрецов и их нового слугу.

На незнакомом берегу остались трое.

*

– Эй, тётка, а зовут-то тебя, как? – окликнул кормчий женщину.

– Да тебе не всё равно, уплатили, так вези, – беззлобно ответила нестарая ещё пассажирка.

– Оно верно, заплатили исправно, даже больше, чем стоило бы. Так что не боись, доставим куда сказано. Да только путь-то неблизкий. Что ж так не познакомившись и поплывём? – улыбаясь, продолжал беседу мужчина. – Меня вот Ратмиром кличут, а тебя?

– Молодила я.

– Вот и познакомились, – и тут же отдал кому-то команду. – Эй Серко, ты правый блок-то не перетягивай, лучше вон шкаторину подбери, а то парус не забирает! Вот, говорю, и познакомились. В верховьях ещё только ледоход прошёл, так что ты в этот раз единственная попутчица наша, не с корзинами же мне разговаривать.

– А у тебя, видать, язык-то без костей, поболтать любишь как бабы на базаре.

– Ну, бабы не бабы, а поговорить с новыми людьми люблю, не то расскажет кто чего интересного, небывалого, кому-то я расскажу. Я много повидал, хоть и не старый ещё, всякого нахлебался. Сызмальства под парусом, да на вёслах. Вот от бати ремесло-то и перенял.

– Да о чём же таком небывалом я-то тебе могу рассказать? – спросила Молодила.

– Интересно мне, вот зачем ты одна в дальнюю дорогу пустилась?

– На богомолье в горный монастырь еду.

– Так и знал, что соврёшь. Видано ли дело, чтобы с дитём малым на богомолье ездить?

Молодила встрепенулась и тревожно вгляделась в Ратмира.

– Какое дитё? С чего ты взял?

– Да ведь не слепой я и не глухой. В корзине-то у тебя кто?

– А это уж не твоего ума дело!

– Да оно конечно, только зачем таиться, всё равно откроется. От муженька сбежала, небось? Бил сильно, поди, а заступиться некому. Радости в лице твоём не вижу. А ведь не из бедного семейства ты. Одёжа на тебе хоть и дорожная, а дорогая. А может, сосланная ты?

– Да уж, не от хорошей жизни уезжаю. Только не выспрашивай ты меня, добрый человек. Не береди раны.

– Ну, коли больно это тебе, не буду, – сочувственно согласился кормчий. Ты бы перебиралась в шатёр. К вечеру сыро будет, не простудила бы ребятёнка-то на ветру. Скарб у тебя не велик, места много ты там не займёшь.

– Спаси тебя бог на добром слове, – поблагодарила пассажирка и стала перетаскивать свои вещички с палубы в шатёр.

Ладья плавно и скоро бежала с попутным ветром по гладкому течению Муравы. Не слишком велика река, но с норовом. Мели кочевали по ней совершенно непредсказуемым образом. Великое мастерство должен иметь кормщик, чтобы провести гружёную ладью от устья почти до самых верховий. В верховье река Мурава сближалась с другой рекой Великой. В самом узком месте прорыт был канал между двумя реками. Рыли его ещё в незапамятные времена и с тех пор заботливо поддерживали в судоходном состоянии. Канал очень сокращал путь от Муравана до северного и восточного княжества. А по Великой можно было добраться аж до самых гор Каринии. При благоприятном стечении обстоятельств добраться от Муравана до горного монастыря можно было за две недели. Но в этот раз путешествие обещало затянуться. Ладья Ратмира должна была сначала подняться выше канала почти до самых истоков, разгрузиться там. А уж потом спуститься до канала и перейти в Великую. По Великой снова вверх до самых предгорных порогов. По пути останавливались в прибрежных селениях, вели мелкую торговлю, закупали провизию. Молодила всюду старалась раздобыть для младенца свежего молока и запастись им в дорогу. Да ведь это же не материнское молоко. Вот горе-то. Чего же царёвы бояре не отправили с ней кормилицу? Деньгами вот снабдили, да только не деньги нужны новорожденной царевне, а ласка материнская.

– Ох, горемычная ты моя, да за что же это на тебя беда такая свалилась? Солнышко ты ясное моё. При живых-то родителях сиротой осталась! – причитала нянька шёпотом, укачивая ребёнка.

А девочка смотрела на неё и весь этот новый мир ангельскими глазками и будто понимала всё. Молодила даже удивлялась этому не по годам осмысленному взгляду.

Долго ли, коротко ли, а почти месяц прошёл как ладья отправилась из столицы. Много миль осталось за кормой. Много разных разговоров переговорено на этой корме. Как-то незаметно сблизились Молодила с Ратмиром, подружились. Иногда, уложив ребёнка, она шла на корму и, присев на рундук, с интересом слушала рассказы кормщика. Говорливый лодейщик охотно рассказывал ей о виденных краях и даже заморских странах, где ему довелось побывать. Шутки и байки лились из него бурным потоком. Рассказывал он много и весело, но в разговорах всё пытался разузнать о своей попутчице поподробнее. Только замолкала женщина, как только речь заходила о причине её путешествия. Так до конца пути и не узнал Ратмир её тайны.

Уже вдали, за голубой дымкой, виднелись заснеженные вершины гор Каринии. Где-то там, среди угрюмых хребтов, в одной из долин, затерялся монастырь. Конечная точка путешествия и место неопределённого длительного пристанища опальной царевны и няньки её Молодилы. Течение реки уже не было таким ровным и ленивым, как раньше. Парусу помогали вёслами. Гребцы напрягали мышцы, выгребая против норовистой реки. Ещё немного и они войдут в тихую заводь. Только в это время года с попутным ветром можно было добраться по ещё высокой воде до этого дальнего причала. Дальше водного пути не было, впереди непроходимые пороги. Небольшое селение приютилось на берегу. Оно так и называлось «Пороги». Не часто сюда заплывали такие большие ладьи, как эта. Но бывал здесь раньше Ратмир и уверенно вёл своё судно по бурной воде. Вот и заветная заводь. Парус спущен, и ладья на вёслах плавно подошла к причалу. На берегу уже толпились местные жители, они давно были оповещены о подходе большой ладьи. На причале стоял староста и ещё трое старцев.

– Доброго здоровичка, отцы, – первым приветствовал весело Ратмир. – Как живёте-можете, уважаемые!?

– Дал бог, без бед. А добра ли к вам была река, молодцы-лодейщики? – степенно ответил на приветствие староста.

– Вашими молитвами, путь наш был не труден.

Ладья крепко ошвартована к причалу, вёсла уложены. Кормщик ловко спрыгнул на доски причала и протянул руку шагнувшему навстречу старосте.

– Ну, здрав будь дядька Сабур!

– Здравствуй, здравствуй племяш, давненько не заглядывал ты в родные края, – пожал руку староста и обнял племянника.

– Так ведь недосуг всё! Торговля нынче бойкая идёт, много товару возить приходится, а страна наша большая.

– Да уж, велика держава славская, – гордо отвечал староста. – А много ли товару нам доставил?

– Так, почитай, всё, что заказывали и даже более того… – ухмыльнулся кормщик с хитрецой.

– Это как понимать?

– Да вот попутчицу нам бог дал и не одну, а с младенцем. Из самой столицы с нами прибыла.

– Чего же она забыла в нашей глуши с дитём-то? – слегка удивившись, спросил Сабур.

– На богомолье в монастырь едет, – ответил кормщик и, понизив голос, добавил. – Да не всё так просто, грамота при ней царская и младенец, видать, не её.

– Как же это, с чужим дитём, да в такую даль, да без сопровождения?! Чудно!

– Не рассказывает она, я хотел, было, узнать. Видно тайна тут какая-то. Да и не моего это ума дело. Мне заплатили – я её доставил, – и совсем понизив голос до шёпота, добавил. – Только хорошая она женщина, мы в дороге много говорили. По всему видать, не по своей воле в путь дальний пустилась. Я в людях разбираюсь, приглянулась она мне. Если будет ей нужда какая, помоги, коли сможешь.

– Отчего же не помочь хорошему человеку, а тем более родной племяш просит, – по-доброму прошептал дядька Сабур и уже в голос спросил. – Да где она сама-то?

– А в шатре. Молодила, покажись, староста Сабур тебя кличет, – крикнул Ратмир в сторону ладьи и добавил. – Пойду я, похлопочу с разгрузкой.

Он отправился к ожидавшим старцам, а из шатра показалась женщина, с головы до ног закрытая серым дорожным плащом. Ей помогли сойти по сходням на причал. Руки её были заняты. Она бережно несла большую корзину.

– Ты ли, женщина, едешь на богомолье? – обернувшись к ней, спросил староста.

– Да, я, батюшка, – тихо ответила женщина и слегка поклонилась старику.

– Кормщик сказал, что грамота царская при тебе имеется, правда ли то?

– Правда, – опять тихо ответила она и, опустив корзину к ногам, достала из поясного кошеля маленький свиток пергамента. Протянула его старосте и опять взяла на руки корзину.

Сабур принял из её рук грамоту, приметив, что руки-то не крестьянские. Не спеша развязал тесьму и медленно развернул свиток. Грамота была написана ровным аккуратным почерком, но без вычурных завитушек, чтобы мог прочитать любой мало-мальски грамотный человек. Хоть и был Сабур в годах, но зрение сохранил острое, потому и читать стал сам. А грамота гласила: «Сия жена Молодила с младенцем женского рода, царским указом направляется на богомолье в монастырь Каринских гор. Всем старостам селений оказывать дорожное содействие в жилье и транспорте. Царь Всеволод». Внизу была приложена печать царской канцелярии и подпись царского писаря.

– Не простая ты пташка, раз царская грамота при тебе, да ещё и писана на пергаменте, – серьёзно обратился к женщине староста.

А та тяжело вздохнула и ничего не ответила. Сабур неопределённо покачал головой и добавил: «Ну, раз так, будем выполнять царский указ, а остальное не нашего, видать, ума дело». Он аккуратно свернул грамотку, вновь перевязал её тесьмой и протянул молчаливой женщине.

– Эй, Миней да Машук возьмите-ка её поклажу с ладьи, да отнесите ко мне, – окликнул он двух молодых парней на берегу, а ей сказал. – Пойдём горемычная, переночуешь у меня, а завтра с обозом поедешь в монастырь.

Много повидал на своём веку старый Сабур, множество людей прошло через это селение на богомолье в монастырь, но очень немного было среди них, таких как она.