Анна Николаевна любила устраивать свадьбы своих подруг и сослуживиц. Когда она предложила Галине познакомить ее с одиноким мужчиной Алексеем Ивановичем, та поначалу отказалась. Но Анна Николаевна была настойчива:

– Галя, хватит вдовствовать. Тебе уже под пятьдесят. Или сейчас или никогда. По крайней мере, пока еще сама выбирать можешь, а не бросаться на первого встречного мужика.

– Да я вроде бы уже привыкла одна жить. Дочка с зятем и внуками за границу уехали. А я живу спокойно и особо менять ничего не хочу. А тут ты пристала со своим Алексеем Ивановичем.

– Так, я не просто так. Очень уж выгодный жених подвернулся. Мужчина он не старый и видный, живет в достатке. Так еще и мастеровитый. И если кран потек или пылесос сломался, он все починит.

– А чего такой золотой мужик в одиночестве дни коротает?

– Так лет семь назад, жена его влюбилась в молодого сослуживца и ушла к нему. Алексей переживал очень. Долго надеялся на ее возвращение. Но там у его супруги все удачно сложилось. Хорошо живут.

– И все же странно видеть, как столь завидный жених до сих пор один.

– Так все дело в его прежней женушке. Он постоянно ему внушала, что он слабый и никчемный человек и ни одна баба даже не взглянет в его сторону. Только она по глупости за него вышла и всю жизнь мучается. Вот он и начал стесняться самого себя. Ты уж с ним мягче. Если не понравится тебе, грубо не отвергай. Чайку попей и уйди, обещав подумать.

– Могла и не предупреждать. Я же не хабалка какая-нибудь.

На смотрины к жениху поехали в пятницу вечером. Анна Николаевна посидела для приличия за столом и, вспомнив о неотложных делах, поспешила уйти.

Хозяин Галине понравился. Худощавый, быстрый в движениях он выглядел моложе своих лет. И хотя черты лица были мелковаты, а глаза сидели довольно глубоко, она быстро привыкла в его невзрачной внешности. Алексей Иванович поставил на стол лично сваренное им варенье. И заявил о полном отказе от алкоголя. Он интересно рассказывал о своем детстве, родителях рано ушедших из жизни. Приятно удивил Галину и интерес Алексея Ивановича к сериалам. Оказалось им нравятся одни и те же актеры и передачи. Галина все больше склонялась к мысли попытаться начать с Алексеем Ивановичем серьезные отношения.

После чаепития хозяин достал из шкафа проигрыватель с пластинками. И комнату наполнили чарующие звуки старинного танго. Алексей Иванович сдержанно поклонился, приглашая Галину на танец. В танце мужчина невольно прикасался телом к фигуре партнерши и краснел от смущения. Галине все больше нравилась застенчивость жениха. Музыка замолкла, но Алексей Иванович не отпускал Галину и, глядя в сторону, он предложил:

– Оставайтесь сегодня у меня. Я так истосковался по женскому вниманию.

В голове у Галины быстро забегали мысли: «Мне хочется пойти ему навстречу. Но у Алексея может сложиться мнение обо мне, как о легкодоступной женщине. Я не хочу испортить о себе первое впечатление».

И, Галина, осторожно освободившись от объятий, отрицательно покачала головой:

– Нет, я так не могу с первого раза лечь в постель к мужчине, с которым только сегодня познакомилась.

Галина увидела, как хозяин потеряно отошел в сторону. Она быстро засобиралась. Перед уходом, стараясь сгладить неловкость, записала на бумажной салфетке номер своего телефона и предложила:

– Позвоните мне и для начала вместе сходим в кино.

Алексей Иванович обиженно промолчал и, проводив гостью в коридор, вежливо помог надеть плащ.

Домой Галина вернулась в смятении. И успокаивала себя тем, что не опустилась до элементарной интрижки в глазах потенциального мужа.

Последующие несколько дней она ждала звонка, но весточки от Алексея Ивановича не было. Через неделю, она не выдержала и позвонила свахе, попросив устроить новую встречу с понравившимся ей мужчиной. Но Анна Николаевн ее сурово отчитала:

– Галя, как же ты меня подвела. Мужик к тебе со всей душой, а ты взяла и заартачилась. Не то время сейчас, чтобы так себя вести. Я Алексею Ивановичу уже другую женщину присмотрела. Она сразу у него на ночь осталась. Алексей Иванович меня благодарил и сказал, что наконец-то нашел свое счастье. Думаю, у них все получится:

– Анна Николаевна, объясни, почему так все получилось?

– Все очень просто. Затюканный мужик воспринял твой отказ, как подтверждение свой никчемности. А умная баба инициативу проявила, вернув ему самоуважение. К мужикам надо подход знать и льстить как можно больше. Ладно, если появится подходящая кандидатура, сообщу.

Нового звонка от Анны Николаевны так и не поступило. И, Галина еще долго жалела о своем неудавшемся сватовстве.

Цветочная клумба

Антонина всю дорогу до дачи ощущала восторженное ожидание приятных изменений в личной жизни. Когда на ее объявление в интернете о поисках личного счастья сорокалетней женщиной без детей откликнулся Герман Степанович, она пошла на свидание без особых иллюзий. Предыдущие встречи ее разочаровывали. Мужчины были явными неудачниками, и не особо обеспеченными.

Но увидев высокого, подтянутого отставного майора Антонина почувствовала азарт удачи. Правда, ухажер оказался скуповат и ограничился угощением чашкой кофе с дешевым кексом. К тому же, его не интересовали музеи, театры и литература. Но зато, он красочно в деталях описывал свой загородный дом и всходы на огороде. И когда Герман Степанович в конце первой ознакомительной встречи пригласил ее поехать на выходные с ним на дачу, Антонина без раздумий согласилась.

До дачи на старых «Жигулях» ехали почти два часа, но Антонине не надоело наблюдать за убегающими назад по бокам дороги деревьями. Она живо себе представляла, как будет каждые выходные выезжать на природу, если с Германом у них все сложится.

Ее радужные мечты не поблекли от невзрачного вида дощатого домика, стесненного со всех сторон аккуратно вскопанными грядками. Не спасали положение резные узоры высокого крыльца. Но Антонина поспешила оправдать хозяина: «Герман мужчина хозяйственный, заботится о выгоде. Но я его, все же, потом уговорю выделить место для цветочной клумбы. Без нее здесь довольно тусклый вид и ничто не радует глаз».

А Герман Степанович, едва вытащив из машины продукты, купленные спутницей, деловито поинтересовался:

– Тоня, надеюсь, ты захватила с собой рабочую одежду? Я на дачу езжу не на солнце греться, а наводить здесь порядок. Если нет, то у меня припасен старый халат и сатиновые штаны. Тебе будут к лицу. Я сегодня, как раз, купил свежей рассады. Надо будет засеять, пока не завяла.

Это никак не входило в планы Антонины, но сердце хозяйственного жениха надо было завоевывать, и она безропотно согласилась. Герман Степанович достал из багажника несколько ящиков с рассадой и показал, как надо аккуратно сажать маленькие кустики в вырытые в земле лунки. Сам он ушел в дом накрывать стол для обеда. Время от времени он выходил на улицу и весело выкрикивал шутку, явно, собственного сочинения:

– Нечего груши околачивать, пора деньги заколачивать. Давай, веселее, Антонина! Смотри, небо потемнело, дождь собирается. Это освободит нас от таскания воды для поливания из колодца. Считай, легко отделаешься.

Вскоре у Антонины, с непривычки, заболели поясница и колени. Но она продолжала упорно навязанное ей занятие, поглядывая на небольшое пространство у крыльца, на котором хотела разместить радующую глаз цветочную клумбу. При очередном выходе хозяина на улицу, она приступила к осуществлению своего плана:

– Герман, а вы не хотите на этом месте посадить астры или георгины?

– Ты, это, о чем? У меня, как я видел в Германии, никакой клочок без пользы не останется. Я тут чеснок посажу или мяту. Еще не решил. А цветами любоваться можно через забор.

Антонина постаралась себя убедить: «Ладно, первая попытка не прошла. Но я еще сумею убедить этого солдафона заняться цветами».

После завершения тяжелой работы, Антонина спросила о душе, но получила ответ, что его нет: и так на шести сотках с трудом размещаются полезные посадки. Предложение сполоснуться из ведра, набранного в колодце, она отвергла.

Антонине от усталости не хотелось есть, и она, откусив маленький кусочек от испеченного ею пирога, начала угощать им хозяина. Герман Степанович, наоборот, демонстрировал отменный аппетит, нахваливая кулинарные способности женщины. После сытного обеда хозяин завалился спать. А Антонина сидела в кресле, с тревогой прислушиваясь к своим ощущениям. После тяжкого труда на огороде было совсем не до любовных приключений с малознакомым мужчиной.

Но вспомнив об ароматной и красивой клумбе возле крыльца, Антонина решила: «Сейчас отсюда все равно не сбежишь. А не пьющего мужика, да еще, с военной пенсией найти нелегко. Пойду, уж, до конца».

На улице сильно стемнело, пошел дождь, а на диване похрапывал отставной военный майор.

Домой Антонина вернулась в воскресенье вечером. От поездки остались не очень приятные впечатления. Лишь мысль о воображаемой клумбе возле крыльца смягчала настроение и заставляла думать о более приемлемом будущем. Но напрасно она ждала приглашения от Германа на новое свидание. На третий день она сама решила ему позвонить, но абонент на звонки не отзывался. Антонина забеспокоилась, всё ли в порядке? Едва дождавшись субботы, поехала на дачу своим ходом. С трудом добравшись до вокзала с тяжелым рюкзаком, она втиснулась в электричку и долгие два часа простояла стиснутая другими пассажирами. Затем, почти час, тряслась в разбитом автобусе, добираясь до садового участка Германа Степановича.

Еле переведя дыхание, она подошла к знакомому забору и замерла от неожиданности. На другом конце огорода, в поте лица трудилась другая женщина. И до нее донесся звучный призыв боевого отставника:

– Хватит груши околачивать, пора деньги заколачивать. Люда, давай шустрее.

Из-за оцепенения Антонину вывел голос прошедшей сзади женщины с ведрами воды в руках. Дачница сочувственно объяснила:

– Этот бугай каждые выходные сюда новую рабыню привозит и заставляет на себя бесплатно работать. И бабы охотно клюют на его хозяйственность. Он и свою жену так со свету сжил, заставляя с утра до ночи в огороде пахать. Сволочь мужик.

Антонина развернулась и пошла назад к автобусной остановке, ощущая, как тяжелый рюкзак с неумолимой силой придавливает ее к земле. Слезы заливали ее лицо от обиды за обман расчетливого жениха. И еще ей было жаль несбывшейся мечты о красивой цветочной клумбе возле резного крыльца, не принадлежащего ей дома.

Ревность

Кирилл занес чемодан жены в вагон и вышел вместе с нею на перрон. Лариса шутливо спросила:

– Увидев нашего режиссера, ты, надеюсь, излечился от ревности? Разве этот неуклюжий пузатик может вызвать у меня интерес?

– Какая разница, если получение тобою роли зависит от его решения и он, явно, проявляет к тебе мужской интерес. Я сейчас пойду и набью ему морду, если он не перестанет к тебе приставать.

– Ты хочешь загубить мою карьеру? Я взрослая девочка и смогу поставить его на место. К тому же, наша труппа на гастролях всегда держится вместе и в гостинице и в театре. И, остаться наедине практически невозможно, даже если возникнет желание.

Последняя фраза больно ударила Кирилл: «В голосе Ларисы мне послышалось сожаление о невозможности уединиться со своим режиссером. Мне, как параноику постоянно мерещатся ее измены».

В этот момент объявили об отходе поезда, и Лариса ласково потрепав мужа по плечу, села в вагон. В окне отъезжающего поезда Кирилл заметил лицо главного режиссера, с равнодушием, смотрящим на перрон с провожающими людьми.

Ревность вновь больно всколыхнула Кирилла. Домой ехать не хотелось. Он позвонил приятелю Косте и предложил посидеть в кафе. После пары рюмок Кирилл не выдержал и поделился своими тревогами. Константин был давно разведен и жизненные ситуации рассматривал упрощенно:

– Слушай, используй старый, проверенный прием, сыграй на опережение: измени жене первым. Вон, как раз за столиком в углу компания очаровательных подружек день рождения отмечает. Блондинку я беру на себя. А ты обрати внимание на ту милую брюнетку.

– Я даже не знаю, как-то о таком варианте не думал.

– Только надо поторопиться. А то, нас могут опередить. К девчатам внимание проявляет какой-то интеллигент в годах. Пошли на абордаж.

Свои дальнейшие действия Кирилл помнил плохо. Он для храбрости постоянно подливал себе водки и вскоре почувствовал, что с трудом держится на ногах. Он даже не заметил, как Костя покинул кафе вместе со своей новой знакомой.

Вскоре юная брюнетка сама проявила инициативу, предложив продолжить знакомство у нее дома. И Кирилл вместе с интеллигентом и двумя девицами, поехал на такси на окраину города. Пока девушки принялись накрывать на стол, Кирилл вышел в соседнюю комнату и, сев в кресло, неожиданно для себя заснул. Его разбудили голоса.

Наступил поздний вечер, и в комнате было темно. Одна из девиц уселась у окна с интеллигентным кавалером. Потом, резко отстранившись, упрекнула:

– Мне кажется, ты меня совсем не хочешь. Зачем тогда весь вечер голову морочил?

– Это не так. Только мне нужно кое-что сначала провернуть, поможешь?

– Что нужно сделать?

– Я сейчас позвоню жене, начну разговор, а ты, подойдя ближе, громко скажи: «Давай, Антон, иди к нам, я уже успела соскучиться».

– Так, понятно. Хочешь вызвать ревность жены? Только это бесполезно. Если она у тебя гулёна, то ее это не остановит, а если другого любит, то тем более. Но мне не жалко, я подыграю.

Кирилл, притворяясь спящим, подслушивал, как разыгрывается дешевый спектакль. Услышав ответ жены, интеллигент разочарованно отключил телефон и сказал:

– Ты была права. Она сказала, что встретила другого и ей безразлично один я или с другой женщиной. Очень прошу, оставь меня сейчас одного.

– Без проблем. От близости со мною тебе сейчас точно легче не станет. Но если передумаешь, зови.

Девушка вышла из комнаты. От окна до Кирилла донеслись всхлипывающие звуки рыданий. С кресла ему были видны подрагивающие плечи мужчины, осознавшего невозможность вернуть к себе любовь.

Кирилл встал и тихо, стараясь ступать бесшумно, покинул гостеприимную квартиру. Ему хотелось сохранить за собой моральное право в будущем обвинять Ларису в возможной супружеской измене.

Минута славы

Борис Петрович с забинтованной щекой вышел из поликлиники и присел на скамейку в ближайшем сквере. Рядом две моложавые бабули наблюдали за бегающими за голубями внуками. Одна из пожилых женщин, заметив рабочих, вешающих праздничные флаги, благодушно заметила:

– Ко Дню Великой Победы готовятся. Ветеранов мало уже осталось.

– Да, конечно, в основном те, кого призвали в конце войны.

– Мой внук с портретом прадеда на шествие «Бессмертного полка» ходил. Никто своих героев не забывает. Это правильно.

Тут вмешался в разговор Борис Петрович:

– Вы все правильно говорите. У меня самого дед до Кёнигсберга дошел. Только и нашему поколению тоже пришлось повоевать.

– Это как же? Вам же и семидесяти, наверное, нет.

– Вот, видите заплатку у меня на щеке. Это последствие боевого столкновения. Только что в поликлинике, хирург щеку разрезал и достал подарок от врага.

– Не уж -то, пулю?

– Нет, кусок гранита, отлетевший в меня при отражении огневой атаки. Больше полувека под кожей «сидел». А тут пошел в кость, мог скулу порвать.

– Ой, как интересно. Расскажите.

– Дело государственное, секретное. Хотя времени прошло много, наверное, можно рассказать кое-что без лишних деталей.

– Мы никому не скажем, да и вас, наверное, больше не увидим. Вы нас очень заинтриговали.

– Ну, так и быть. Призвали меня служить в начале шестидесятых годов, в разгаре обострения международных отношений. Послали медбратом в военную часть на Шпицберген. Наш госпиталь помещался метрах в четырехстах от самой части. Это и спасло. Как-то утром прибегает молодой солдатик без шинели, в одной гимнастерке, и кричит: Беда. Высадились натовцы с подводной лодки и всех наших офицеров вместе с солдатами вырезали. Я, говорит, случайно уцелел. Сейчас госпиталь атакуют. А начальник мой, майор Медведев, как назло за лекарствами уехал. И у меня пятеро больных солдатиков на попечении. Я им велел одеться и скрыться в пещере. Сам занял место у входа. Из оружия у меня только автомат и два магазина патронов. Прошло минут двадцать, смотрю, идут вооруженные до зубов солдаты.

– Какой нации?

– А черт их разберет. Помню только на голове береты с помпонами. Я подпустил их метров на двадцать и дал очередь. Сразу троих свалил. Остальные открыли по мне ответный огонь. У меня лишь один магазин патронов остался. Перевел я автомат, на одиночную стрельбу. Думаю, буду держаться до последнего. Но тут в небе появились наши вертолеты и начали с них стрелять по натовцам. Видимо, наша разведка их обнаружила. Они в панике сбежали на свою подводную лодку и уплыли. Я чудом жив остался.

– А как ранение получили?

– Я, в горячке бое и не заметил, как вражеская пуля отбила кусок гранита, и он мне щеку пробил.

– Вас хоть наградили?

– Сделали представление на орден, но в верхах решили не портить отношения с НАТО и этот инцидент не придавать огласке. Мне дали только медаль «За боевые заслуги». Я ее в шкатулке храню на полке шкафа. Даже внукам не показываю. То боевое столкновение было строго засекречено.

– Надо же, какой вы молодец. Жаль, что не можете эту историю публично рассказать.

– Да, в такое время шальное живем.

Внезапно старушки стали собираться. Наступило время вести внуков на обед. Борис Петрович остался сидеть один на скамейке. Ему идти домой не хотелось. Там его ждало постоянное раздражение детей и внуков от присутствия больного и никому не нужного старика. Проходя мимо поликлиники, Борис Петрович вспомнил, как хирург час назад разрезал ему нарыв на щеке.

Никогда он не был на Шпицбергене и не стрелял из автомата, а служил медбратом в подмосковном госпитале. Он и сам не мог сказать, зачем сочинил историю о своем героическом прошлом, но вспоминая восхищенные взгляды доверчивых женщин, ощущал гордость за свой выдуманный от начала до конца подвиг.

Как бы то ни было, но свою минуту славы в противовес бесправному и скучному существованию в своей семье он получил.

Кто в доме хозяин

Небо потемнело, пророкотал гром, и сверху хлынули холодные струи дождя. Сыщик Силов выругался: «Проклятая работа! Умные люди сидят в офисах, а я иду на встречу с агентом, который вряд ли явится в такую погоду».