Глава вторая. Чемодан, вокзал, Коломна

Сергей Павлович Непобедимый, герой нашего повествования, ставший на склоне лет москвичом, при случае или по поводу всегда тепло вспоминал о месте своего появления на белый свет. И не раз в такой момент присоединялся к шутливой поговорке, что он из Рязани, где грибы с глазами, их берут – они бегут, их едят – они глядят. Причём иногда в это присловье он вносил особинку мягкого рязанского выговора – «их ядять, они глядять».

Во всех анкетах, которые ему приходилось при жизни заполнять, была, конечно, стереотипная строка – «место рождения». Вписывая в неё имя города, в котором родился и при жизни много раз бывал, он всегда помнил, что здесь, на древнерусской земле встретились его родители. Но самому ему в этом географическом месте жить не довелось. Это было то время, когда на окраинах огромной послеоктябрьской России ещё пламенела Гражданская война. На ту пору его мама с прекрасным именем Елена, дочь из многодетной семьи Андрея Мотина из Пронска, что стоит на Проне, притоке Оки, работала телефонисткой на Рязанской городской станции. В то неспокойное время она встретила на своём жизненном пути молодого парня по имени Павел. Он, красногвардеец из Петрограда, имел необычную фамилию – Непобедимый.

Дважды судьба приводила его на рязанскую землю. До Октября его ссылали сюда за участие в забастовках в столице, а в Гражданскую он служил механиком-водителем на фронте под Царицыном. Он возил и охранял Климента Ефремовича Ворошилова, командующего 5-й армией, а потом – Царицынской группой войск. При возвращении в Питер Павел Фёдорович Непобедимый заболел тифом. Его сняли с поезда в Рязани и положили в госпиталь, выздоровление затянулось на несколько месяцев. После многих невзгод тех бурных лет Павел и Елена поженились, и у них родился первенец – Сергей. Это случилось 13 сентября 1921 года.

Трудности быта вскоре вынудили главу молодой семьи тронуться в путь на свою малую родину, в Курскую губернию. Из писем родных он узнал, что в Щигровском уезде образовалось сельхозпредприятие с непривычно новым названием – совхоз «Никольское». Там нужен был главный механик, вот и поехал туда Павел Фёдорович со своей профессией, со своими практическими познаниями моторов.

Когда он обустроился в Щигровском уезде окончательно – его назначили главным механиком, – то прислал письмо жене: приезжай. Тогда-то она и устремилась вслед за мужем. Собрала нехитрые пожитки и летом 1922 года с младенцем отправилась в путь. Небольшие деньги и документы были упрятаны под платьем, ребёнок укутан по погоде в лёгкое детское одеяльце. Без провожатых вчерашняя телефонистка приходит на вокзал и с посадочным талоном втискивается в общий вагон, заполненный людьми и шумом. Кто-то отодвигается, и ей, молодой маме, освобождается место.

Вагоны с лязгом трогаются, постепенно паровоз вытягивает пассажирский состав в приокские долины. С частыми остановками с заправкой паровоза углем и водой он доходит по холмистой местности до воронежских земель. До Курска с пересадкой в Воронеже почти шестьсот вёрст. На одной из станций – это была Нижнеграйворонка – поезд затормозил. Уставшая от медленного движения состава и вынужденного долгого нахождения в людской тесноте Елена Андреевна попросила добрую попутчицу присмотреть за ребёнком, а сама живо побежала на выход, за водой для чая.

На перроне узнала, где кубовая с обязательным кипятком. Краны с водой оказались за углом рядом, очередь была в несколько человек. Она заполнила котелок кипятком и быстро побежала назад. И здесь случилось то, что и в страшном сне ей не могло бы привидеться. Она, выскочив из-за угла, не поверила глазам – поезда у перрона не было, он виднелся уже вдали, у выходной стрелки, а последний вагон, раскачиваясь, временами закрывался клочьями паровозного дыма. Её обуял ужас от того, что произошло сейчас, в эти короткие минуты. Вот она стоит с кипятком, а вдаль на её глазах уходит поезд, в котором на руках попутчицы остался её крохотный сыночек! И что теперь делать? До её сознания не доходило, что она скажет мужу Павлу, матери с отцом и, главное, как теперь искать своего первенца, родную кровиночку.

У края платформы стоял дежурный по станции. Она метнулась к нему и сбивчиво, вся в слезах, поведала о своём несчастье. Пожилой железнодорожник, услышав о беде, постарался, как мог, её успокоить – сказал, что сейчас они передадут телеграфное сообщение о происшедшем на следующую станцию. Но тут же, словно вспомнив что-то, сказал плачущей молодой женщине: «Вот что, дочка, поезд твой окольными путями пойдёт до следующей станции Кшень. Но туда есть дорога напрямки, она начинается тут же, от станции, это вёрст семь-восемь будет. Поспешай по этой дороге. Может, какая попутная повозка случится…» И он показал, как выйти на тот большак.

Тут мы на время оставим Елену Андреевну. Сам Сергей Павлович, размышляя над свершившимся некогда с ним в младенчестве злоключением, оценивал его философски – с той точки зрения, что человеку не дано предугадать, что было бы в его будущей жизни в подобном случае. Однако в тот миг при столкновении с крутым замесом обстоятельств его мать, молодая женщина, окрепшая в крестьянских трудах с детских лет, без размышления в момент отбросила котелок с водой и тотчас метнулась к указанной дороге, чтобы не дать судьбе своевольно распорядиться её сыном.

Попутных телег, пока она безостановочно бежала по пыльному тракту, ей не встретилось, да она о них и не думала. Её толкало вперёд и придавало силы только одно внутреннее веление – добраться до прихода поезда. И она успела. Когда из последних сил Елена прибежала по срезанному пути на следующую станцию, поезд появился не сразу. По его пришествии она сразу бросилась к своему вагону. Увидев её, добродушная попутчица обрадовалась и передала ей с рук на руки ребёнка. А потом заметила, что когда мама малыша не появилась в вагоне, то она решила, что в случае чего возьмёт дитя в свою семью, к своим детям.

Вот так, после столь драматической истории, Сергей Павлович оказался в Никольском, где прошло его в буквальном смысле босоногое детство, когда у многих сельских ребят не было добротной обувки, и в летнюю пору для них было обычным делом бегать по улице разутыми. Их семье выделили небольшой домик с хозяйственными пристройками рядом с бывшим господским домом. Прямо за их жилищем располагался большой луг, на котором местные крестьяне пасли коров. С другой стороны, за прежним имением, на огромной территории раскинулся старинный парк, одной стороной выходивший на берег малой речушки под названием Косоржа с многочисленными запрудами и обязательными водяными мельницами на каждой из них.

Вот в такой почти пасторальной сельской обстановке проходили первые годы жизни Серёжи, его друзей и подружек. Ловля рыбы на запрудах в летние месяцы, свой ритуал празднования Троицы в компании сверстников в каком-нибудь отдалённом местечке старого парка, всевозможные самодеятельные игры на улице, из которых самая любимая – прятки.

Впрочем, не для всех возрастов никольской ребятни летние дни были безмятежными. По мере взросления мальчиков и девочек на них дома уже возлагались многие дела по уходу за огородом и домашней скотиной. Чуть подросшему Серёже поручалось присматривать за новорождённым младшим братом Витей, пропалывать время от времени огородные грядки. Когда старшему из двух братьев едва исполнилось шесть лет, в семье случилась большая беда – родительский союз распался, у отца появилась другая женщина. Мама двух ребят, однолюбка, не захотела жить в одном селе с бывшим мужем и уехала в подмосковные Люберцы, к родной сестре. Дети по обоюдному согласию остались в Никольском. Их бабушка по отцовской линии – Татьяна Ивановна – своими чувствами по мере сил и возможностей возместила им пустоту после вынужденного отъезда матери.

Пришедшая в их семью другая женщина – Александра Ивановна Соловьёва – была, конечно, двум мальчишкам мачехой. Но, как вспоминал Сергей Павлович, он никогда не относил к ней устойчивое сочетание двух слов – «злая мачеха». Происходившая из дружной интеллигентной семьи, Александра Ивановна ни при каких обстоятельствах ни словом, ни поступком не обижала пасынков. Напротив, она много занималась ими при подготовке к школе и старалась вниманием и заботой заменить по возможности родную мать по которой скучали мальчишки. Позже в их семье на свет появились ещё двое детей – Людмила, ставшая в Липецке, где тогда уже жили Непобедимые, известной учёной-семеноводом, кандидатом сельскохозяйственных наук, и Владимир, многие годы работавший главным энергетиком на Липецком водоканале.

Однако вернёмся назад в Никольское, где в новорождённом совхозе довольно быстро укреплялась техническая база. В механических мастерских, пока к селу подводилось электричество, уже был установлен токарный станок. На тот момент его электромотор был без надобности. Тем не менее станок работал, а токарь, обученный в городе, вытачивал на нём нужные для хозяйства детали. Деревенских мастеров выручила смекалка: они не стали ждать, пока энергетики подведут линию электропередачи. Шпиндель станка крутился от хитроумной ременной передачи, которую руками, как ворот на колодце, вращали попеременно несколько работников.

Неизгладимое впечатление на маленького Серёжу произвёл приход в Никольское первых восьми колёсных тракторов «Фордзон», сделанных в Ленинграде на бывшем Путиловском заводе. Ему как сыну главного механика было дозволено даже проехаться на этой машине, невиданной доселе в деревне. А потом он при каждом удобном случае забегал в мастерские, чтобы с разрешения взрослых посидеть на месте тракториста.

Как рассказывал Сергей Павлович, в школу он начал ходить ещё до наступления семилетнего возраста, после которого ребят зачисляли в первый класс. Он просто присоединялся к своим старшим – всего на год-другой – друзьям и шёл с ними в школу, где все классы начальной школы располагались в одном помещении. Даже в солидном возрасте Непобедимый помнил фамилию своей первой учительницы – Соглаева. Она разрешила Серёже бывать на её уроках несмотря на то, что мальчик по возрасту ещё не был зачислен в школу. В течение всех уроков она умудрялась быстро переключаться с одной темы на другую в зависимости от класса – от первого до четвёртого. Учительница всегда по-доброму относилась к своим воспитанникам и редко повышала голос на ребят, даже если они излишне проказничали. И всегда охотно и подробно раскрывала перед ними тайны познаний по разным предметам, что пробуждало в учениках интерес к постижению школьных наук. Позже, когда Серёжа втянулся в учёбу, которая ему давалась довольно легко, его просто записали в один из классов.

Семилетним с семьёй и с уже немного накопленным багажом школьного опыта он оказался в райцентре, где отец поначалу заведовал автошколой. Размеренная жизнь в небольшом городе не слишком отличалась от прежней, в Никольском, хотя населения в Щиграх было существенно больше. Административный центр района имел немало каменных домов, но в основном был застроен деревянными, окружёнными фруктовыми садами, которые весной заселяли знаменитые курские соловьи.

Здесь в Щиграх, Сергей Павлович прожил все годы до окончания школы. Их семья поселилась в съёмном доме на улице Красной, владелица которого уехала в столицу к детям. Всего за несколько лет на его глазах Щигры стали быстро развиваться. И это, пожалуй, относилось в первую очередь к расширению возможностей для образования и развития, как порой теперь говорят, «человеческого капитала». Уже в двадцатые годы здесь открылись и стали заполняться учащимися школы и три техникума, в которых готовили педагогов, фельдшеров и специалистов сельского хозяйства. Для работающей молодёжи была открыта вечерняя школа.

Когда уже на склоне лет Сергей Павлович говорил о своей юности и школьных годах, в его голосе всегда ощущались тёплые нотки от ощущения давно прошедшего времени и глубокого почтения перед тем, как менялась жизнь, и перед теми, кто сопровождал его взросление в ту далёкую эпоху. Однажды в Щигры из Москвы пришла телеграмма от Надежды Константиновны Крупской. Она, в те годы заместитель наркома просвещения РСФСР, поздравляла жителей с ликвидацией неграмотности в городе и районе. Её приветствие не было случайным – ведь достижения жителей небольшого городка в преодолении необразованности населения были действительно заметными и значительными. Чему, конечно, содействовала целенаправленная политика Советского государства в сфере народного просвещения.

Тогда уже почти все преподаватели местной школы имели высшее образование, причём многие из них приехали в город, будучи выпускниками Московского университета. В тот период, в начале тридцатых годов, в научном мире лишь закладывались основы современной физики атомного ядра и элементарных частиц, крупнейшими учёными ещё выстраивалась теория цепной реакции деления. В зарубежных университетах, в Харьковском и Ленинградском физико-технических институтах в те годы начинались и проводились лишь первые опыты по расщеплению ядер лития и бора, а в глубине недавно ещё малограмотной страны, в обычной щигровской средней школе учитель физики Николай Лунёв выписывал по почте и читал специальную литературу, а потом уже на своих уроках щедро делился с учениками своими познаниями в физике того времени.

В организации учёбы школьников всячески культивировалось почтение к знаниям – особенно по физике, химии, математике. Не каждому ученику сразу давались знания по этим сложным предметам. Поэтому в школе создавались специальные группы для внеклассной подготовки тех парней и девчат, у кого «хромала» успеваемость. Таких подтягивали те, у кого учёба шла успешно. Среди них был и Сергей Непобедимый, который являлся отличником и потому ему доверяли «брать на буксир» отстающих. Плодами естественных наук он всегда вовремя и в достатке пополнял свой умственный багаж, однако в школьных программах той эпохи не меньшее внимание отводилось и гуманитарным предметам. Учеников увлечённо приучала к родной словесности, постепенно прививая любовь к ней, учительница русского языка и литературы Малыгина.

Учебная программа предлагала школярам тридцатых годов многое из отечественного литературного наследия. Особенно «трудоёмкой» была поэзия, многое требовалось знать наизусть, а в основе школьного курса были бесспорные корифеи – Пушкин и Лермонтов. С тех самых пор и осели в памяти Сергея Павловича пушкинские строфы, которые он без труда потом вспоминал в своей московской квартире через семьдесят лет. А тогда, в школе, он с ровесниками проживал выпавшие им времена, которые, как известно, не выбирают.