Рассказ первый. Как я выживал в военных условиях

«Я начал войну, как и многие другие, 22 июня 1941 года в Беларуси. Мне очень повезло – перед началом войны я был призван в ряды Рабоче-крестьяской Красной Армии сразу же после окончания фельдшерского училища в городе Минске. Моя служба проходила в медико-санитарном батальоне, который с первых дней войны занимался эвакуацией раненых. Мне удалось вырваться из кромешного ада на санитарном поезде, который вывозил раненых из охваченной огнем войны Беларуси, и добраться до Москвы. Это был единственный поезд, которому удалось вывезти раненых с поля боя в Беларуси, так как на шестой день войны был захвачен фашистами Минск, а вскоре и вся Беларусь была оккупирована. Благодаря этому составу я избежал верной смерти. Размышления на эту тему однажды натолкнули меня на мысль, что в условиях этой страшной войны это был единственный способ выживания. Думая об этом постоянно, я убеждался в правильности этой мысли, она определила мою дальнейшую стратегию и тактику, направленную на достижение единственной цели – выжить наперекор всему.

Как видите, шеф, я оказался неплохим стратегом. Я сижу перед Вами, пройдя всю войну, живой и невредимый. Я закончил войну в Берлине и за все это время не получил ни одной царапины».

– Аркадий, – обратился я к нему по-свойски, – тебе просто повезло, что ты не был ранен. Таких людей называют счастливчиками, ты один из немногих и скажи спасибо за это Господу, который тебя уберег на этой войне, а орден боевой на твоей груди и множество медалей говорят лично для меня о многом.

Мой собеседник смотрел мне в глаза, а его блуждающая таинственная улыбка в этот момент меня раздражала и была просто не к месту. Почувствовав, видимо, мое настроение, он как бы в продолжение прерванного разговора обратился ко мне:

– Шеф, налейте мне рюмочку. Мне скрывать от Вас нечего. Вы говорите, что мне Бог помог? Помог бы он мне, если бы я сам себе не помог. Никто не уберег бы меня от смерти.

Выпив рюмку и слегка задумавшись, он медленно продолжил свое повествование:

«Так вот, шеф. Тот поезд, первый, с ранеными, который вывез меня из Беларуси, подсказал мне верный путь к спасению. После переформирования наш медико-санитарный батальон был направлен под Сталинград. К этому времени я получил звание старшего лейтенанта медицинской службы. По прибытии к месту дислокации я, чтобы осуществить задуманное, выбрал из десяти приписанных ко мне солдат-санитаров одного, который, по моему мнению, подходил на роль исполнителя моих планов по выживанию. Он был родом из Татарии и звали его Пахомом. Определяющим критерием моего выбора явились два важных обстоятельства, почерпнутые мною из его личного дела. Во-первых, он всю свою сознательную жизнь проработал конюхом в колхозе. Я понимал, что раз он конюх, значит при лошадях. Думаю, что никто не может лучше конюха знать лошадь. Во-вторых, у него была жена и пятеро детей. Я понимал, что если эти факты объединить в единое целое, то вырисовывается тот спасательный мостик, который поможет мне выжить и уцелеть в этой страшной войне. Я был готов к серьезной беседе с Пахомом. Худой, слегка сутуловатый, небольшого роста, жилистый и крепкий в кости Пахом появился передо мной внезапно. Я, задумавшись, не услышал его легкой походки. Он возник передо мной внезапно. Его глуховатый голос заставил меня вздрогнуть от неожиданности. Он стоял передо мной по стойке «смирно», выпрямляя свою сгорбившуюся сутулую фигуру в прямую линию:

– По Вашему приказанию прибыл, – доложил он.

Чтобы разрядить обстановку, я молча кивнул, приглашая сесть со мной рядом. Немножко помолчав для приличия, я по-дружески, неофициально начал с ним беседу:

– Пахом, я тебя пригласил к себе, чтобы выяснить, хочешь ли ты выжить на этой войне? Увидеть своих детей, жену?

Удивленный моими словами, Пахом испуганно смотрел на меня, не понимая смысла сказанных мною слов. Я, пристально глядя в его глаза, повторил вопрос.

– А кто же, товарищ старший лейтенант, не хочет вернуться домой к жене и детям, – полувопросительно ответил он мне, не отводя своих глаз в сторону. Он смотрел на меня с удивлением, пытаясь прочесть в моих глазах скрытый смысл моих слов. Не найдя ответа на свои мысли, он прямо спросил у меня:

– А что для этого надо сделать?

Его голос перешел на шепот, словно он не верил в то, что я ему сказал, понимая, что затеянный мною разговор не должен быть никем услышан, и что он касается только нас двоих.

Я понял его душевные переживания и продолжил разговор.

– Хорошо, Пахом, что ты задал мне этот вопрос. Всегда помни одно, что я твой Бог и спаситель, если будешь слушаться меня и делать все, что я скажу, то вернешься домой живым и здоровым. Ну так что, согласен?

Он молча кивнул головой, преданно глядя мне в глаза, словно надеясь в них прочесть свое спасение в этой войне.

– Так вот, Пахом, главное для меня, что ты согласен, а сейчас слушай внимательно и запоминай, задание я тебе даю нехитрое и не очень для тебя сложное. Ты ведь в лошадях разбираешься?

Услышав слово «лошадь», он как бы воспрянул духом, его глаза ожили, потеплели, и он стал совсем другим.

– Товарищ старший лейтенант, поймите, ведь лошадь для меня почти то же самое, что и вся моя жизнь. Она всегда была и будет для меня самым надежным другом на свете. Вы не смейтесь надо мной. Она ведь только что не говорит, но все понимает, и я ее понимаю. То, что может лошадь, то не может никто. Лошадь никогда не подведет и не обманет. Доверься ей, стань ее добрым другом и она тебя спасет в трудную минуту.

Воспоминания о лошадях преобразили Пахома, сделали его лицо красивым и одухотворенным, его глаза засияли особым светом, а лицо стало по-детски счастливым. Увидев такое превращение Пахома, я понял, что в своем выборе не ошибся. Продолжая дальше разговор с ним, я сказал: