3

5 декабря 2017

Я снова и снова прокручиваю в голове информацию – и не верю себе. Я убежденная одиночка, так где была моя голова в тот день, когда мой же язык предложил газете мою кандидатуру?! Я вознамерилась бросить вызов жизни? Пережила минутное помешательство? Скорее всего, ведь меня не интересуют сплетни, проводы на пенсию и соревнования по игре в петанк, разрази меня гром!

Несчастный случай. Подножка судьбы.

Лесное озеро. Заброшенный песчаный карьер в южной части города, на дороге в Отён. Подземные воды, подпитываемые Соной, затопили сотню гектаров земли. В детстве мы часто там купались, несмотря на строжайший запрет взрослых, но далеко не заплывали, помнили про смертоносные бочаги, которые то и дело образуются в глубине из-за подвижек в придонных слоях. Мало кто решался забираться на середину озера, слишком много мрачных легенд о нем ходило. Поговаривали, что по ночам на волю вырываются души утопленников в саванах и резвятся в лунном свете. Лично я не встречала никого, кроме туристов, гадящих вокруг пустыми пивными бутылками. Многие из нас входили в воду босиком, я даже в самую жару не снимала кеды, чтобы не порезаться осколком стекла или, не приведи господь, не пораниться ржавой железякой. И все-таки по вечерам мы собирались на берегу, разводили костер, слушали музыку и выпивали.

Тысячу лет там не была…

Впервые за полвека воду частично спустили, чтобы укрепить и привести в божеский вид берега рукотворного водоема. Коммуна прикинула стоимость работ и решила, что горожане заслужили песчаный пляж, горки, кабачок и… вышку спасателей. Все лучше, чем контролировать дикарей и оказывать помощь слишком ретивым пловцам.

Машину нашли рабочие, когда начали спускать западную часть озера. Случилось это на прошлой неделе. К берегам водоема можно подойти только по узким извилистым тропинкам, а те, кто приезжает на машинах, паркуются метрах в трехстах, на импровизированной стоянке между двумя полями.

Вытащенную со дна «Твинго» угнали 17 августа 1994 года в Ла-Комели, ее опознали по номеру. Вроде ничего необычного – воры решили избавиться от тачки и утопили ее, – но жандармов заинтриговала одна «незначительная» деталь: именно в тот день исчезла Клотильда Марэ.

17 августа 1994 года. У меня кровь заледенела, когда я услышала эту дату.

– Может, пошлете кого-нибудь поопытней, из центрального офиса редакции? – промямлила я, не надеясь на успех: подменка на то и подменка, чтобы «ложиться на амбразуру», когда большинство штатных сотрудников наслаждаются отдыхом. «Полиция начала расследование, так что… летите на озеро и снимите останки «Твинго», мы подверстаем ее к статье в вечернем выпуске…»

Ничего не поделаешь – принимаюсь за поиски своей пресс-карты, шарю в глубине ящика, ругая себя последними словами. И зря – на конкурсе «Мисс Петанк» документов с писак не спрашивают.

Я не любила Клотильду Марэ. Жестоко завидовала длинным стройным ногам, которыми она обвивала талию Этьена. Как сейчас вижу юную парочку: Клотильда – она в шортах – сидит на низкой каменной стенке, притянув Этьена к себе, у нее безупречный педикюр, на ногтях блестит красный лак. Золотистые босоножки валяются на тротуаре. Квинтэссенция женственности… Я умираю от желания спихнуть мерзавку на землю, занять освободившееся место, стать ею… но мечта остается мечтой. Я прохожу мимо влюбленных, не глядя в их сторону и почти не дыша.

Клотильда Марэ испарилась в год своего восемнадцатилетия. Ее исчезновение взбудоражило весь город. Почему она не оставила ни письма, ни записки, ничего не объяснила? Одна я не слишком удивилась. Клотильда была снобкой и тихушницей, друзей не заводила и чаще всего проводила время в одиночестве.

Черт, как хочется позвонить Нине в приют и рассказать о найденной машине! Никогда этого не сделаю… Хорошо, что я научилась обуздывать порывы!

Не представляю, что почувствует Этьен, узнав о находке.

4

Учитель Антуан Пи только раз сменил одного козла отпущения на другого. Это случилось в том учебном году, который начался в сентябре 1986-го и закончился в июне 1987-го.

Много-много лет – с 1955-го по 2001-й – в первый день занятий Пи мысленно выбирал жертву, наслаждаясь своей тайной игрой. Готовиться к ней он начинал летом, за кроссвордами, в Сабль-д’Олон, куда ездил каждый год.

Каким будет очередной «козлик»? Блондином? Брюнетом? Рыжим? Высоким второгодником или щуплым трусишкой? Учеником, которого он невзлюбит с первого взгляда! Тем, кто опустится на одну из скамеек в классе, произнесет «Здесь!» – и его голос проскрипит, как вилка по тарелке.

Слабым полом мсье Пи не интересовался, он искал мальчишку – не торопясь, дотошно изучая личные дела.

Как же он любил копаться в именах, фамилиях и семейном положении своих учеников! Это было… было… все равно что смотреть с улицы, из темноты, через окна на освещенное нутро чужого дома.

Профессии отца и матери. Пи никогда не выбирал сына ответственного работника, инженера или госслужащего, что и спасло Этьена Больё в первый день занятий 1986 года. Не вычитай Пи, что родители мальчика – высокопоставленные чиновники, отдуваться бы Этьену каждый проведенный в школе день! Учитель орал бы на него за то, что вскочил без разрешения и задал вопрос, да мало ли за что еще – повод всегда найдется…

Мсье Пи никогда не третировал «этих Абделей Кадеров»^[9] – так он называл детей мусульманского вероисповедания, сидя на террасах лучших кафе Сабль-д’Олон в обществе избранных друзей, преподавателей других школ.

В Ла-Комели у Антуана Пи не было даже хороших знакомых: положение и профессия заставляли держаться на почтительном расстоянии от учителя.

Ритуал был отработан детально: через три дня после «первичной сортировки», изучения профессионального положения родителей и их национальностей мсье Пи определял, кого будет… гнобить. Критерии оставались неизменными: ученик должен выглядеть полным идиотом с тупым взглядом, соображать медленнее черепахи, страдать всевозможными ти́ками, носить мятую, чуть засаленную в районе живота рубашку, грязную обувь и передвигаться развинченной походкой. Иногда мсье Пи начинал цепляться к мальчишке, который выглядел слишком уверенным в себе, высокомерным, то и дело улыбался уголками губ, смотрел искоса и вообще был странноватым. Таким учитель обожал затыкать рты.

Итак, он искал самую незаметную «трещинку» класса, чтобы проникнуть в нее, расположиться со всеми удобствами и приступить к игре.

Он всегда преподавал в классах второго года среднего курса начальной школы – последнего перед поступлением в коллежи, которые мсье Пи считал «большой помойкой национального образования», все до единого. Учителю казалось, что он ограняет драгоценные камни, чтобы они «закончили в сточной канаве». «Все это, увы, мартышкин труд, моя дорогая…» – любил повторять за обедом мсье Пи, когда жена наливала ему суп.

В сентябре 1986 года несчастный жребий выпал Мартену Деланнуа, повторявшему СЕ1 – первый год начального курса. Мальчик страдал дислексией и посещал логопеда. Пи не заставлял Мартена читать вслух тексты перед всем классом – это было бы слишком просто, слишком рискованно и недостаточно извращенно. Деланнуа-старшие, да и все остальные родители, ни в коем случае не должны были усомниться в авторитете учителя, наслушавшись рассказов своих отпрысков за ужином. Пи вызывал Мартена к доске и заставлял все утро решать зубодробительные математические задачи.

Он с трудом скрывал свое гаденькое ликование за фальшивой улыбкой, глядя, как бледнеет, трясется и потеет ребенок, из последних сил сдерживая слезы, а потом начинает безутешно рыдать (у некоторых даже кровь шла носом!). Добившись желаем результата, Пи медоточивым голосом произносил: «Ступай на место, дружок, останешься на перемену, и я все тебе объясню!»

Учитель редко повышал голос, но, если ученик болтал на уроке, или жена отказала ему вечером, или утром кто-то подрезал его на дороге, он как ястреб налетал на провинившегося, хватал его за шиворот и поднимал в воздух. Плохая оценка, уловки типа «ответ не по теме», хихиканье, болтовня, невнимательность, зевки… во всех этих случаях стены дрожали от крика, и мужской голос терялся в листве каштанов, растущих в школьном дворе.

Ни один родитель ни разу не пожаловался на мсье Пи, его имя произносили, уважительно понизив голос, с довольной улыбкой и благодарностью, что он воспринимал как должное. Все его ученики подтягивали успеваемость и улучшали отметки, а он говорил, скромно потупившись: «Я просто делаю свою работу…»

Мсье Пи мог часами, несколько уроков подряд, точно и ясно излагать тему, добиваясь, чтобы ее уяснил даже последний тупица. Неоднократное повторение его не смущало. Он давал ученикам задания длиной в две руки, заставлял снова и снова переписывать сочинения, так что по вечерам и в воскресенье они были загружены, как взрослые.

Да, Антуан Пи имел репутацию исключительно талантливого педагога, его нервная система подвергалась каждодневным испытаниям, и он свято верил, что имеет право на «мальчика для битья»! Даже директор школы мсье Авриль смотрел на художества Пи сквозь пальцы, считая приоритетом исключительные результаты его учеников.

Итак, мсье Пи начал игру с Мартеном Деланнуа, и продолжалась она до мартовского дня, когда в конце урока каждый ученик получил конверт с указанной ценой на коллективное фото и индивидуальные снимки в виде календарей, закладок и поздравительных открыток.

В то утро Адриена Бобена и Мартена Деланнуа оставили за партами, чтобы они закончили письменную работу на тему «Склонение множественного числа». Пи отправился пить кофе и вернулся в класс к 11:00, за несколько минут до начала следующего занятия.

Он обожал подкрадываться к «наказанному» ученику и дверь открыл бесшумно, посмотрел на Мартена – тот трудился, склонив голову набок, и то и дело облизывал губы. Пи уже открыл было рот, чтобы сделать ему замечание по поводу манеры держать ручку, но тут его внимание привлек Адриен Бобен. Кудлатый молчаливый коротышка. Прилежный ученик. Такие, как правило, не привлекают к себе ненужного внимания, но этим утром Адриену не повезло – он замешкался.

Ледяная игла пронзила сердце мсье Пи. Его острый ум за долю секунды произвел анализ, и удушающая ярость вкупе с извращенностью психики переключили внимание с одного ученика на другого, как будто электрическая дуга перекинулась от сидевшего в левом углу класса Деланнуа на забившегося в правый Бобена.

Адриен поднял голову и увидел тьму, плескавшуюся в глазах учителя. Из-за стекол очков на него надвигалась сумасшедшая смертоносная буря. Он сразу все понял. Отвел взгляд и вернулся к работе, но было, увы, поздно.