Рома расслабленно обмяк в кресле. Он на самом деле ощутил беспокойство, узнав, что девушка ушла в ночь одна. Такси – это хорошо.

– Гарик! – крикнул он охраннику, и когда тот возник на пороге, приказал: – Камеры посмотри. Найди номер такси, на котором девушка уехала.

– Так её Олег домой повёз.

– Не тупи. Та, которая сама ушла.

– Красотка с зелёными глазами? Саша?

– Познакомился уже?! Орёл!

– Ну так, перетёр с ней малёхо, – парень неопределённо пошевелил в воздухе пальцами. – Телефончик не дала, но и не послала. Хорошо, найдём.

– Не найдём, а просто узнай у таксиста, как он её довёз.

– Понял. Сделаю, – ответил Гарик и как по мановению волшебной палочки исчез из поля зрения.

Рома всегда поражался способности этого крупного и широкоплечего, весом почти равного ему парня двигаться так, словно он состоял из прозрачного дыма – исчезать мгновенно и бесшумно. Гарик был моложе на пять лет, и Рома знал его с давних времён боксёрской молодости, когда мелкий пацан пришёл в секцию, где они с Филом тренировались. Сейчас Гарику было двадцать два, но карьеру боксёра он уже закончил, хотя подавал большие надежды. И причина не в травмах, как у Ромы с Филом – он попал в неприятную историю: по пьянке послал в нокаут парня и получил год условно. О карьере профессионального боксёра Гарику пришлось забыть. Ему предлагали участвовать в боях без правил, но Роман убедил не связываться с криминалом и пригласил его в клуб охранником. Из-за судимости бывший боксер не мог применять силу и вступать в рукопашную с дебоширами, но природная смекалка помогала ему сглаживать конфликты без грубости. А если переговоры не помогали и буянов не удавалось выпроводить, в дело вступали те, кому было можно пускать в ход кулаки.

По истечении срока судимости – Гарик называл это «дисквалификацией» – он мог наконец заняться охранной деятельностью и стал водителем и персональным телохранителем Романа. Впрочем, «водитель-телохранитель» – это скорее условное определение его обязанностей. Роман не особо нуждался ни в том, ни в другом: он отлично водил машину и умел постоять за себя. Гарик стал скорее его личным помощником и со своими задачами справлялся великолепно. Это даже Фил признавал, хоть и немного ревновал друга к Гарику. Как-то раз он дал ему краткую, но, по мнению Ромы, исчерпывающую характеристику: «Субординированный, сообразительный, ничего не гнушается». Последнее касалось того, что Гарик брался за любые поручения – хоть за покупку предметов женской гигиены. Единственное, что немного напрягало – это безудержная тяга Гарика к слабому полу. Но Роман списывал это на возраст, прекрасно помня, что в двадцать два они с Филом не пропускали ни одной юбки.

Едва поняв, что вопрос с девушкой закрыт, Филипп вальяжно развалился на диване и уже никуда не спешил. Похоже, отмазку с Лерой он придумал, чтобы не заниматься поисками.

– Ну расскажи, брат, – начал он, ухмыляясь, – как всё было?

– Я тебе что, мазохист, это дерьмо пересказывать?! – зло сжал губы Рома. – Всего, что сказал по телефону, тебе недостаточно?

– Ну что, прямо так и застал? – продолжал допытываться Фил. – Прямо в постирочной?

– Нет, криво! Конечно, прямо! Почти весь процесс!

Рома вспомнил сцену в подсобке, и его опять накрыл приступ неконтролируемой весёлости. Он попытался подавить наползающую на лицо улыбку, но в итоге не удержался и прыснул. Фил с немалым удивлением уставился на друга.

– Тебе смешно?

– А то! Ты бы видел, как они метались по комнате, словно тараканы.

– Да-а-а, – округлив глаза, протянул Филипп. – И что дальше?

– Ничего. Сучку эту к мамане отправил, а шустрика в больницу.

– Отметелил?

– Врезал разок – с правой. Ты понимаешь, он сам виноват, – зачем-то начал оправдываться Рома. – У меня и в мыслях не было. Даже не злился. Стою, ржу, как дебил, а он на меня с кулаками. Ну, я на автомате и…

– Тяжело приложил?

– Вырубил. Челюсть в двух местах треснула. Хорошо, что Гарик сам боксёр. Быстро в чувство привёл и отвёз в травму.

– Не заявит?

– Пусть докажет сначала. Гарик ему популярно объяснил всё по понятиям.

– Это он умеет, – согласился Филипп. – Ну, ты, я смотрю, не сильно расстроился. Ржёшь!

– Сам в шоке. А ведь, похоже, сидело во мне предчувствие. Словно ждал чего-то. Подлянки какой-то, что ли?.. Сейчас даже облегчение ощущаю. Словно после поноса, – добавил он через паузу.

Рома действительно ощущал странную легкость – будто сбросил тяжёлый груз, который нёс очень долго. Фил вытаращился на своего друга, некоторое время молча переваривал, затем покатился со смеху.

– Ну ты выдал! – просипел он, утирая пальцами слёзы. – После поноса! – повторил Фил и закатился по новой.

– Бабуля расстроится, – с досадой проговорил Рома.

– Наоборот. Мина Валидовна только обрадуется. Она давно говорила…

– Что-о-о? – в голосе Романа зазвучало недовольство. – Кому говорила? Тебе? Ты меня с ней обсуждаешь?!

– Я-я-я?! – ткнул себя пальцем в грудь Филипп. – Никогда! Она просто спрашивала, насколько у вас всё серьёзно. Ну и прошлась по твоей от души. Мы с Лерой даже слегка припухли.

– Блин! Ещё и при Лере?! Когда вы успеваете за моей спиной шушукаться?

– Да почему шушукаться? Ты, типа, не знаешь, что мы у неё бываем? Так она сама приглашает. Нам что, отказываться? Я Мину обижать не собираюсь, она мне вроде тоже не чужая.

– Всё, проехали. Шиш ты что ещё от меня услышишь.

– Ну, спасибо, друг! И это после того, что я для тебя…

– Ага, очередной воронежский хомут привёз, – недовольно оборвал его Рома.

– Да иди ты!

– Уже в пути!

Роман хмыкнул, поднялся из кресла, сбросил пиджак и направился в небольшую душевую, оборудованную рядом с кабинетом. Встав перед зеркалом, он быстро нанёс крем для бритья и принялся скоблить станком тёмную щетину. Бабушка терпеть не могла видеть его небритым. «Или бороду отпусти, или брейся», – недовольно ворчала она, ощутив под пальцами колкую поросль.

Закончив бриться, Рома умылся, протёр лицо и брызнул на шею туалетной водой из зелёного флакона с изображением всадника. В кабинете он натянул пиджак, сгрёб со стола телефон, ключи и вопросительно посмотрел на Фила.

– Ну что, погнали по домам? А то Лера тебе клизму вставит.

– Не-е, она сегодня к матери намылилась, так что можем гулять. Давай накатим? – предложил друг.

– Не хочу. Поеду бабулю обрадую.

– Поздно уже.

– Она раньше двенадцати не ложится. Да и домой мне не в кайф. Поживу у неё недельку.

– Тогда погнали.

-–

Рома ковырялся в карманах, пытаясь найти ключи от двери бабушкиной квартиры, когда замок щёлкнул и дверь потихоньку отворилась.

– Спасибо, – обронил он, шагнул внутрь, нагнулся и коротко чмокнул в щеку пожилую седовласую женщину в домашнем синем платье и фартуке.

– В прихожей возилась. Слышу, толчётся кто-то за дверью. Глянула на экран – ты.

Рома быстро сбросил в подставленные женщиной руки пальто, сменил туфли на мягкие тапочки и спросил:

– Мина ещё не легла?

– Как всегда полуночничать собралась. В гостиной пасьянс раскладывает.

– Спасибо, Елена Павловна, – ещё раз поблагодарил он пожилую женщину, легко тронул её плечо и прошёл внутрь квартиры, продолжая хлопать себя по карманам. Ключи обнаружились в боковом кармане пиджака, и он чертыхнулся про себя.

Дверь в гостиную была приоткрыта, и он сначала осторожно заглянул туда через широкую щель, и лишь после вошел в просторное помещение. Комната была обставлена дорогой и основательной мебелью: громоздкий диван с деревянными резными подлокотниками, два таких же массивных кресла, буфет из орехового дерева, журнальный стол и старинное пианино известного мастера, которое Мина привезла с собой из Баку. Инструмент был настолько древним, что его приходилось настраивать по два раза в год, пока Роман не сделал любимой бабушке подарок: нашёл в Германии реставратора, оплатил его проезд и проживание в дорогом отеле. Мастер возился две недели, разобрал пианино почти полностью, но всё-таки привёл в порядок. Мина была просто в восторге.

Стены гостиной украшали картины – прекрасно выполненные копии произведений известных мастеров. До смерти Виталия Андреевича Ракицкого, хозяина квартиры, здесь висели преимущественно подлинники. Их было около полутора десятков. Незадолго до своей кончины Ракицкий почему-то начал распродавать коллекцию, заменяя подлинники копиями. Он не скрывал это от Мины, но она не интересовалась причиной замены, полагая, что не должна лезть в дела мужа. После его смерти выяснилось, что подлинных осталось всего четыре картины, причём не самых дорогих.

По завещанию Мина являлась единственной наследницей и получила всё движимое и недвижимое имущество мужа. Часть денег оказалась в доверительном управлении инвестиционного фонда и была вложена в акции крупных российских компаний, часть лежала на рублёвых и валютных депозитах. С учётом денег, вырученных от продажи оставшихся картин, набралось чуть больше двух миллионов долларов. Однако это было меньше трети стоимости всей коллекции, и куда делись остальные деньги, Мина понятия не имела.

Обстановка этой пятикомнатной квартиры в Большом Левшинском переулке всегда возвращала Романа в детство. Он жил в собственном доме, достроенном в прошлом году, но здесь чувствовал себя более комфортно, отдыхал душой, расслаблялся и напрочь забывал о жизненных перипетиях, проблемах и неудачах. Ракицкий купил квартиру в доме с подземной парковкой, бассейном и СПА на нижних этажах в две тысячи третьем, перед тем как сделал предложение Мине. Квартира была просторной: большая гостиная, кухня-столовая, огромный холл и четыре спальни с собственными санузлами и гардеробными. Сейчас бабушка говорит, что чувствует себя здесь как на стадионе, но даже и не помышляет о продаже. Квартира наполняется голосами только когда приезжают из Италии мама с мужем и сестра Романа, в остальное время здесь живут только бабушка и горничная, которая работает у них с незапамятных времён. Роман и Мина считают её членом семьи и относятся соответственно.

Предполагая неприятный разговор с повторным пересказом сегодняшних событий, о которых хотелось поскорее забыть, Роман всё же натянул на лицо самую беззаботную улыбкуи решительно направился к сидящей в кресле бабушке.

– Добрый вечер, Мина.

Ей нравилось, когда он называл её просто по имени. Она говорила, что чувствует себя снова молодой, слыша своё имя из уст прекрасного юноши. «Прекрасный юноша» – это определение в отношении себя внук слышал с самого детства, и лет до восемнадцати его от этого коробило. Он злился на бабушку, хотя внешне недовольства не выказывал. Повзрослев, Рома смирился и перестал обращать внимание на цветистые эпитеты. Если это доставляет удовольствие родному человеку, он готов терпеть и не такое.

– Здравствуй, мальчик мой, – радостно воскликнула бабушка и потянулась навстречу его объятиям.

Роман наклонился и, вдохнув знакомый с детства аромат духов, обнял её за плечи. Бабушка провела пальцами по его щеке и удовлетворённо улыбнулась.

– Гладенький.

– Как себя чувствуешь?

– Словно мне семьдесят. Представляешь? – отшутилась она.

Мине столько и было, но выглядела она намного моложе. Регулярные занятия йогой, СПА-процедуры, длительные прогулки в парке, бассейн – стареющая женщина вела непримиримую борьбу с возрастом, и пока ей удавалось сохранять бодрость и изысканную привлекательность. Природа наделила её удивительно красивой кожей – ровной, почти неувядающей. Благодаря уходу и, возможно, хорошим генам, она даже в почтенном возрасте смотрелась довольно свежо. Никакой пластики Мина не признавала, но старела красиво. К тому же она обладала чувством стиля, и сегодня, в элегантном шёлковом домашнем платье, с тонким, закрученным в виде тюрбана шарфом на голове и умело нанесенным макияжем, она действительно выглядела прекрасно для своего возраста.

– А как ты себя чувствуешь после сегодняшнего? – спросила Мина, буравя внука взглядом.

Её прямой вопрос застал Романа врасплох. Усевшись в кресло напротив, он только собирался с мыслями, как преподнести сегодняшнее событие, но она, по-видимому, уже всё знала.

– Откуда? – хмуро буркнул он.

– Ну что ты так реагируешь? Лера позвонила.

– Ну, получит она у меня, – процедил Роман.

– За то, что пальму первенства перехватила? – лукаво уточнила Мина. – Ты хотел сам рассказать или утаить от меня?

– Не говори ерунды.

– Хорошо. Ну давай, посвяти меня в подробности.

– Боюсь, что подробности тебе не понравятся. Давай опустим их. Если в общих чертах, я застал Алину с водителем и выгнал её.

– Надеюсь, без рукоприкладства?

Рома нервно поёжился, припомнив закатившиеся глаза парня.

– Чуть-чуть, – виноватым тоном признался он, приподняв кисть руки и обозначив произошедшее крошечным зазором между большим и указательным пальцами.

– Как! Ты ударил женщину?! Рома, мальчик!..

– Нет. Её хахаля, когда он хотел мне в табло заехать. Я что, должен был ещё и морду ему подставить?! – разозлился Роман, незаметно для себя переходя на сленг.

– Фу! Не выражайся как босяк! Сильно ты его?

– Один раз.

Мина почувствовала неуверенность в голосе внука, словно он чего-то недоговаривал, и осторожно уточнила:

– Один? И что в итоге? Что с ним?

– Полный аут. Челюсть сломал.

– Надеюсь, ты отвёз его в больницу? Он от тебя такую беду отвёл, спас от змеи. Ты ему должен быть благодарен, – с долей назидательности заметила бабушка.

– Гарик отвёз.

– Гарик?! Ты доверил раненого этому бандиту?! – возмутилась она и с усмешкой добавила: – Он мог его и на кладбище отвезти. Ты проверь.

– Ба, ну что ты такое говоришь! Почему опять бандит?!

– Не кипятись. Я утрирую, конечно. Но твой Гарик своими манерами иногда напоминает гопника.

– Да, не в школе бальных танцев воспитывался, – угрюмо согласился Роман. – Зато надёжный.

– Дай бог. В общем, я рада, что эта особа себя проявила. Я чувствовала фальшь в ней. Гулять от молодого, красивого…

– Фальшь тебе по определению чувствовать положено, – ухмыльнулся внук. – Погоди! – вдруг опомнился он. – А от старого, по-твоему, гулять можно?

– Ну-у, от старого, как бы это сказать… Бывают обстоятельства… – она замялась, подбирая слова, и внук не преминул воспользоваться её замешательством:

– Мина, а ты случайно не своего первого мужа имеешь в виду?!

– Рома, прекрати! Зачем ворошить…

– Ба! Ну ты уж если начала…

Внук застыл, упираясь заинтересованным взглядом в лицо бабушки, и она, поразмыслив с полминуты, кивнула и призналась:

– Во-первых, меня практически насильно выдали замуж. Я с мужем ни секундочки счастливой не была. Как мужчина… он был практически никакой. Ты понимаешь, о чём я. Только вино хлестал сутками и про деньги со мной скандалил – жадный был до ужаса! Что я чувствую, ему было наплевать. А мне так хотелось, чтобы меня любили, – Мина помолчала, словно собираясь с мыслями, затем продолжила: – В общем, пристал ко мне один из нашего театра – молодой, красивый. Ноги мне целовал… А слова какие говорил! В небе звёзды взрывались, когда мы были вместе.

– Ну, ба, ну ты даёшь!

– Мы очень любили друг друга. А тут вдруг муж взял и умер. Год траура, представляешь?! Ни шагу влево, ни шагу вправо. Родственники меня заботой окружили, облепили, словно муравьи. Не до любви мне стало. В общем, как-то мы отдалились, потом и вовсе расстались, – Мина коротко вздохнула и закончила грустное повествование. – Он потом уехал куда-то.

– А Ракицкий? Откуда он свалился?

– Ракицкий – это уже потом, через полтора года после смерти мужа появился. Он в Баку по делам прилетел и решил театр посетить. Мы как раз тогда «Аиду» давали, а я главную партию пела. Он и влюбился. Ухаживал божественно. Стихи читал, романтично в любви объяснялся. Приятный, галантный и симпатичный. Для своих лет выглядел просто прекрасно. Ну я и поплыла. Влюбила-а-ась, без памяти!

– Золото, бриллианты к тому же, – подсказал Рома и рассмеялся. – Ну ты даёшь, Мина. Я тебя обожаю!

– И судя по тому, как веселишься, по своей ты терзаться не собираешься?

– Не понимаю почему, но ничего такого и в помине нет.

– Потому что это было просто увлечение. Я сразу видела, что это не твой человек.

Роман поднялся, перегнулся через стол, стараясь не нарушить стройные ряды разложенного пасьянса, и прижался щекой к лицу бабушки.

– Всё, забыли, – тихонько оттолкнула она его. – У меня к тебе посерьёзней дело.

Рома моментально напрягся. В последний раз, когда Мина с таким лицом начинала разговор, она преподнесла ему новость о своей болезни. У неё обнаружили что-то непонятное в груди, и следующие два месяца он был как на иголках, пока полное обследование не показало, что ничего страшного нет.

– Что случилось? Что-то плохое? – беспокойно спросил внук.

– Пока не знаю. Мне сегодня позвонила девушка – Александра. Представилась дочерью Виталия.

– Виталия Андреевича?.. Ракицкого? Как такое может быть? Ты же говорила…

– Говорила. С его слов говорила. Он меня уверял, что родственников у него нет. Они все в блокаду умерли, только отец выжил, потому что на фронте был. Отца не стало в начале двухтысячных. Виталий был единственный ребёнок. Кстати, его состояние имеет военные корни: отец картины с фронта привёз. Они их до развала Союза боялись обнародовать, ну а потом успешно продали. Так что я не знаю, как к этому звонку относиться.

– И что она хотела? Денег? Наследства?

– Нет. Она сразу предупредила мой вопрос на эту тему. Ей, как она сказала, нужно посоветоваться. В общем, мы с ней договорились, что завтра в шесть она приедет.

– Сюда?!

– Ну а куда ещё? Конечно, сюда.

– Ба, ты в своём уме?! Незнакомого человека в дом приглашать. А если она мошенница? Если завтра тебя обворуют или ограбят?

– Ерунда. Здесь и брать-то нечего. Копии картин или бижутерию? Драгоценности в банковской ячейке, деньги на картах. И потом – она мне показалась очень милой и воспитанной. Не то что эта твоя…

– Так, про эту забыли! Я завтра…

– И я же об этом. Ты появись к назначенному времени. В принципе, и Гарика можешь своего взять. Елена его покормит в столовой. Он в прошлый приезд очень её котлеты нахваливал.

Что-то в голосе бабушки насторожило Романа, плюс её неожиданное предложение пригласить Гарика. Он внимательно всмотрелся в лицо Мины, но оно оставалось непроницаемым, только сомкнутые в замок пальцы выдавали внутреннее напряжение. Рома поднялся, обошёл стол и, присев на подлокотник кресла, обнял бабушку за плечи. Мина на несколько мгновений прильнула к нему, затем отстранилась и тихо сказала:

– Иди отдыхай. Я закончу пасьянс и тоже пойду к себе.

Рома устроился в своей постели, но не спалось, и он невольно перебирал прошедший день. После разговора с бабушкой сцена в постирочной, и всё, что за ней последовало, стало казаться ещё большей безделицей, проходным моментом в его жизни, а вот неожиданное появление дочери Ракицкого несколько напрягало. Мысли в голове теснились, толкая и погоняя друг друга, словно играли в чехарду. Отчего-то припомнилась первая встреча с Алиной. Он тогда был увлечён, просто очарован её красотой и сексуальностью, и практически не замечал ничего вокруг. Уже через две недели она переехала в его дом. Он готов был всё бросить к её ногам: драгоценности, шмотки… И машину, которую она наотрез отказалась водить сама, хотя права имела. Первый месяц её возил Гарик, пока не подобрали постоянного водителя. Стоп!.. А ведь его помощник всеми силами увиливал от этой обязанности. Нервничал, находил различные причины, лишь бы спихнуть на кого-нибудь другого. Чёрт! Неужели Алинка и его охмурила? Вот это поворот… Нужно будет завтра устроить Гарику допрос с пристрастием…